— Не очень.
Простое помолвочное кольцо на его пальце кажется таким тесным, что грозит пережать его пополам.
— Как тебя понимать? Так был знаком или нет?
— Это что, допрос?
Я молча разворачиваюсь и смотрю на него в упор, пока он наконец не отвечает:
— Да. Ладно. Да, я с ней знаком. Мы встречались.
— Встречались? Это как?
— Я встречался с ней, так же как с тобой, — втолковывает он мне, словно умственно неполноценной.
То есть он и к Тане присматривался, не подойдет ли она ему в жены? Так это Лалит — тот самый идеальный мужчина, о котором Таня говорила на встрече выпускников? Почему же мне никто об этом не сказал? Родня же должна была об этом знать! Конечно, о таких вещах «детям» не говорят, несмотря на то что это самих «детей» и касается.
— Она была слишком повернута на стиле, — тем временем вещает Лалит. — Эта ее страсть ко всему модному настораживала. И вела себя несколько наигранно. Ты мне понравилась больше. Ты — простая.
Я понравилась ему больше? Мне бы обрадоваться своему счастью, вот только почему во мне поднимается гнев? Мы что, товар, чтобы нас так выбирали?
— …Ты более податливая, поэтому я подумал…
Податливая? Гнев переходит в стадию ярости. Кажется, еще немного, и пойдет дым из ушей. Что странно, я не издаю ни звука. Рядом истерично гудит огромный грузовик, чтобы медленно проехать мимо нас.
— Податливая? Что за ахинею ты несешь, Лалит? — Я наконец обретаю голос. Понимаю, что лучше бы промолчать, но теперь мне не остановить рвущиеся наружу слова. — Судя по всему, та обладательница шикарного бюста оказалась не такой податливой? Поэтому ты с ней расстался?
Раздается скрежет тормозов, и машина едва успевает остановиться, чтобы не сбить мотоцикл. Пятна красного цвета от мотоциклетных фонарей сползают по лицу Лалита.
— С кем? — Его лицо будто впитало этот багровый оттенок, а глаза и ноздри увеличились настолько, что теперь он может пользоваться ими как оружием.
— Я знаю о тебе и той твоей подружке. Видела вас в «Эресе» совсем недавно.
Лалит молчит целую минуту. Мимо пролетают машины, и одна из них громко нам сигналит, призывая поторопиться. Ох, Зоя, Зоя, ничему тебя жизнь не учит. Вот зачем ты решила к Тане добавить еще и Бюстину? Почему не оставила этот вопрос на потом, для более спокойного разговора?
Он шумно бьет по рычагу переключения скоростей. На руках у него вздуваются уродливые зеленые вены, от запястий до коротких рукавов рубашки, обтягивающих перекачанные бицепсы.
— Мои родители попросили меня с ней расстаться. Она не…
И тогда я поняла, за что он злился на своих родителей в тот день, когда я пришла к ним в гости. Они попросили, вернее, потребовали расстаться с Бюстиной и жениться на той, которая привыкла носить одежду.
— Она не… что? Не податливая?
Ну да, я уже поняла. Мне уже поздно следить за языком.
— Я не это хотел сказать.
— Что же ты тогда хотел сказать?
Можно подумать, термин «податливость» имеет скрытый смысл.
— С ней просто ничего не вышло, понятно? А теперь давай сменим тему.
Как это «сменим тему»? Да мы только начали ее раскрывать! Но не успеваю я задать следующий вопрос, как он заявляет:
— Если хочешь, чтобы у нас с тобой что-нибудь получилось, о ней больше не спрашивай. Никогда.
Он тяжело дышит и, когда нас снова останавливает красный на светофоре, тихо ругается.
— Но ты все еще…
— Зоя, я тебя предупредил.
Оборванный подросток, торгующий вразнос, стучит в окно, предлагая книжки, изданные левым тиражом. Лалит отгоняет его резким взмахом руки, но я улыбаюсь и, извинившись за грубость жениха, достаю из кармана мелочь и быстро покупаю книжку для Чоту, даже не споря о цене. Книгу засовываю в сумку.
Этот разговор совершенно выбивает меня из колеи. Он считает, что желтый цвет делает мою кожу темной, что я не в состоянии уследить за своим кошельком, он «встречался» с моей кузиной и не хочет говорить о своей бывшей… Неужели это нормально для отношений жениха и невесты? Неужели эти приступы едкого гнева и мучительные сомнения в себе — в порядке вещей?
— Я просто хочу знать, что случилось между тобой и той девушкой…
— Хватит! — взрывается Лалит.
Маленькие темные глазки становятся жесткими и колючими, и он бросает быстрый взгляд в мою сторону.
— Ну и ладно! — Я с обидой отворачиваюсь от него, сложив руки на груди.
Машины снова трогаются по вечерней улице, и мы тоже понемногу набираем скорость. С острым уколом разочарования я понимаю, что Лалит точно такой, как и все остальные. Я ждала… даже не знаю, чего я ждала, но точно не этого. Да, я понимаю, что согласилась выйти за него замуж через пятнадцать минут после официального знакомства. И за время нашей помолвки вряд ли успела хорошо его узнать. Но это договорной брак.
