Дождался. Видимо, турок действительно обещал много денег.
Обернулась. Священник грустно брел по песку вдоль моря. Не бежал в испуге, а именно неторопливо шел повесив голову. Золоченая подставка для ведра осталась на пляже, как и три почти нетронутые восковые свечи и полупустой коробок спичек.
Мне святого отца даже жалко стало. Уж слишком наглядно я продемонстрировала его никчемность. Но что я могла сейчас сделать? Взяла подставку и занесла в сарай. Надо будет выяснить у Дары, где он живет, и занести эту штуку ему. Денег ведь стоит. У него, должно быть, не так много этой церковной утвари осталось. Свечки решила себе оставить, а то мало ли, ночью понадобятся. Освещения ведь не только в сарае, на всем пляже нет.
Дара вернулась через час. Рассказывать, как обидела попа, я ей не стала. Она же наверняка его хорошо знала, а мне уже было немного стыдно от того, как я с ним поступила. Выяснила только, где тот живет, – под предлогом, что вдруг мне консультация понадобится.
К счастью, на море штормило, и план Дары плыть к пещере рухнул. Мне было так страшно приближаться к этому зловещему месту, что я даже обрадовалась, а заглядывать и тем более спускаться в колодец бесстрашная подруга и сама предложить не рискнула. Она долго оценивала разбивающиеся о камни белые брызги, потом, прищурив глаза, посмотрела на небо, где облака неслись со скоростью самолета.
– Завтра все успокоится, – уверенно заявила она и пообещала одолжить у какого-то деда лодочку, чтобы не мокнуть в ледяной воде.
Потом спохватилась:
– Ой, опять не выйдет. Завтра же Хэллоуин! Весь город гулять будет на фестивале.
Я равнодушно пожала плечами – мол, подумаешь! – а сама обрадовалась, ведь поездка к пещере откладывалась так далеко, что, глядишь, дурная идея сама собой рассосется в голове подруги.
– Ты что, не понимаешь? Это же маскарад! Все будут в костюмах и масках. Большинство людей привидениями оденется.
– Ну и что?
– Так давай и тебя нарядим! Ты сможешь гулять, как все.
– В смысле? – растерялась я.
– В прямом! Накинем тебе на голову простыню, и тебя все будут видеть.
– Зачем это?
– Ты разве не хочешь снова почувствовать себя человеком?
Я грустно посмотрела на подругу, и она поняла, что сморозила глупость.
– Ой. Прости! – Дара прижала кончики пальцев к губам, потом с досадой всплеснула руками. – Я не то имела в виду!
– Да ладно. Идея хорошая, – вздохнула я, – только общаться все равно ни с кем не смогу. Даже с тряпкой на башке меня никто не услышит.
Подумала и добавила:
– Но хоть толкаться не будут, и то хорошо. Давай попробуем. Буду немым привидением.
Дара сразу обрадовалась и оживилась:
– Я принесу старый пододеяльник. У нас есть такой: белый, большой и даже почти не рваный.
– Еще маску надо какую-нибудь или очки темные. А то в прорезях для глаз пустота будет.
– Ой. Да. Как-то не подумала. Тоже захвачу. Ой, как здорово! – воскликнула Дара и, не в силах сдержать восторг, быстро прокрутилась на месте.
– А родители тебя в город отпустят?
– Так они же с нами пойдут.
Я аж поперхнулась и закашлялась:
– И как ты себе это представляешь? Папа, мама, дочка и неизвестное молчаливое привидение.
– Ну… давай я тебе костюм уже в городе выдам, и тогда никто ничего не поймет. Вот увидишь!
И Дара начала рассказывать, как проходит праздник в городе: карнавал, дискотека и знаменитый парад смешных лодок в бухте, на которые обычно приезжает посмотреть куча туристов. Поэтому лайнер недавно и пришвартовался.
Я слушала рассеянно, почти не запоминая информацию, потому что все это время смотрела на лабиринт. Там же еще целых четыре предмета, а тьма за спиной ползет ко мне без остановки. Я сплю, она ползет. Я гуляю, она ползет. Как этот узор на полу поможет мне остановить ее? Что произойдет, когда я заберу из центра все предметы? Мрак ускорится и тут же поглотит меня или, наоборот, исчезнет в бессилии? Потому что мне кажется – тьма спешит. Боится не успеть. То есть она, вероятно, не сумеет схватить меня до какого-то определенного времени? Монстр, который прячется в пещере, и та штука за моей спиной выглядят одинаково. Если тьма в зеркале рассчитывает, что через пару дней дотянется до моего горла своими мерзкими, как тонкие червяки, щупальцами, то зачем она приходит в виде фальшивых мертвецов и стремится убить меня как можно скорее? Не проще ли просто подождать? Так нет же, она спешит. Почему? Голод? Нет, скорее чует, что добыча может ускользнуть. Значит, у меня есть шанс. В чем еще он может заключаться, кроме как в этом лабиринте? В таком случае мне нельзя терять время.
– Я готова к следующей попытке, – сказала вслух, не подумав, что прервала подругу на полуслове.
– Что? – вздрогнула Дара и недоуменно уставилась на меня.
– Я хочу пройти второй дорогой в лабиринте. Если, конечно, ты не против.
