А потом поворачивается и обнимает меня.
Вот и моя погибель.
— Я увольняюсь. — Все еще всхлипывая, я поднимаю к нему лицо с красным носом и такими же красными глазами.
Арнав вытягивает губы и издает звук, больше похожий на выдох, чем на свист.
— Вот как. Из всего, что пришло мне на ум за последние две секунды, это последнее, о чем бы я подумал.
Большим пальцем он чуть заметно поглаживает мою руку, и весь мир сосредотачивается на этом ощущении, пронизывающем меня насквозь, как удар тока.
— Это… Жених заставляет тебя уволиться? — спрашивает он, и в голосе слышится металл.
Розовый вечер быстро превращается в лиловые сумерки, и мир затихает, словно вместе с ним дожидаясь моего ответа.
— Нет. Я увольняюсь, потому что еду в Нью-Йорк.
Я первый раз произношу это вслух. И он — первый человек, которому я это говорю. Мне становится так легко, словно я сбросила с плеч двадцатифунтовые гири, которые носила несколько дней. Теперь я отваживаюсь на него посмотреть.
— Едешь в Нью-Йорк с Лалитом? — снова спрашивает он, и сталь в его голосе уже напоминает ипостась дракона Арнава.
Ну почему он не может перестать о нем говорить?
— Пока ты не приняла решение, позволь мне кое-что сказать. Пожалуйста, выслушай меня…
— Нет! — перебиваю я, и в моем голосе тоже появляется сталь.
Он смотрит на меня с удивлением, потому что стали в голосе раньше за мной не замечалось.
— Не с Лалитом. Я за него не выйду. Я… не хочу. Мне предложили работу в Нью-Йорке. Поэтому я отменяю свадьбу и еду туда жить и работать. Я не хочу этого замужества, а хочу другой жизни. — Я тщательно проговариваю каждое слово. — Лалит еще об этом не знает. Никто не знает. Ну, кроме тебя. Теперь.
— Ты… не выходишь замуж. — Он проговаривает эти слова, будто стараясь их осознать до того, как они исчезнут вместе с ветром, что часто происходит со словами. И прежде чем он успевает справиться с собой и взять себя в руки, на его лице появляется широкая улыбка. — Выходит, ты свободна.
О боже. Как громко стучит сердце.
— Я вот что хотел сказать: тебе привет от тайного поклонника.
Он снимает с плеча рюкзак и, как фокусник, достает оттуда букет желтых маргариток. Мир замирает на месте.
Это был он.
Сердце вздрагивает, как от удара.
Эти цветы и лакомства…
Это все был он.
— Из всего, что пришло мне на ум, это последнее, о чем бы я подумала, — говорю я, не в силах противиться улыбке, расцветающей на моем лице.
От макушки до подошв меня наполняет сияние безграничной, безразмерной радости.
Какой же я была глупой, раз не догадалась сама! Но когда ты всю жизнь стараешься играть чужую роль, пытаешься выглядеть выше или стройнее, умнее или красивее, то как поверить, что ты кому-то понравилась такой, какая есть? Я не знаю, плакать мне или смеяться, поэтому делаю и то и другое.
Над морем вдруг самым волшебным образом появляется свет: это маленькие рыбацкие лодки возвращаются на берег.
— Но почему ты мне не сказал?
— Потому что мы только начали общаться, подружились, и я не хотел все испортить. А еще я должен признаться, что это я пополнял твои запасы «Кит-Ката».
— Это тоже был ты? А я-то решила, что это отдел кадров так поощряет нас за каждый клиентский проект.
Он улыбается, удивляясь моим идеям.
— Нет. И та пластиковая маргаритка у тебя на столе тоже от меня. Я все ломал голову, как пригласить тебя на свидание и насколько это вообще позволительно, но ты ни с того ни с сего объявила о помолвке и смешала мне все планы. Я не знал, что еще можно сделать, поэтому стал отправлять тебе эти подарки, еду и книги в надежде, что вдруг… Потом, когда мы перестали переписываться, я утратил надежду. Но Чоту сказал, что я буду величайшим глупцом, если хотя бы не скажу тебе об этом. Вот я и заглянул в твой календарь. А Чоту узнал, что ты едешь на этот курорт. Я помчался на паром, чтобы оказаться там раньше тебя и сказать тебе… То есть спросить… — Он резко замолкает. — Раз ты только что уволилась и, значит, я больше не твой начальник, не согласишься ли ты выпить со мной кофе? Или съесть «Кит-Кат»? Или бирьяни?
Я всем своим существом тянусь навстречу этой радости. Надо же, я и не знала, что могу чувствовать такое: будто в груди поселился огромный шар чистейшего белого света.
— Может быть. Может, как-нибудь в Нью-Йорке? — Я жду, глядя на него, в эти янтарные глаза. С надеждой.
Иногда жизнь дает только один шанс.
Я никогда не забуду о дрожащем голосе Шейлы Бу, ее истертом письме о приеме на учебу и новых документах с диагнозом. Нельзя забывать о том, что тебе больше всего нужно в жизни, к чему ты стремишься. Только не сейчас.
Согласится ли он меня подождать, если я предпочту ему мечту?
Пауза. А потом…
— Почему нет? — улыбается он. — Возможно, у меня будут там кое-какие дела. Или вдруг захочется навестить родню.
Это уже начало. И сейчас мне большего и не нужно.
Он привлекает меня к себе, мягко касаясь руки. Его лицо приближается к моему, опасно и волнующе.
