«Ничего себе!» – обмер Быстров.
Наставив ствол на надвигающуюся толпу, Антуан повел им справа налево и что-то сказал. Не очень громко. Но его услышали и остановились. Антуан обернулся и, увидев собак, на свою беду вернувшихся к веранде, быстро выстрелил два раза – один за другим. Самый большой – рыжий широкогрудый пес перекувыркнулся через голову, второй, подпрыгнув, повалился на бок. Оба остались лежать неподвижно, остальные с воем разбежались. Пример чужой смерти – самая убедительная вещь на свете, даже если это смерть собаки! Но толпа рассерженных завсегдатаев не стала расходиться – только отступила назад, бросая на белых злобные взгляды. В руках у нескольких блеснули большие складные ножи.
Антуан хищно оскалился, вытащил из брючного кармана вторую обойму и положил на стол, чтоб была под рукой.
– Разбегайтесь, псы! – рявкнул он, но никто его не послушал.
Неизвестно, чем бы дело кончилось, но в это время раздался приближающийся звук мотора, и к «Саванне» подкатил знакомый джип с тентом на четырех металлических штырях. За рулем сидел Траоле. Он быстро сориентировался в ситуации – с пистолетом в руке выскочил на веранду и ворвался в толпу, гортанно крича что-то на своем языке. Как ни странно, это подействовало: толпа дрогнула, ножи со стуком упали на бетон, африканцы шарахнулись в разные стороны и разбежались, как только что бежали прочь напуганные собаки. Траоле спрятал пистолет и принялся что-то собирать с пола. Веранда почти опустела, официанта тоже видно не было. Только единственный уцелевший из агрессивной четверки, стоял на прежнем месте, исполненный значимости и гордости. Ноздри его раздувались, глаза метали молнии.
– Ну, ты получил ответ на свой вопрос? – спросил Антуан, пряча пистолет под рубашку. Сидящий неподвижно Быстров ответил не сразу – он был в ступоре.
– На какой вопрос? – наконец, ожил он.
– В какой сфере я специалист, – криво улыбнулся француз.
– О да, это я понял! – кивнул Дмитрий. – Очень хорошо понял!
– А почему ты не добил этого? – Антуан кивнул на четвертого африканца, который стоял столбом и что-то бормотал сквозь зубы.
– Потому, что я специалист только в геологии…
– Ладно, думаю, мы сработаемся, – сказал Антуан. – Ты займешься геологией, а я – безопасностью.
К ним подошел Траоле, положил на стол подобранные ножи, и заговорил с Антуаном. При этом он кивал на окровавленную троицу, и в голосе чувствовался то ли страх, то ли укоризна.
– Это Нгвама – главный адепт секты Великого Юки, – перевел, наконец, француз, указывая на поверженного великана. – А это его свита. Они наделены шаманским даром и неприкосновенны. Аборигены боятся их и подчиняются беспрекословно.
– А почему же они подчинились этому… Траоле?
– Потому, что Абрафо принадлежит к «Черным леопардам».
– Значит, «Черных леопардов» они боятся больше?
Антуан сделал неопределенный жест, который можно было истолковать, как угодно.
– Аборигенов трудно понять. Они говорят одно, думают другое, а делают третье. Полагаю, что все зависит от конкретных обстоятельств. Но и мы действовали в конкретных обстоятельствах. Хотя Абрафо говорит, что их не стоило калечить, но у нас не было выбора. Теперь нам придется уехать из этой гостиницы туда, где нас не найдут. Кстати, он предложил тебе взять себе нож по вкусу. Но тут нет ничего стоящего, согласен?
– Согласен, – кивнул Быстров. Он был готов согласиться на что угодно, лишь бы скорей оказаться подальше от этого страшного места.
Они сели в машину. Траоле попросил не говорить никому о том, что он опоздал. И о драке не говорить тоже. Как поняли европейцы, в противном случае вина за инцидент ляжет на него.
– Ну, и хрен с ним, – сказал Антуан. – Не скажем!
Обрадованный Траоле отвез их на ночлег в общежитие Бюро безопасности. За высоким забором, под вооруженной охраной Дмитрий успокоился. Они по очереди приняли душ, и в одних плавках развалились в креслах под крутящимися лопастями вентилятора. Напарник закурил сигарету.
– Что это значит? – Дмитрий кивнул на татуировку, украшающую его плечо: круглую гранату, похожую на старинное ядро, испускающую семь остроконечных языков пламени и расположенную ниже полукругом надпись: «Legio Patria Nostra»[8].
– Символ Иностранного Легиона, – пояснил Антуан, глубоко затягиваясь. По комнате расползался пряный запах гашиша.
– Ты служил в Легионе? – удивился Дмитрий. – Разве французов туда принимают? Я думал – только иностранцев…
– Как правило, да… Но у меня случилась неприятность, пришлось заметать следы. А из Легиона выдачи нет, – Антуан запрокинул голову и расслабленно выпустил в потолок ровное кольцо дыма. – К тому же там можно поменять фамилию и получить новые документы…
Кольцо дыма, сохраняя форму, поднялось на метр с лишним, а потом было деформировано и рассеяно потоком воздуха от вентилятора.
– А что за неприятность? – бестактно спросил Быстров, хотя понял, что разговаривать на эту тему, напарник не настроен. И действительно – тот кольнул его острым взглядом, но расслабленность сделала свое дело: колючесть тут же исчезла.
