Ну что же, беседу так беседу. А не спросить ли мне у него про Бюстину и их разборку в баре?
— У тебя… были девушки?
Нам так много говорили о том, как важно быть честными в таких вопросах. К тому же Лалит снова стал погружаться в размышления, и его улыбка угасает, как слабый солнечный луч под набежавшей тучкой.
— Да, парочка. Но хватит обо мне. Расскажи о себе. В твоем шкафу есть скелеты, о которых мне стоит знать?
Травка. Вечная усталость. Двухнедельная задержка…
Мимо нас проходит апатичный подросток в футболке с принтом: словами «Я» и «Нью-Йорк» и нарисованным сердечком между ними.
А вот здесь лишняя честность ни к чему.
— Был. Один. И с ним все закончено… уже довольно давно.
Я изо всех сил втягиваю желудок, чувствуя, как руки потеют от стыда и страха. Ни за что на свете я не расскажу ему о… ну, вы знаете. Нечего там особенно рассказывать, правда?
Кстати, он тоже не то чтобы исповедался мне насчет Бюстины.
— Я хочу упростить свою жизнь, понимаешь? — Взгляд Лалита становится отстраненным. — Поменьше пользоваться гаджетами, меньше сидеть в соцсетях, избавиться от драм и вообще жить спокойнее. — И он задумчиво смотрит на мою грудь, прикрытую зеленым шифоном.
Это что, комплимент? Мне стоит считать разговоры о спокойной жизни и меланхолические взгляды на грудь обнадеживающими? Ну, хотя бы условно.
Мимо него проходит женщина в сари и блузе с низким вырезом. Он напрягается, его тело сжимается так, словно он готов броситься с места и побежать. Или броситься ко мне, чтобы использовать в качестве щита.
— Ну, что скажешь, Зоя? Я тебе подхожу?
— Прости, что? Куда подходишь?
— Тебе. Как мужчина, за которого ты хотела бы замуж.
Утренняя молитва и хлопки внезапно смолкают, и в храме воцаряется тишина. Вокруг меня все замирает: верующие, торговцы цветами, монахи, колокола.
Замуж после десятиминутной беседы? На дворе снова пятидесятые? Разве для решения о заключении современного брака по договору не нужны хотя бы три встречи и несколько недель онлайн-общения?
В сумке громко пищит телефон, но я не обращаю на него внимания.
Как мне понять за десять минут, подходит ли этот человек для того, чтобы разделить с ним всю жизнь?
Мои родители на первой встрече даже не разговаривали. Их родители все решили за них, и посмотрите, как они счастливы! И у моих дядюшек и тетушек все было так же, и тетушка Шейла говорит, что чем меньше ты знаешь о своем супруге до свадьбы, тем лучше. Кому, как не ей, об этом знать, она сватовством зарабатывает.
Наши с Лалитом родители держатся неподалеку от нас. Они делают вид, что рассматривают статуи богов, украшенные золотом и камнями, но каждые пять секунд с надеждой бросают на нас взгляды.
Телефон снова издает писк, на этот раз громче.
— Не хочешь проверить свой сотовый? Вдруг там что-то важное?
Имя мистера Арнава заявляет о себе ярким шрифтом на темном экране. И двумя сообщениями:
«Как чувствуете себя сегодня утром? Получше? А.»
«Вы вчера забрали мой аспирин. А.»
Мысль, что он знает мой секрет, приводит меня в ужас, а то, что у меня такой секрет есть, пугает вдвойне. Но я точно знаю, что этот человек меня не выдаст. Не спрашивайте, откуда у меня это знание, оно просто есть. Однако все-таки нельзя забывать, что существует кто-то, обладающий информацией, способной поломать мне жизнь.
Мне в левую руку ударяется что-то большое и твердое.
— Ой, простите! — говорит чудовищных размеров беременный живот с приросшей к нему женщиной.
Лалит за моей спиной продолжает бормотать:
— …Ты хотя бы нравишься моим родителям… такие уважаемые люди… брак — это риск… в нем есть надежность… Ну что, Зоя? Давай это сделаем?
У него раскрасневшееся лицо, как будто он только что финишировал после забега.
«Сделаем». «Мы». В этих словах действительно чувствуется надежность. Никаких сомнений, никакого позора. Надежность и защита, как крепкая стена вокруг тебя и твоего дома. Мы.
Беременная женщина медленной переваливающейся походкой идет к храму, я все еще слышу ее извинения. У меня же внезапно пропал дар речи.
Он хочет на мне жениться, я должна прыгать от счастья.
Должна.
Живот пронзает острая боль.
Мама и папа перестают делать вид, что молятся, и идут к нам. Папа ест прасаду белой пластиковой ложкой, не замечая, что его очки съехали на нос. А когда он с удивлением ощупывает лысую голову, стараясь их обнаружить, мама с нетерпеливым вздохом толкает его локтем.
Мое сердце сжимается от раздражения.
Он хочет на тебе жениться! На тебе! Толстой, темнокожей и почти беременной! Забудь про Нью-Йорк, забудь свои страхи. Он — твой билет в спокойную жизнь, которой хотят для тебя родители. Решайся, Зоя, остался последний шаг. Просто скажи одно слово.
Телефон пищит снова, получив новое сообщение от мистера Арнава. Я грубо запихиваю его в дальний карман сумочки.
— Хорошо.
