— Да и черт с ними, — отмахнулся тот. — Стучит-то она классно!
Да, Стигне играла классно, с этим нельзя было поспорить. Даже Калле из «Фаты невесты» далеко было до нее.
Ребята и не заметили, как пролетело время. Стигне случайно глянула на часы:
— Ой, мамочки! Время-то… — Она надела куртку — ярко-красную, радостную, с желтым кленовым листом позади. Ханс с Нильсом не удержались, переглянувшись, прыснули — уж больно детской показалась им курточка. То ли дело у них — черные, с заклепками, молниями. Только вот в мороз по два свитера поддевать приходится.
— Смейтесь, смейтесь, — заматывая шарф — тоже красно-желтый, яркий, словно из рекламы «Соки и воды Гронма», ничуть не обиделась Стигне. — Зато она теплая и удобная. Вам куда сейчас? Мне — в сторону Снольди-Хольма.
— По пути. С Хансом. — Нильс, одеваясь, махнул рукой. — Он как раз там живет, пока…
Ханс обидчиво шмыгнул носом — «пока»! Мог бы и не напоминать. Да и в самом деле, после неожиданной смерти родителей он пока проживал в собственном доме на птичьих правах — под опекой добросердечной женщины Марты Йоргенсен — жены таксиста Акселя. Вообще-то, раз не было родственников, Ханса, как несовершеннолетнего, должны были отправить в муниципальный приют, до установления опеки. Только вот согласится ли опекать Ханса госпожа Иоргенсен? И дозволят ли ей? Ведь была где-то в живых Хансова бабка, вернее прабабка. Она — прямая родственница, да и часть дома в Снольди-Хольме, как оказалось, записана на нее. Где ж ее в таком случае черти носят? Говорят, в Канаде. Ханс вздохнул, совсем не слушая, что говорит ему Стигне. Оба ждали автобуса.
— Какой-то козел, представляешь? — Стигне поежилась. — Вот гад приставучий. Разреши, говорит, тебя проводить. А сам весь такой неприятный, лысый, скинхед какой-то, думает, я из таких, с которыми все можно себе позволить. Вот и сегодня, когда сюда ехала, тоже всю дорогу клеился…
Шипя тормозами, подъехал автобус, длинный, с зауженной крышей. Усыпанный разноцветными лампочками, он походил на зажженную рождественскую елку. Ханс вспомнил встретившихся сегодня «гнома Юлениссена», таксиста Акселя, полицейского комиссара и того… чье лицо быстро промелькнуло в толпе. Ханс узнал бы его и из миллиона. Тот самый лысый нелюдь, что едва не сжег их с Мартой Иоргенсен в заброшенном сарае. Не так и давно Ханса выписали после того случая из госпиталя. Мальчик помнил все — и как тащили его по осеннему саду, связав руки скотчем, и как распластали у дерева, и как едва вырвался… и Марту… и дым из всех щелей. Ужас! Не хотелось бы еще раз пережить все это.
— Слушай, Ханс, — ткнула его локтем Стигне. — Не обидишься, если спрошу?
— Спрашивай.
— А тебе не страшно одному? Ну, в доме.
Ханс неожиданно для себя задумался. Он в общем-то и не был один. Каждый вечер кто-нибудь приходил: то Нильс с Дагне, то Марта, то сосед — маленький смешной доктор Арендт, то добрая русская медсестра Марина.
— Нет, наверное, не страшно, — тихо ответил он и, чуть помолчав, признался: — Только грустно как-то.
— Понимаю, — Стигне кивнула. Потом предложила: — А давай, я тебе сегодня вечером позвоню, ладно?
— Позвони, — прошептал Ханс.
— Ну, вот, моя остановка. — Девушка улыбнулась. — Тебе дальше. Счастливо!
— И тебе. Завтра увидимся.
— Конечно.
Смеясь, Стигне спрыгнула с автобусных ступенек, обернувшись, помахала рукой, не заметив, как из задней двери, в числе других пассажиров, выбрался противный, наголо бритый парень, что так доставал ее в последнее время… и был так памятен Хансу.
Вольф Маллеме — звали его, и он выбрал себе в этой жизни один путь — Путь смерти. Смерти, впрочем, не для себя… Он удачно скрывался от полиции — дядя, владелец рыболовного судна, ушел за косяком селедки куда-то к Исландии, и Вольф распустил через бывших приятелей слухи, что и он там. Конечно, полиция могла проверить все и по радио, да и наверняка проверила уже, но Вольфу было все равно — он знал, что у него есть могущественный заступник — сам Властелин Тьмы. Куда уж было полиции тягаться с ним! Потому и не особо таился Маллеме, только подстраховывался малость — снял, не сам, через знакомого, небольшую квартирку в трехэтажном деревенском доме недалеко от Снольди-Хольма. Деньги были — заработал на рыболове у дядьки, да и мудрено было не заработать — шла путина. Только вот труд рыбацкий — мрачный, тяжелый, грязный — вовсе не вызывал у Вольфа энтузиазма. Руки его, несмотря на перчатки, покраснели, кожа потрескалась от морской соли, ладони гнусно пахли йодом и рыбьими внутренностями. Вольф сбежал в первом же норвежском порту. Конечно, не забыл прихватить деньги… и не только свои.
Он жил теперь здесь, неподалеку от старого кладбища, и вид, открывающийся из его окон, напоминал о Повелителе.
