Шейла Бу и мама нервно болтают, сдавив меня с двух сторон, пока я иду по длинному коридору. Неловкость переходит в панику. Как же чешется мокрая спина!
Дверь гостиной драматично распахивается, и холодный синтетический воздух смешивается с теплым и влажным. В комнате с кремовыми стенами темная мебель мерцает бликами от ламп. Приглушенные голоса внезапно замолкают на полуслове.
Время плохого кино. Мотор!
К нам поворачиваются шесть голов, включая папину, и я завидую своей кошке: мне немедленно хочется вылететь отсюда и забиться под кровать в своей комнате. Шесть пар глаз открыто оценивают меня с головы до ног.
Расслабиться. Надо расслабиться.
А вот и он, юноша, главный герой. Если его можно так назвать. Определенно антимачо: напрочь лишен цвета, на лице ни эмоций, ни жизни. Безвольно прямые волосы тщательно расчесаны, намаслены и уложены с педантичной точностью. По моей спине струится ручеек пота. Видимо, от разочарования.
Нет, ну а кого я ожидала увидеть? Брэда Пита?
Круглое лицо папы поблескивает очками и излучает тепло и гордость. Показывая меня гостям, он как бы говорит: «Вот, посмотрите на мою умную, успешную, образованную девочку!»
Может, мне надо распустить хвост и рассказать им про Нью-Йорк. Прямо здесь и сейчас. Вот это будет поворот! Интересно, как быстро от нас сбегут Шармы после такого объявления?
Старшие мужчины семейства Шарма, дополнительный комплект волосатых героев в картине, развалились на коричневом двухместном диванчике. Дядюшка, кажется, известный врач, онколог, Шейла Бу говорила об этом перед выходом из моей комнаты. Держу пари, она уже успела прикинуть его доход. Мужчины семейства Шарма кивают мне и отстраненно улыбаются. Дядюшка бросает взгляд мне за спину и покачивается, будто оглушенный. А, это он увидел тетушку Бу в ее платье.
Две гостьи, злодейка и ее сообщница, оккупировали большой кожаный диван напротив того, на котором сидят мужчины. Вот они без стеснения рассматривают, от кудрей на макушке, пытающихся освободиться от заколки, до ненакрашенных ногтей на пальцах, торчащих из открытых серебристых босоножек. Когда их взгляды останавливаются на моей талии, они обмениваются взглядами, полными неприкрытого ужаса.
Я чувствую себя голой, как в десять лет, когда мои кузены, Юви и Таня, распахнули дверь душевой, увидели мой выпирающий живот и стали показывать на него и смеяться. Мне кажется, что с меня содрали кожу и теперь показывают мои окровавленные внутренности на потеху публики. Всего несколько минут назад я думала, что мне так плохо, что хуже быть не может. Надо же, я думала, что издевательства — исключительно семейный вид развлечений и что жестокость незнакомцев оставит меня равнодушной. Как же я ошибалась!
Стоп, стоп, думай о кино. Думай о плохом кино.
Даже не знаю, чего мне сейчас хочется больше: разрыдаться, спрятать свое тело под огромным покрывалом или затолкать все шесть малай педа себе в рот. Сейчас я способна на все сразу. А еще могу посоветовать этой матери героя засунуть свой апломб в известное место. Она сидит на нашем кожаном диване с таким видом, будто привела сюда не своего безликого сына, а Ритика Рошана, который согласился посмотреть на толстую фанатку.
Я ставлю поднос на кофейный столик красного дерева со всей грацией, которую позволяет узкий наряд. Мама жестом приглашает меня на бежевое кресло, стоящее прямо перед носом у женщин Шарма, и мне удается усадить свою туго затянутую тушку на его край, чтобы не съехать к его спинке бесформенной кучей.
Как же чешется низ спины!
— Бита, а это Пунит, — говорит приспешница злодейки и улыбается мне после зычной отрыжки, видимо от чая.
Не забыть бы сказать киношникам, что звук необходимо обработать.
Герой одет в белую футболку без рукавов, украшенную огромными зигзагообразными полосками, и она настолько ему велика, что не скрывает тощей волосатой груди. Просто руки чешутся взяться за бритву.
Оценка противности героя: десять из десяти.
— Ну, это… привет, — подает он реплику, но так тонко, что получается похоже на всхлип.
У героя просто не может быть писклявого голоса! Вы представляете себе терминатора, который выдает «Я верну-у-усь» на манер петуха?
— Что, простите? — переспрашиваю я.
Да ладно вам, у нас кондиционер работает громче!
— Мальчик говорит «привет», — поясняет сообщница злодейки.
— Ах, наш Пунит такой мягкий, голоса никогда не повысит, — говорит его отец, лицо которого тоже сияет отцовской гордостью.
Наверное, всем родителям их дети кажутся суперзвездами. Да кому нужны эти Ритики Рошаны и Брэды Питы, с ними каши не сваришь! В этой комнате сегодня звезды другого порядка.
— О да, привет. — Я не поднимаю на них глаз, но не из скромности или уважения, а просто потому, что очень нервничаю.
— Какое счастье, что сегодня пошел дождь, — решает поддержать беседу Шейла Бу. — Это хороший знак, особенно для наших семей, вы не находите?
