Ладонь, расписанная хной — страница 50 из 67

«Ему необязательно должна нравиться книга, он просто должен ее прочитать. И вообще я умру не от руки Чоту, а от пилатеса».

Пока я печатаю ответ, телефон начинает звонить. Это Аиша! Наконец-то! Я давно писала ей и оставляла голосовые сообщения, но она была так занята своей новой семейной жизнью, что мы не говорили со дня моей помолвки, то есть уже полтора месяца.

— Ашу! Где ты пропадала? — Я поудобнее устраиваюсь на камне, предвкушая долгий и интересный разговор с кузиной и лучшей подругой, пусть даже в семь утра.

Правда, длительность разговора зависит от того, сколько времени мне даст будущая свекровь, перед тем как заново завладеть моим вниманием. Пока она болтает со своей сестрой. Они потягивают сок из больших кокосов чуть поодаль от меня. Лалит, поглощенный своим телефоном, нервно прогуливается вдоль прибоя. Прогуливается? После пилатеса? Да он ненормальный! Я хочу сказать, какой выносливый молодой человек.

— Как поживаешь, милая? — спрашивает Аиша тихо даже по ее меркам.

— Что с тобой? У тебя странный голос.

— Все в порядке. Просто я уже давно проснулась и решила тебе позвонить, пока не началась дневная суматоха. Как у вас дела с Лалитом? Нравится ли тебе быть невестой? Правда здорово? — спрашивает она на полном серьезе, без шутки или улыбки в голосе.

Нравится ли мне быть невестой? Как сказать… Если не считать того, что пилатес — это явно не мое, забытый, но возвращенный кошелек вместе с ковриком для йоги — подходящий повод для скандала, а отношения, оказывается, могут вызывать столько боли и злости, то у нас все в порядке. А еще мой жених «встречался» с моей кузиной Таней, но передумал на ней жениться. Я не ревную, но жутко злюсь из-за того, что Таня имеет какое-то отношение к нам с Лалитом. Вдобавок он сохнет по своей фигуристой бывшей.

Лалит бережет свой телефон как зеницу ока. С одной стороны, раз уж я его невеста, мне хочется выяснить, не с ней ли он ведет переписку и созванивается. Но с другой — в этой истории странным образом оказался замешан мой начальник, который будит во мне глупые чувства, неуместные в жизни обрученной девушки. Поэтому я отвечаю самым счастливым голосом:

— Хорошо, все хорошо. У нас с Лалитом все замечательно. А быть невестой мне очень нравится, это просто чудесно.

Родных можно обмануть, если хорошенько постараться.

Группа любителей пилатеса заканчивает с перекусом и постепенно расходится по пляжу. Мать Лалита смотрит на меня так, словно собирается подойти, но я машу ей рукой, показывая на телефон.

— Ашу, — торопливо спрашиваю я, — скажи, ты никогда не сомневалась в своих решениях? Хотя бы иногда?

— О чем ты?

— Например, насчет Варуна, когда вы обменялись кольцами? Ты никогда не задумывалась, правильно ли поступила? Или того ли человека выбрала? Ты такой жизни для себя хотела?

Она недолго молчит, потом вздыхает:

— Нет, не сомневалась. — У нее такой голос, будто она сейчас расплачется. — Сомнений не было. Только сожаления.

Меня пронзил острый укол страха. Остается только надеяться, что у нее все в порядке. Правда, непонятно, что именно может пойти не так. Неужели она волнуется из-за Варуна? Он любит ее, и они хорошо ладят. Господи, только бы у нее все было хорошо!

— Аиша, — я использую ее полное имя только в серьезных разговорах, — что ты недоговариваешь?

— Да ничего. Ничего, правда. Не обращай внимания. Лучше скажи, ты забрала то сари, которое присмотрела Шейла Бу на рынке возле твоего офиса?

— Да, вчера вечером. Кстати о Шейле Бу. Она меня немного беспокоит. У нее что, астма? Последнее время она задыхается при самой маленькой нагрузке.

— Не обращала внимания. Ну, астмы у нее точно нет. Если бы была, то мы бы уже все об этом знали.

— А, хорошо, а то я и правда волновалась. Мама все время говорит, что я себя накручиваю, вот я и решила у тебя спросить, вдруг ты в курсе.

— С каких это пор ты стала переживать за тетушку Бу? — На мгновение Аиша стала похожей на себя прежнюю.

Я нервно смеюсь в ответ.

— Ну… в общем… скажи, ты знала, что она когда-то сбегала из дома, чтобы жить самостоятельно и заниматься искусством? Это было очень давно.

Я задаю этот вопрос из любопытства, но мне тут же становится стыдно. Почему мы ощущаем прилив острого восторга, когда слышим о неудаче человека, попытавшего счастья в том, чего лишены мы сами? Неужели это чисто женская черта? Не потому ли, что мы так крепко связаны традициями и правилами, и неудавшийся бунт одной из нас вызывает во всех остальных бурю ревнивого восторга вместо солидарности?

— Ах, ты об этом? Да, знаю.

Ей абсолютно неинтересна эта тема. Меня она тоже не интересовала, пока я не узнала об Оксфорде и о том, что тетушка Бу сохранила в тайне мои поиски работы в Нью-Йорке.

— Что? А почему ты ничего не сказала мне?

В вопросе семейных сплетен все подчиняется тем же законам, что и в пищевой цепочке: строго в соответствии с иерархией. Так как тогда вышло, что Аиша знала о Шейле Бу, а я — нет?