Эта девчонка опять шла впереди. Высокая, стройная, длинноволосая, в смешной красной куртке с желтым кленовым листом. Вольф, прячась за прохожими, шел следом, он знал уже, где и с кем живет девчонка — совсем рядом, в белом уютном доме с красной черепичной крышей и ставнями, похожем на небольшой корабль. В прошлый раз девка отвергла его назойливые ухаживания… ничего, придет время, и — с помощью Повелителя — он сделает с ней все, что захочет. Вольф точно знал это, поэтому шел, улыбаясь, словно в черной душе его звучала прекрасная музыка. На пороге квартиры улыбка сползла с его лица — уж слишком здесь все было убого. Маленькая двухкомнатная халупа, чем-то похожая на тюремную камеру. Грязные, давно не мытые окна — а кто их будет мыть — Вольф? — старый диван, сигаретный пепел, переполненная окурками банка из-под трески, загаженный пол — приходя с улицы, Вольф никогда не считал нужным тщательно вытирать ноги. Холодильник маленький, старый, пустой, как всегда. Усмехнувшись, Вольф вытащил из заплечной сумки несколько банок пива и консервы — все та же треска. Открыл и то и другое, поставил перед диваном на стул, сел, сделав долгий глоток, чувствуя, как стекает по горлу холодная жидкость — интересно, как стекает кровь? Ничего, он еще попробует это, обязательно попробует! Вольф довольно рыгнул. Завалился на диван, не снимая ботинок, включил телевизор.
— Наша студия и я, Ральф Гриль, мы приветствуем вас, уважаемые! Тема выпуска, конечно же, встреча Рождества. Кто, где и с кем…
Опять этот урод! Вольф раздраженно плюнул в экран, плевок не долетел до телевизора, попал на носок ботинка — черт с ним! Рождество… А как его встретит он, Вольф? Как все, горячим глеком и вымоченными бараньими ребрышками — риббе? Нет, не до таких изысков. Да и нужно ли отмечать этот чертов праздник, ведь он, Вольф, давно уже не такой, как все? Отмечал ли он его в детстве? Да, наверное… Тетка — родителей Вольф не помнил — что-то готовила, но до праздника вкусности есть не разрешала, приходилось обманывать ее, что не составляла особого труда — тетка была глупа. Глупа и прижимиста, глупая старуха даже не догадывалась, что ушлый племянничек давно уже высмотрел то заветное место, куда она прячет деньги, — в жестянку из-под кофе, в буфете. И однажды воспользовался этим знанием, что окончательно добило тетку, давно уже имевшую большие проблемы со здоровьем. Рождество… Вольф ухмыльнулся, вспомнив девчонку в красной смешной куртке, и в глазах его вспыхнул хищный желтый огонь. Он вскочил на ноги, подбежал к окну — жаль, кладбище было плоховато видно. Лес, да и темно. Ничего! Вольф возбужденно заходил по комнате, он знал уже, как именно встретит Рождество. С той глупой надменной девкой! И эта встреча будет для нее последней! А Повелитель получит наконец долгожданную жертву! У-у-у… Вольф тихонько завыл от предвкушения, прикидывая в уме, что и как он сделает с девкой. А потом нужно будет валить подальше, все равно куда — в этом мире он давно уже чужой, с самого детства, чужой и лишний. Кстати, к этому моменту неплохо бы разжиться деньгами — те, что заработаны в море, заканчивались. Продать мотоцикл? Тоже выход, но для этого нужно идти в гараж, который принадлежит покойному приятелю — какие славные там устраивались посиделки! — а вдруг донесут соседи? Он же в розыске! Хотя деньги нужны… О Повелитель! Вольф вдруг хлопнул себя по ляжкам — вот оно, озарение! Деньги? Он знал теперь, как их достать и при этом ублажить себя… и Повелителя.
— Двадцать четвертого? Но это невозможно! — Ральф Гриль — бородатая телезвезда местного разлива — раздраженно отодвинул телефонную трубку от уха, стараясь не слышать навязчивых слов собеседника. Двадцать третьего он собирался готовиться к Рождеству — давно уже обещал домашним, — а вовсе не работать, освещая открытие спортивного комплекса, хозяева которого уж так старались его заполучить, что обещали буквально все, включая бесплатную выпивку. Ну, и приличный гонорар, разумеется. Очень приличный. Ральф прислушался…
— …хоккеисты и музыкальная сцена. Приглашены мэр и люди из муниципалитета…
За окном завыла сигнализация «порше». Не выпуская трубки из рук, Ральф бросился к окну — длинногривый, одетый а-ля 70-е — в ярко-голубой блейзер и желтые вельветовые брюки-клеш — черт, и в самом деле сигналка! Треща, промчался на мотоцикле какой-то бритоголовый урод — вот и сработала. Журналист нашарил в кармане пульт, нажал кнопку…
— …разумеется, на ваше усмотрение.
А эти люди весьма настойчивы! Вообще-то, не помешают лишние деньги…
— …организованы аттракционы, благотворительная продажа напитков и сувениров…
Позвонить Элси? Сказать, чтоб без него готовились? Или взять ее собой?
— …вас с супругой.
— С подругой, — машинально поправил Ральф. Потом ухмыльнулся: — Я не расслышал суммы… Гм-м… Да? Ну, пожалуй, да… Если не будет никаких срочных дел. Перезвоните мне завтра.
Уфф! Журналист радостно потер руки. Они все-таки увеличили сумму, и правильно, такие люди, как Ральф Гриль — «сам Ральф Гриль!» — на улице не валяются и за просто так не работают. Потянувшись, журналист перезвонил оператору, Ларсу, и, договорившись с ним, вышел из офиса. Черный приземистый «порше» — хорошая тачка, черт побери! — ждал его у края тротуара.