— Погрузка закончена, ярл! — подскочив, доложил Снорри. В короткой серебристой кольчуге, с мечом, он наконец-таки дождался настоящего дела. Откровенно говоря, этот парень закис здесь, в Альдегьюборге, без жаркой сечи, без яростных встреч с врагом, без азарта боя. Не скрывая, радовался он теперь предстоящему походу. Ведь не зря же собирает Рюрик дружину — ждут, ждут воинов впереди великие битвы!
— Отплываем, — ступая на борт передней ладьи, улыбнулся Хельги.
По знаку кормчего корабельщики взмахнули веслами, и грузные суда медленно, словно бы с неохотой, пошли вверх по течению широкой, текущей меж лесистых сопок, реки.
Плывший в следующей ладье Хаснульф мог быть доволен. Хельги взял с собой почти всю дружину, отставив лишь небольшое число воинов, необходимое для несения караульной службы. Командовать ими было поручено Конхобару Ирландцу, ему же — и отвечать в отсутствие ярла за все городские дела. Рад был иль нет Ирландец такому назначению — по его лицу сказать было нельзя. Бесстрастное, узкое, с длинными черными прядями, в которых кое-где искрилась уже седина, лицо бывшего друида не выражало ничего. В толпе шушукались, обсуждая отплытие. Кто-то радовался, кто-то, наоборот, грустил, а кто-то, оглядываясь, шептал зло, кивая на Конхобара:
— Эвон, князь-то своего варяга оставил, а мог бы ведь и кого из наших.
— Э, что ж в этом такого, паря? Ты бы, небось, тоже за своего был, а?
Истома Мозгляк, скривившись, растворился в толпе и быстро пошел к воротам. Нечего тут больше смотреть, пожалуй, можно и так доложить Дирмунду-князю.
Дождавшись, когда последнее судно скроется за излучиной, Ирландец тронул поводья. Оставшиеся дружинники молча последовали за ним.
Едва ладожские стены скрылись из виду, последний насад вдруг повернул к противоположному берегу. Странно, но на этом насаде не было видно коней. Не было там и воинов. Вернее, конечно, были — но немного. В основном молодые парни в бедноватой, прямо скажем, одежонке, по виду — артельщики да охочие люди.
Еще немного проплыв по инерции, насад ткнулся в берег.
— Пошли, ребята, — улыбаясь, скомандовал высокий монах в темной, подпоясанной простой веревкой сутане.
— Идем, брате Никифор, — откликнулся кто-то. Первым выскочил на берег Ярил. Парень был рад встретить Никифора и, едва увидев его, возблагодарил в мыслях бровастого Борича — это ведь по его велению напросился Зевота к плотникам. Прихватив с собой котомки с припасами, пилы, топоры да прочий плотницкий инструмент, выбирались на лесистый берег артельщики и новоявленные монахи. Кроме самого Никифора, монахов было четверо — невелика обитель, да ведь святой Колумбан, говорят, и с меньшего начинал.
— Что так сияешь, Овчаре? — оглянулся Ярил на приятеля. — Иль тоже решил в монахи податься?
— Да ну тебя, — отмахнулся Овчар, потер шрам на шее, скривился. — Слишком много у меня друзей в Ладоге стало!
Ярил похлопал его по плечу:
— Ничего, друже, сладим!
Выгрузившись из насада, артельщики углубились в лес и к обеду вышли к болоту, которое обходили, ступая след в след проводнику Найдену — высокому лохматому парню в богатом зеленом плаще. Похоже, именно Найден, а вовсе не брат Никифор, был здесь за главного. Черты лица его показались Ярилу смутно знакомыми.
Дождавшись привала, Ярил подошел к Найдену поближе, улучив момент, спросил тихонько:
— В Киеве-граде не довелось ли бывать, господине?
— В Киеве? — Найден вздрогнул и быстро отвел глаза. — Нет, не довелось как-то.
Ярил отошел, но все посматривал на проводника, да и на себе не раз замечал его косые взгляды. Темнит что-то Найден, ну, поглядим, что там дальше будет. Зато с Никифором проводник был дружен, видно — давно уже знались. Сидя у костра, обсуждали что-то, смеялись. Ярил подсел ближе, следя, как мастерит себе ложку самый молодой артельщик — Михря. Темненький, кареглазый, он аж язык высунул от усердия.
— Молодец, — подмигнув Овчару, потрепал парня Ярил. — В дальнем походе ложка — первейшее дело. Что ж старую-то свою, забыл?
— Потерял, — подняв глаза, признался отрок. — Или похитил кто. Ложка-то в котомке была, а там и припасы. Я с вечера приготовил котомочку, под голову подложил, утром глянь — ан нету! Русалка, верно, схитила.
— Сам ты русалка, тетеря!
Артельщики засмеялись. Улыбнулся и брат Никифор, развязал мешок, вытащил оттуда ложку, протянул незадачливому Михре:
— На, отроче, кушай.
— А сам-то ты как же?
— У меня есть, как видишь.
Михря повертел подарок в руках:
— Чудная какая. Медная?
— Нет, из олова. — Никифор прикрыл глаза. — Из далекой земли — Англии, довелось побывать там когда-то.
— Расскажи, брат Никифор!
Артельщики поудобней устроились у костра, на лицах их заиграли оранжевые отблески пламени.
— Рассказать? — с улыбкой переспросил монах. — Ну, слушайте. Жил когда-то в древности такой народ — римляне, могучее, сильное племя…
Хорошо рассказывал Никифор, ярко, интересно. В непонятных местах останавливался, пояснял, так, чтоб даже непутевому Михре было понятно. Ярил, как и все прочие, слушал с удовольствием, не заметил даже, как ткнул его в бок Овчар. Зашептал на ухо:
— Твоя очередь караулить, друже.