— Не о чем было рассказывать. Это было давно, а я просто слышала, как мама что-то говорила на эту тему. Ну, ты знаешь, как это обычно бывает.

Конечно знаю. Мать Аиши, Рама Бу, — чемпион по разглашению секретов. А ее сестру, Шейлу Бу, можно считать человеческим воплощением Форт-Нокс. Рама говорит постоянно, даже во сне, и я не удивлюсь, если ее случай будет описан в учебниках как пример рассеянности.

— А когда она ушла из дома? До свадьбы? Ты знаешь подробности?

— Не знаю. Наверное, до свадьбы. Нет, подожди, это было уже после. Не помню. Мама что-то говорила о том, что она писала неприличные картины. Да какая уже теперь разница? Бог с ними. Надо от всего этого отвлечься. Давай сходим куда-нибудь, сами, без мужчин? Я придумала! Давай устроим себе спа-выходные, чтобы отпраздновать твой день рождения!

— Прекрасная мысль.

Вот только я не собираюсь сдаваться и обязательно узнаю все о Шейле Бу. Теперь я задам эти вопросы маме. Она точно должна знать.

— Давай только все оставим как есть на несколько дней, хорошо?

— Что оставим? Ашу, у тебя точно все в порядке?

— Да, Зоя, сотый раз говорю: все хорошо.

Теперь я точно знаю, что это неправда, но кузина предпочитает отмалчиваться. Ничего, я подожду, пока она будет готова к разговору.

— Слушай, мне пора. Варун проснулся. Да, кстати, хотела тебе сказать. Я тут видела твоего идиота бывшего, Амана. Ошивался возле терминала в международном аэропорту. Должно быть, куда-то собрался.

А потом она просто положила трубку.

Что? Для того чтобы понять, о ком она говорила, мне понадобилось какое-то время. Аман — это ведь тот парень, благодаря которому я… чуть не забеременела? Я сползаю с камня на песок, но мое тело еще не готово к активным действиям. Господи, я теперь знаю, кто отправляет мне подарки! Это же он! Бойфренд, с которым у меня всегда были сложные отношения! Ну конечно же! Как интересно.

ГЛАВА 17НЬЮ-ЙОРК

Семь вечера.

«Два месяца со дня помолвки и два месяца до свадьбы! Хорошего вечера в ресторане вам с драгоценным женихом! Только скажи ему, что я готовлю мисал лучше, чем в любом ресторане!»

К этому сообщению прикреплена фотография Гордона Рамзи,[51] позади которого на фоне ревущего пламени написано: «Адская кухня». Я просто… ладно, проехали. Надо посмотреть, нет ли в колледжах вечерних курсов по использованию контекста в сообщениях. Шейле Бу они явно пошли бы на пользу.

Так, вернемся к свиданию, Зоя, думаем о свидании. Мы с Лалитом идем на ужин в одну славную забегаловку. Когда я вчера предложила придорожный ресторанчик, Лалит только поморщился, но сейчас, когда мы в него приехали, он страстно ненавидит все вокруг. Да, это маленькая забегаловка с пластиковыми стульями, а не французский ресторан «Се Делисью», куда он хотел пойти. К тому же «Чаби Пир» расположен не в современной высотке, а стоит под железнодорожным мостом возле обветшавшего суфийского храма, и в нем публику развлекает не джаз-бэнд, а поющие дервиши в ветхой одежде. Вдобавок тут подают только одно блюдо, мисал пав: «черноглазую» фасоль в остром карри, с хрустящими соленьями, луком, соком лайма и двумя булочками в масле. И не крохотными порциями с непроизносимыми названиями вроде «Тергуль», что означает всего лишь рисовый пудинг с корочкой.

Лалиту здесь категорически не нравится, а я не чувствую в себе потребности убеждать его, что этому месту стоит дать шанс. К тому же с беседами у нас вообще дела обстоят не очень. Прошло всего два месяца со дня помолвки, а нам уже не о чем разговаривать. Вчера вечером я попыталась пожаловаться маме, что у нас с Лалитом мало общего, но она не захотела слушать.

«Ох уж эти современные идеи, — сказала она. — Если общего мало, то вам надо создавать то, что вас будет объединять. А как только вы начнете жить под одной крышей, общего у вас появится гораздо больше».

Наверное, мне стоило спросить ее о другом. Например, можно ли стать счастливой, не перекраивая жизнь в угоду правилам и традициям? Есть ли счастье вне этих рамок? Впрочем, в подобных вопросах теперь нет смысла. У нас уже готовы приглашения на мою свадьбу.

Итак, приглашения уже в печати, а главные действующие лица этой индийской драмы, Лалит и я, сидим под тусклыми лампами ресторанчика и в полном молчании, разрываемом только шумом проходящих над головами поездов, смотрим на экраны своих телефонов.

Возвращаясь к теме, на которой я остановилась, когда ушла с пляжа вместе с прайдом пилатеса, я все еще уверена, что именно Аман, из-за которого меня терзали жуткие подозрения насчет беременности, и есть тайный поклонник, посылающий мне подарки. Он явно узнал о моей помолвке и теперь пытается меня вернуть. Это так на него похоже: желать запретного. Вот только я не вернусь, что бы ни происходило в моей жизни. Только не к нему. Я немного разочарована тем, что моим поклонником оказался Аман. Нет, правда.