— Что? — Лалит обгоняет меня, чтобы заглянуть в лицо.
— Хорошо, в смысле да, подходишь, и да, давай поженимся, — улыбаюсь я чуть шире, чем стоит.
ГЛАВА 13КАК ЖЕ ТЕБЕ ПОВЕЗЛО!
— Мне нужна невеста. Да, мадам Зоя, не могли бы вы выйти в центр, на первый план?
На праздновании нашей помолвки фотограф просит меня придвинуться к Лалиту и выйти чуть вперед. Мой жених хмурится, на его лбу появляются короткие поперечные морщины, и щеки кажутся почти ввалившимися. Это уже второй раз, когда я вижу его недовольное лицо. Первый раз он его показал пять дней назад, когда мы впервые встретились возле храма.
— Да, и вы тоже, мистер Лалит, — сообразительный фотограф приглашает его выйти вперед.
— Кто, я? — Морщины мгновенно исчезают, возвращая гладкий ровный лоб. — Конечно. — И он делает шаг ко мне, оказываясь на дюйм впереди.
Так мы и стоим рядышком с радостными улыбками для фотографа на фоне кремового дивана с красными декоративными подушками. На мне плотная розово-голубая ленга-чоли: длинная, до пола, юбка и короткая нарядная блуза, а косметика ощущается как плотная маска. Блуза оказалась слишком короткой, чтобы скрыть мой мягкий выпуклый живот, и положение спасла вышитая дупатта, которую мы перекинули через мое правое плечо и завязали на левом боку, обмотав вокруг юбки на манер сари. Лалит одет в темно-синий костюм и такого же цвета рубашку. Жесткая льняная ткань костюма царапает мне руку каждый раз, когда он меняет позу для фотографии.
Празднование проходит в банкетном зале на открытой террасе под быстро темнеющим небом на десятом этаже большого торгового центра. Сейчас здесь все украшено лилиями и розами. На коротких, по пояс, ограждениях сияют яркие круглые лампы, бросающие блики на стены соседних домов и улицу под ними.
Мы с Лалитом стоим возле специального дивана для молодоженов и позируем для фотосессии. На столе для цветов — ваза с моими любимыми маргаритками, только сейчас этот стол отодвинут, чтобы не нарушать фото композиции. На выстроенных ровными рядами серебристых стульях сидят родственники и друзья семей, наблюдая, как мы позируем, и угощаясь напитками и закусками. Мне кажется, что я — актриса, играющая в спектакле, а эти люди — зрители.
Фотограф делает множество снимков под самыми разными углами. То мы стоим боком к камере, то моя рука лежит на его груди, бугрящейся мышцами под шелковой рубашкой, то мы улыбаемся, глядя друг другу в глаза. Я чувствую себя неловко. Меня настораживает улыбка Лалита: когда он щерится, кажется, будто у него слишком много зубов.
Это наши первые снимки в качестве признанной пары. У меня чуть подкашиваются ноги и слабеют руки от облегчения. Все наконец закончилось. Я имею в виду, что закончился поиск жениха. Обычно церемония рока, официальной помолвки, проходит скромно. Но это обычно. Поскольку никто не верил в то, что мне может так повезти, и поскольку мы с Лалитом единственные дети состоятельных родителей, то у нас был праздник, организованный «Хупла Инкорпорэйтед». С галогеновыми прожекторами, по меньшей мере тремя фотографами, двумя видеооператорами и такой толпой гостей, какая не на всякой свадьбе собирается. К тому же обручение считается состоявшимся, только если на нем присутствует вся родня с обеих сторон. Помню, я смотрела серию в «Друзьях», когда Чендлер в гостях у Моники дарит ей кольцо, а потом они кричат своим друзьям, что обручены. Я потом целую неделю не могла понять: как можно обручиться вдвоем? А вдруг однажды утром они проснутся и попросту решат, что больше не обручены? Все закончится без скандалов и ссор между семьями? Жизнь и репутация молодых людей не будут испорчены? О них не станут презрительно отзываться как о тех самых, кто не смог дотянуть до свадьбы? Что же это за общество, где такое возможно?
Теперь, когда у меня наконец появился мужчина, я перестала быть мишенью для жалостливых и издевательских расспросов. Я больше не интересна Теткам-из-Засады, и теперь они перейдут к следующей жертве. Разумеется, это будет девушка. Очень надеюсь, что ею станет Таня.
Кстати, вот и она сама, в зеленоватой дизайнерской, от Сабьясачи,[29] юбке годе, которая одна стоит больше, чем все приданое невесты из семьи среднего класса, и коротком топе, демонстрирующем неприлично плоский живот. Подошла и встала рядом со мной. Что-то я не вижу больше черного лака на ногтях. Скорее всего, это уже влияние Риты Чачи. Сейчас нежно-розовый лак прекрасно дополняет Танин образ. Как и бриллиантовое колье-чокер от тетушки Бу. Как только кузине удается всегда так стильно выглядеть? Она что, тратит все свое время на уход за собой?
И какой умник посоветовал ей присоединиться ко мне здесь? В моем своде правил нахождение рядом с худыми людьми стоит под ОГРОМНЫМ запретом, потому что я тогда кажусь гораздо толще. Не могу же я уйти и бросить своего жениха рядом с ней, как будто она, а не я его невеста? Конечно не могу, несмотря на все страхи. К тому же Таня явно напрашивается на то, чтобы быть ему представленной.