В нашем обществе брак считается Универсальным Средством от всех проблем. Дочь в депрессии? Выдайте ее замуж, и у нее все наладится! У сына нет цели в жизни? Жените его, и у него все будет в порядке! Дочь ищет другой, не такой, как у родителей, жизни? Выдайте ее замуж, и как только у нее появится дом, о котором ей будет нужно заботиться, у нее просто не останется времени на глупости!
Как могут отношения пережить такие завышенные ожидания? А голос в голове твердит: «Интересно, в чем еще ты успеешь разочароваться?»
От этой мысли в машине становится холоднее.
Оставшуюся часть пути мы проезжаем в полном молчании. Мы не обмениваемся ни словами, ни взглядами, позволив звукам извне заполнить пустоту между нами. На улице раздается гул людских голосов и лай бродячих собак, даже машины перекликаются гудками. Но почему-то, просачиваясь внутрь машины и смешиваясь друг с другом, звуки превращаются в тишину. Мне хочется закрыть уши и закричать. Я снова достаю телефон в надежде, что мне кто-нибудь написал, и тут же вижу сообщение от мистера Арнава:
«Надо будет отправлять все накладные вам на проверку».
Почему мне так хочется плакать?
«Не надо, а то бухгалтеры разозлятся».
«Почему вы еще не на вечеринке?»
«На пути туда. Какой вы нетерпеливый».
«Что есть, то есть».
Вот только даже эти сообщения не помогают избавиться от ощущения жгучей пустоты. Спустя пять минут машина со скрежетом тормозит перед офисным зданием. Сзади автомобили начинают истерически гудеть, а пешеходы — ругаться, возмущаясь нашей неожиданной остановкой. Я выхожу и громко хлопаю дверью. Лалит уезжает, даже не посмотрев на меня.
Черт, надо было хлопнуть еще громче!
Я сразу звоню в кондитерскую и узнаю, что там уже нашли мой кошелек и с радостью сохранят его до моего приезда. Вот так! Только тогда я позволяю себе внятно, хоть и не вслух, назвать жениха придурком.
Стоя на шумной улице возле входа в офис, через дорогу я неожиданно замечаю Шейлу Бу.
Что?!
Все мысли по поводу кошелька, Лалита и Бюстины тут же вылетают у меня из головы.
Что она там делает? Ходит по магазинам? Да нет, она, как зомби, стоит на тротуаре перед небольшим зданием в стиле ар-деко. Над входом висит проржавевшая вывеска, оповещающая, что это художественная галерея, вот только название плохо видно. Что-то, начинающееся с «Д» и заканчивающееся на «ис», больше ничего не разобрать. Тетушка держит под мышкой пачку каких-то документов, скрученных в трубочку.
Минуточку! Если бы она собиралась пойти по магазинам в районе моей работы, то непременно позвонила бы мне или отправила сообщение, чтобы подвезти меня, или забрать, или просто сунуть нос в мою жизнь. Так почему она этого не сделала? А что у нее за пятна на белой тунике? Это что, краска? Отсюда, с другой стороны улицы, мне не видно. Шейла Бу ненавидит Холи и скорее притворится мертвой, чем выйдет на улицу в день, когда люди бросаются друг в друга пригоршнями цветного порошка. А еще она, похоже, с трудом переводит дыхание. Что с ней происходит? Она кладет руку на грудь и какое-то время так и стоит, приходя в себя. Едва я решаюсь перейти дорогу, как она садится в такси и уезжает.
В моей жизни началась странная полоса, в которой подозрительно много мужчин, автомобилей и встреч с тетушкой Бу в местах, где ее не должно быть.
«Тетушка, ты где?»
Пишу я ей уже в лифте. Кстати, старые лифты все же удобнее новых, потому что не блокируют сигнал сотового телефона. Она отвечает мне в считаные секунды:
«Дома. Где мне еще быть во время Холи?»
Может, я и правда ошиблась? Может, это был совсем другой человек. Да нет же, это была она, с этой ее незаменимой зеленой сумкой. Зачем она мне лжет? Но когда я выхожу из лифта в коридор, все мысли о тетушке Бу оттесняются на задний план всевозможными цветами, лентами и разноцветными шариками.
Хотите знать, как изменился наш офис? Сегодня строгие декорации для черно-белого кино превратились в мощный взрыв самых ярких красок. Они повсюду: оранжевые гирлянды из маргариток на столах и стенах, желтые светящиеся гирлянды над перегородками в зале. Радужные вертушки, ленты, шарики и серпантин свисают с потолков. На каждом столе — глиняные мисочки с цветным порошком. Холи не зря зовут Фестивалем красок. Для повседневной черно-белой жизни он нечто вроде «Истманколор»,[46] но только на волшебных грибах. В этот раз отдел кадров явно превзошел себя в украшении офиса.
— Зоя! Вот ты где! — Кайя хватает меня в крепкие объятия и смеется.
Мы стоим возле входа в конференц-зал. Когда она меня отпускает, я вижу, что с ее лица на мою желтую тунику насыпалась щедрая порция краски. Громкий смех и песни, посвященные Холи, звучат здесь очень непривычно. К ним добавляются голоса со стороны конференц-зала: там идет жаркая дискуссия о спорте.
— Ты чего так долго? Мы ждали, что ты возглавишь безудержные танцы. — И Кайя тащит меня в сторону многолюдного конференц-зала, не дожидаясь ответа.