Ярил кивнул — надо так надо. Без сторожи никак не обойдешься. Места вокруг глухие — болота да ельники — не ровен час…
Не шибко-то далеко он и отошел от костра — а будто совсем в другом краю оказался. Высились вокруг колючие мохнатые ели, чернели можжевеловые кусты, бились об ноги невидимые у земли папоротники. Где-то неподалеку, совсем рядом, глухо ухнула сова. Ярил обернулся — шагах в полста мигало в вершинах елей оранжевое пламя костра, если очень прислушаться — слышен был и приглушенный голос. Мирно, по-домашнему сидели вокруг костра люди, кое-кто и лежал, вытянув ноги и подперев кулаками голову. Слушали.
— Мерсия — это такая страна там, в Британии…
Ярил отвернулся. Углубившись в лес, прошел еще немного, остановился, прислушался. И замер, услышав совсем рядом чьи-то шаги! Нащупав за поясом нож, Зевота затаился за деревом. Вокруг стояла тишина, прерываемая лишь хлопаньем крыльев ночных птиц да утробным болотным бульканьем. Показалось? Нет — вон хрустнула веточка, переломилась под чьей-то ногой. А вот прямо перед носом Ярила прошмыгнула к костру быстрая легкая тень.
— Ах ты, гад.
Затаив дыхание, Ярил неслышно пошел следом, улучил момент, увидев застывшую тень на светлеющем фоне неба, навалился — стремительно, словно рысь, спеленал поясом, чувствуя, как изо всех сил старается вырваться из его объятий неведомый лесной тать.
— Что там за шум, Яриле? — неожиданно спросили из темноты. Зевота вздрогнул, но тут же усмехнулся, узнав знакомый голос:
— Ты, что ль, Михряй?
— Я. Тебя вот сменить послали.
— Ну, сменяй… Осторожней, тут, в лесу, рыщет кто-то. Сиди тихо, как мышь, ежели что — кричи.
Свистящим шепотом дав отроку необходимые пояснения, Ярил пнул пленника:
— Пошел, тать!
Тать — а куда деваться? — поплелся к костру, шмыгая носом. Ярил несколько раз останавливался, прислушивался. Нет, вроде больше в лесу никого не было.
— Ты что, один, что ли?
— Один, — неожиданно тонким голосом отозвался тать.
Зевота повеселел:
— Ну, шагай давай, чего встал? Встречайте, други! — Выйдя к костру, он вытолкнул пленника вперед.
— Ох, ничего себе! — удивленно воскликнул Овчар. — Девка! Так вот ты как сторожил, Яриле.
Под приглушенный смех присутствующих Ярил смущенно оглядел татя. И в самом деле — девка! Довольно высокая, худенькая, в каком-то рваном рубище, глаза — так и зыркают.
— Откуда ты здесь, дева? — Никифор посветил ей в лицо головней. Девушка отшатнулась.
— А-а, я, кажется, ее знаю, — поднялся на ноги Найден. Подойдя к пленнице ближе, взглянул пристально: — Ты не Борича ль Огнищанина челядинка будешь?
Вместо ответа девчонка вдруг рысью прыгнула на него, целясь связанными руками в горло, и повалила молодого тиуна прямо в костер. Найден закричал от боли. Шипя, разлетелись вокруг искры.
— Ты так и не смог найти мне подходящую жертву, Истома Мозгляк! — сверкая глазами, гневно бросил друид. Поднялся с лавки, заходил по клети, согнувшись и заложив за спину руки. Новое обличье его — молодой бритоголовый парень — было, пожалуй, более жутким, нежели обличье Дирмунда Заики. Тень друида зловеще кривилась в чадящем пламени светильника, рисуя на бревенчатых стенах дрожащие колдовские узоры.
— Может быть, этой жертвой хочешь быть ты? — внезапно остановившись, спросил друид.
Истома попятился.
— Что с дружиной? — Дирмунд вдруг резко сменил тему.
— Сегодня с утра отправилась по Волхову к Рюрику, — переводя дух, четко доложил Мозгляк. — В Ладоге осталась лишь малая часть, на воротах и башнях.
— Отлично! Где Хельги?
— Ушел с дружиной.
Друид рассмеялся:
— Ушел с дружиной? Глупец! Впрочем, викинги все такие. Кого же он оставил за себя?
— Воеводу Конхобара.
— Кого?!
— Того, кого называют Конхобаром Ирландцем.
— Ах, вот как. — В глазах друида вспыхнули мстительные огни. — Вот и пришла пора нам посчитаться, Конхобар, — тихо произнес он. — К сожалению, ты даже не будешь знать, кто делает тебе подлости. Что ж, придет время — узнаешь.
Он обернулся:
— Итак, дружина с ярлом ушла к Рюрику, в Альдегьюборге — воинов чуть. Что это значит, друг мой?
— Не ведаю, княже.
— «Не ведаю»! — передразнил друид. — Я думал, ты вроде не глуп, Истома. Это значит, что все Приладожье, все дальние хутора — наши. Ты понял меня?
Истома ухмыльнулся:
— Кажется, понял, князь. Ты хочешь сказать, настала пора Лейва?
— Его пора давно уже настала, — нахмурил брови друид. — А тем более — сейчас. Я сам поеду туда и возглавлю дружины, что, думаю, уже появились волею Лейва. Появились, друг мой?
Истома поспешно кивнул. Хоть он и не обладал точными сведениями в этом вопросе, но здраво рассудил, что гораздо лучше, если за все будет отдуваться Лейв.