Дара почесала нос и поежилась – было видно, что боится и очень не хочет повторять пытку. В прошлый раз она чувствовала боль, страх и унижение не меньше меня. Однако подруга кивнула:
– Хорошо. Я готова.
Я взяла ее руку и крепко сжала:
– Спасибо. Прости. Хотела бы не подвергать тебя всему этому, но…
– Я понимаю, – серьезно ответила она. – Давай. Какую дорожку выбираем?
В прошлый раз от входа мы пошли самым левым путем. Теперь я выбрала крайний справа. Боковые были длиннее остальных, если посчитать все изгибы, а центральный путь так вообще вел к пентаграмме по прямой.
Дара поставила пальцы на линию, я обхватила ее кисть своей ладонью, и мы начали движение. Этот путь, как я уже посмотрела, вел к бумажному самолетику, сделанному из тетрадного листа.
Воспоминание о чувствах накрыло мгновенно, как удар молнии.
Слезы. Безудержные слезы катятся из моих глаз. Все кончено. Жить дальше невозможно. Это такое глубокое чувство безнадежного горя, что хочется выть и скулить, как побитая собака.
И это только первый поворот. Как и в прошлый раз, в начале пути по лабиринту по мозгам бьет самая сильная эмоция этого эпизода. Дальше будут проявляться детали.
Бумажный самолетик. Он прилетает мне на парту, пока учительница стоит спиной к классу и что-то пишет на зеленой доске. Смущаюсь и быстро прячу его под стол, чтобы не заметила соседка. Та очень удачно склонила голову и старательно переписывает информацию с доски в тетрадь. Мельком оборачиваюсь. Кто кинул самолетик, я и так знаю. Его взгляд я ловлю на себе каждый раз, когда смотрю назад. Сейчас он с нарочито каменным выражением лица делает вид, что поглощен написанным на доске. Смотрю на одноклассников: кто еще видел полет этого послания? Вроде никто на меня с любопытством не пялится. Ну и хорошо. Прочту на перемене, а то училка имеет поганую привычку отбирать подобные записки и издевательски зачитывать вслух.
Следующий поворот линии лабиринта.
Какое неуклюжее свидание. Да и назначено достаточно нелепо. Нет, идея с самолетиком в чем-то даже романтична. Только вот слова на обратной стороне крыла скупы, скомканы смущением и нарочитым безразличием. Дескать, может быть, между прочим, нам стоит прогуляться вдвоем?
Ну и прогулка получается такой же странной. Мы молча бредем по улицам родного района, почему-то опасаясь встретить одноклассников и поэтому выбирая самые безлюдные места. Пару раз он спрашивает, не холодно ли мне, видимо, надеясь накинуть свою куртку мне на плечи, но у меня горят щеки и вообще вся кожа. Мне так жарко, что я каждый раз отказываюсь. Мы перебрасываемся ничего не значащими словами, касающимися кого угодно, кроме нас двоих. Обсуждаем одноклассников, учителей и последнюю контрольную.
Наконец он собирается с духом и спрашивает, какая музыка мне нравится, а я, наоборот, так смущаюсь, что не нахожу ничего лучше, как ответить: «Разная».
Весь вечер и ночь, обнимая мокрую от слез подушку, я ругаю себя за то, что в тот единственный раз, когда неуклюжий разговор вроде как перешел на личное, сморозила глупость и все сломала. Ведь на этом наше свидание и закончилось. Мы еще побродили вдоль набережной, он проводил меня до подъезда, и я пошла рыдать.
По этой линии было определенно легче идти, чем по предыдущей. Там душу пронизывали страх и боль, здесь ее медленно наполняли тяжелая горечь и обида. Я еще не понимала от чего, но уже подозревала. Так разбивать сердце умеет только любовь. Сопротивление лабиринта ощущалось, и двигать руку было физически тяжело, но все равно я не тратила столько сил, как в прошлый раз.
Еще один поворот.
Он все-таки написал мне. Мы переписываемся вечерами и ночами. Опять болтовня ни о чем, но мы все-таки общаемся! Мне ведь казалось, что своим неуклюжим поведением во время первого свидания я все сломала.
Однажды, когда я иду домой, он подбегает непонятно откуда и предлагает донести портфель. Я так радуюсь! Потом это повторяется еще раз и еще. Он уже доводит меня до двери квартиры, но из школы мы вместе никогда не выходим.
Я понимаю. Общение с девочкой-изгоем, над которой издеваются все крутые, у кого нашлось достаточно жестокости в сердце, никак не прибавит ему популярности. Скорее наоборот. Если не выдержит давления, то и сам может превратиться в такого же уродца, как я. Даже несмотря на то, что, в отличие от меня, он очень силен. Вряд ли кто-нибудь из мальчишек рискнет бросить ему вызов один на один. Но как выстоять против стаи? Когда та пустит в ход не кулаки, а слова и плевки…
Линия опять развернулась на сто восемьдесят градусов. Рука дрожала от напряжения, но физическая усталость – это ерунда. Путь по лабиринту истощал морально. Выжимал, как губку, опустошал, отбирая все внутренние силы. Сердце сжималось в груди. Я понимала, что увижу дальше. Нет, не помнила. Просто понимала, что эта история не закончится хорошо. У меня не было хеппи-эндов в той жизни. Хотя в какой «той»? В единственной, которую я не сумела прожить.