– Ерунда. Подрались в баре с каким-то арабом, он стал меня душить, пришлось использовать нож… Благодаря этому арабу, я и не стал дипломированным геологом… Впрочем, мне понравилось то, кем я стал…
– Но сейчас ты, похоже, не служишь в Легионе?
– Верно. Однако, ты задаешь слишком много вопросов! – колючий взгляд снова кольнул Дмитрия. – Может, это Бонгани поручил меня прощупать?
Дмитрий покачал головой. Он уже был не рад своему любопытству.
– Нет, конечно. Я не так близок с этими людьми.
– А я, считаешь, близок? – прищурился Антуан, бросив взгляд на лежащий под рукой, и еще пахнущий сгоревшим порохом, пистолет.
Дмитрий так и думал. Но поспешно затряс головой.
– Ничего я не считаю. Просто мы напарники и должны лучше узнать друг друга.
– Узнаем еще, время будет… Мы с тобой проходим под псевдо «Архангелы». И зовут тебя Самуил, а меня Рафаил, – как настоящих архангелов. А сейчас давай спать.
До утра они спали спокойным глубоким сном. Но когда через три дня Архангелы грузились в вертолет, Бонгани между делом сказал, что в ту ночь гостиница «Сова» сгорела, и двое белых постояльцев были убиты. А Траоле, хотя и держался в стороне, но все равно Самуил и Рафаил заметили, что нос у него опух, а из-под темных очков выглядывает огромный синяк.
Борсхана, джунгли, 1991 г.
Двенадцать человек, стараясь не производить шума, растянулись метров на тридцать. Самуил шел в середине цепочки, Рафаил – перед ним. Прокладывал путь старший из туземцев – Кобэ, замыкал шествие Отино. Эти двое держали наготове копья и луки со стрелами, чтобы отбить возможное нападение дикарей или опасных животных, а Кобэ еще и разрубал переплетение лиан и закрывающие дорогу ветки. Благодаря этому, они несли только половину груза. Все остальные, кроме белых, были загружены по полной. И женщины не составляли исключения – они несли столько же, а ширококостная, коренастая Амбала – даже больше мужчин.
Джунгли жили своей жизнью. Кричали и прыгали с ветки на ветку обезьяны, пели птицы. При приближении людей лес настороженно затихал, чтобы через несколько минут снова ожить за спиной. Иногда с дороги уходили крупные звери, с шумом продираясь сквозь плотные заросли. То и дело попадались змеи. Вот толстый удав поспешно уполз в сторону. Брызнули из-под тяжелых ботинок Рафаила лесные ужи. Древесный полоз неожиданно свесился над плечом Чакайда, и идущий следом Отино ножом рассек его пополам.
Экспедиция длилась уже больше года. Поиск в горах не дал положительных результатов – кимберлитовые трубки там имелись, но неудобное расположение и большая глубина залегания делали разработку экономически нерентабельной. Теперь они шли к реке Кванзе, чтобы повторить геологический поиск. Все уже устали, к тому же за прошедшее время они потеряли двоих, и по одной причине: из-за Великого Юки.
Племя юки-юки пользовалось самой дурной репутацией. Не только из-за воинственности и агрессивности, но и из-за стойкой приверженности к поеданию себе подобных. Однажды, правительство Борсханы решило стереть позорное пятно с репутации страны, и покончить с каннибализмом. Заслали в джунгли принявших цивилизованный образ жизни выходцев из племен, те – откормленные, причесанные, в европейских костюмах, с часами на запястьях и авторучками в нагрудных карманах, принялись разъяснять первобытное зло людоедства, которое позорит страну в глазах всего мира. Но что такое абстрактный «весь мир» для племени Самаки-Рофу, если рыба ушла из их владений и надо либо умирать от голода, либо ловить кого-нибудь из племени Имбузи, и набивать животы вкусным сладковатым мясом?
Пропагандисты доставали из кожаных папок распечатки строгих законов и громогласно перечисляли жестокие наказания, грозящие за людоедство… Но разве могут бумаги, пусть даже с внушительными синими, и красными печатями, заменить легко добываемую пищу? И испугают ли туземцев, живущих среди ядовитых змей, крокодилов и враждебных племен, слова о серьезных карах, вылетающие из сытых ртов забывших законы предков перебежчиков? Для них это простое сотрясение воздуха, за которым ничего не стоит…
Словом, убеждение не помогло. Тогда – как это случалось в случае любых затруднений, а без них в Борсхане не обходилось ни одно дело – вместо беспомощных пропагандистов, в джунгли пришли наемники из Иностранного Легиона, солдаты регулярной армии и «Черные леопарды». Показательные казни за людоедство значительно оздоровили ситуацию. Самаки-Рофу, Имбузи и Буру отказались от людоедства, во всяком случае, официально. И только юки-юки, потомки длинноголовой женщины, выданной замуж за говорящего крокодила – упорно, под страхом тотального уничтожения, придерживались каннибальских традиций.
Экспедиция наткнулась на капище Юки совершенно случайно. На фоне черной вогнутой стены из колючего кустарника и сухих веток стояла огромная, в полтора человеческих роста фигура, с угрожающе расставленными лапами. Изготовленная из таких же веток, она имела вид страшного косматого чудовища, готового поймать и сожрать всякого, кто неосторожно подойдет поближе.