— Да, люди становятся приятнее, когда жара спадает, — отвечает тетушка Пунита, сообщница злодейки.
Пока они обмениваются шутливыми репликами, главный герой отваживается бросить на меня взгляд и тут же принимается изучать свои кроссовки. Его вываренные джинсы, бывшие в моде пару веков назад, заканчиваются огромными ослепительно-белыми «найками», носками которых он сейчас нервно постукивает. Полосатая футболка и вареные джинсы? Что, наряд ему мама выбирала? Ну хоть что-то нас с ним объединяет.
— На улице так много машин, такие пробки! Мы так долго добирались до… этого места, — слащавый голос заканчивает фразу неодобрительной нотой. Главная злодейка, мать, наконец-то открыла рот!
Барабанная дробь! До этого времени она смотрела на меня не моргая, не улыбаясь и вообще даже отдаленно не напоминая человека. Интересно, все будущие свекрови ведут себя таким образом? По моей спине снова бегут ручейки пота.
Мать героя поправляет свое жесткое накрахмаленное сари, блекло-желтое, такое же безликое, как ее сын. Палу,[13] приколотый к левому плечу злодейки, уложен четырьмя ровными складками, как у строгих женщин-политиков на телевидении.
Так, хватит, хватит! Думай о фильме, о плохом сценарии. Может, добавить в кино пару песен и полуобнаженных танцующих девушек, чтобы разрядить атмосферу? Или разрядить конкретно ее?
Эта мысль рождает во мне неудержимое желание рассмеяться. Стоп, стоп, так дело не пойдет! Низ спины по-прежнему ужасно чешется. Интересно, если я немного поерзаю в кресле, мне станет легче?
Словно услышав мои провокационные мысли, Шейла Бу, каким-то немыслимым образом сумевшая втиснуться в кремовое кресло, начинает метать на меня многозначительные взгляды. У нее расширяются глаза, она чуть покачивает головой и рычит. Нет, серьезно, рычит! Это смешит меня еще сильнее. И я больше не могу игнорировать зуд. Мне хочется смеяться и чесаться, смеяться и чесаться. Именно в таком порочном круге.
В это время взгляд матери-злодейки наконец отрывается от меня, чтобы оценивающе обшарить гостиную. Корпусная мебель из цельного дерева, большой телевизор «Самсунг» с плоским экраном, огромные французские окна во всю стену, элегантный кондиционер «Панасоник».
Тонкие губы сжались с явным усилием. Что ей не нравится больше: гостиная или я сама? Или она вообще так смотрит на все, что попадается на ее пути? Или ее губы случайно склеились и теперь она не может их разомкнуть?
— Тебя зовут Зоя, да? — нежно спрашивает тетушка-сообщница.
— Это же мусульманское имя, да? — холодно подхватывает мать-злодейка. — Зачем же вы назвали мусульманским именем свою единственную дочь?
Какой у нее противный голос. Нет, конечно, у нее не может быть такого мелодичного голоса, как у мамы. Такого голоса не может быть ни у кого.
А ведь Шармы знали, как меня зовут, еще до того, как прибыли к нам. Это же основа рыночных исследований: узнать название товара, то есть имя девушки, с которой вы собираетесь знакомиться, и собрать всю возможную информацию о ее семье и достатке.
— Ну, не совсем так… — Мама явно озадачена таким поворотом.
На самом деле имя вполне себе мусульманское и взято из какого-то пакистанского сериала, который она смотрела перед моим рождением. Папу, как и всю остальную нашу семью, совершенно не волновало, мусульманское имя у меня или нет.
— В нашей семье подобное неприемлемо. Мы — убежденные индуисты и каждое утро возносим молитвы, зажигаем благовония и свечи дия по вечерам, — объявляет мать-злодейка.
Удивительно, как она ухитряется разговаривать, не раскрывая рта!
Вот интересно, как они забегают, если я выпрямлюсь во все свои сто шестьдесят три сантиметра и со всей возможной вежливостью произнесу:
«Если тебе настолько не нравится мое неиндусское имя, то зачем же ты сегодня сюда пришла, старая ворона?»
Это погубит и мою собственную репутацию, и репутацию всей семьи, потому что только грубые и невоспитанные люди могут вырастить такую грубую и невоспитанную девицу. Яблоко от яблони, как говорится. Сколько понадобится времени, чтобы разлетелись слухи? Час? День? Да нет, день — это слишком много.
— Но мы же все знаем, что, вступая в брак, имя можно сменить, это заурядная процедура, — успокаивает нас тетушка-сообщница. — Для невесты Пунита можно выбрать славное новое имя.
Мои руки холодеют, рот наполняется едкой слюной. Начинается. Сменить имя, изменить жизнь, и не успеешь оглянуться, как превратишься в абсолютно незнакомого тебе человека.
Подождите. Что это за гадкий громкий звук, будто у кого-то отошли газы? Господи, неужели кто-то из этих Шармов подпустил петуха? Странно, ничем не пахнет, только самосами, чаем и духами.
И почему моему левому боку так холодно?
Нет. Нет. Нееееееет!
У меня порвалось платье!
Мама в ужасе распахивает глаза с расширившимися зрачками. Шейлу Бу скручивает от шока, когда в прореху платья начинают выглядывать мои телеса, складка за складкой. Кому в голову пришла гениальная идея