— С днем рождения! — Бархатный голос снова окутывает меня, заключая в кокон. Мы стоим по щиколотку в теплой воде и гладком песке, и ветер что-то нашептывает нам.
Мы держимся за руки. Его теплые губы, пахнущие кофе и мятой, легко касаются моих, и от этого прикосновения во мне происходит взрыв, превращая меня в живое, чувствующее, трепещущее существо.
Я слышу, как бьется его сердце. Оно отбивает лихорадочный ритм, так же как и мое.
Здесь и сейчас.
Рядом и вместе.
Лиловый закат погружает все вокруг в глубокие темно-синие тени: и небо, и воду, и песок.
— Зоя?! Какого?.. — взвизгивает Пиху, и волшебство заканчивается.
Мы отскакиваем друг от друга. Его руки, крупные и теплые мужские руки, касаются моих пальцев, чтобы продлить мгновение.
Скоро, молча обещаю я себе. Но сначала я все скажу Лалиту. И своим родным. И родителям Лалита.
Ну, если только доберусь до Нью-Йорка целой и невредимой. Судя по выражению лица Пиху, выходящей из-за деревьев, это мне едва ли удастся.
Арнав очень медленно уходит. Ветер раздувает его рубашку. Он отступает назад, шаг за шагом, не отрывая взгляда от моего лица. А потом подмигивает мне, и я понимаю, что пути назад у меня уже не будет. Всего лишь мимолетное подмигивание и легчайшая улыбка, и он исчезает за деревьями, направляясь к виллам. Навсегда оставляя эту улыбку, это порхание век в моем сердце.
— Это что сейчас было такое?! — Подведенные карандашом глаза Пиху грозят вылезти из орбит.
— Не знаю. — Я все еще там, в тех мгновениях.
— Эээ… Зи?.. — Пиху спотыкается, подбегая ко мне. — Что… здесь происходит? — В ее лице читаются потрясение и даже немного ревности.
Точно больше не буду отправлять ей фотографий Арнава.
— Вспоминаю, — говорю я и ухожу, направляясь к зеленой лужайке под казуаринами.
Мне хочется продлить это волшебное ощущение, память о поцелуе, об улыбке и не портить его присутствием постороннего человека, даже если это моя лучшая подруга. Но она меня догоняет, и вместе мы подходим к зеленым лужайкам, окружающим частные виллы со старинными крыльцами. Под вечерним небом мерцают фонарики.
— Ты об этом не захотела мне рассказывать? Зи, да что происходит?! Рассказывай.
Но вместо меня отвечают сверчки и лягушки, наполняя воздух своими руладами. Перед входом на нашу освещенную веранду она поворачивается ко мне и кладет руки на мои плечи, словно стараясь защитить от надвигающейся катастрофы. Мы занимались этим всю нашу жизнь: защищали друг друга, не давая принимать катастрофические решения. Предположительно катастрофические. Я всегда знала, что Париж для нее — спасение. Надеюсь, и она теперь поймет, почему мне необходимо уехать.
— Нет. Речь шла не об этом. Это случилось только что, но оно никак не связано с моим решением.
Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга. Она обескуражена и почти возмущена. Мы не кричим, но Камия и Таня с коктейлями в руках выходят из комнат на крыльцо, явно услышав наши голоса. Надеюсь, для меня и Пиху они тоже что-нибудь заказали. Камия уже очнулась от навеянной текилой расслабленности и выглядит растерянной, а отвратительный запах изо рта Тани пробивается сквозь морской бриз и алкогольные пары даже на таком расстоянии. Аиша тихо покачивается в коричневом гамаке. Ее бокал стоит на полу рядом с ней.
— О каком решении идет речь?
Пиху теперь стоит в окружении остальных девчонок. Аиша посматривает на нас из гамака с тем же недоумевающим выражением на лице, что и у всех остальных. Только ветви пальм и кусты, не обращая на нас внимания, тихо двигаются в такт ветру.
— Я не пойду на это, Пи.
— Минуточку. Не пойдешь на что? На брак или на измену?
— Измена? Кто тут кому изменяет?! — вскрикивает Аиша из гамака.
Черт, не надо было произносить этого слова. Раны моей кузины еще не зажили.
— На брак. Я не выйду за Лалита.
— Погоди. Вы что, отменили свадьбу? — спрашивает Камия.
У меня начинает звенеть в ушах.
— Нет, свадьбу еще не отменяли, но она будет отменена. Я не выйду за Лалита. Я еду в Нью-Йорк, работать. Через три недели. На три года, может, дольше, — говорю я, ощущая укол вины и восторг одновременно.
Пиху открывает рот, собираясь что-то сказать, но с ее губ не слетает ни звука. Камия давится коктейлем и заходится жутким кашлем. Аиша, вскрикивая, вываливается из гамака и с громким шлепком падает на плиточный пол. Таня с ужасом смотрит на меня.
— Всё хорошо, всё в порядке.
Ничего не в порядке, потому что у меня скоро свадьба, но я все равно стараюсь их успокоить. Это мои друзья, но общественное мнение не так просто переломить. Девочки явно сходят с ума от страха за меня.
— Это то, чего я очень давно хотела. Только до недавнего времени не понимала. Пока мне не показала Шейла Бу.
— Шейла Бу? — Аиша поднимается с красной плитки, которой выложен пол крыльца. — Ты хочешь сказать, что Шейла Бу посоветовала тебе ехать в Нью-Йорк? Ты издеваешься?