– Поверить не могу!
Мифани открыла люк на крыше, встала и, рискуя получить в лицо тухлыми яйцами или гнилыми овощами, высунула голову.
– А ну, отвалите все! У нас тут женщина рожает. Нужно срочно отвезти ее в больницу! – Протестующие на миг приутихли. – И она юрист! – с победоносным видом добавила Мифани и, вытащив мобильный Ингрид, стала делать им снимки ужасного качества. Толпа тут же рассеялась, и машина двинулась дальше.
– Невероятно, – произнесла она, тяжело дыша.
Телохранители издали сдавленные звуки, выражавшие осторожное согласие, и Мифани закрыла глаза. Она кое-как успокоилась и вернулась к мыслям о том, куда ехала.
«Неужели я на это решусь? Неужели выйду вот так против них?
Этот человек может разрушить мою жизнь».
Она думала о Крепости висельников и ужасах, ожидавших там человека, кому Шахи не могли доверять. О наказаниях, которые должны были быть применены к лазутчику.
А потом подумала обо всех тех письмах, что прочитала. Вспомнила то отчаяние, надежду, старания, что вложила в них Томас.
Вложила в нее.
«Этот человек может разрушить мою жизнь. Но они уже разрушили жизнь Томас и, слава богу, поплатятся за это».
Она посмотрела на Эмили и охранника.
– Скоро мы предъявим обвинение члену Правления в измене, – сообщила она. – Это может вызвать не очень приятную реакцию. Вы готовы драться? – Телохранители обменялись встревоженными взглядами. – Готовы умереть? Скажу вам откровенно: речь идет о предательстве, и я не могу поделиться этим с кем-либо еще, а вы уже владеете чрезвычайно секретными сведениями. Я и в вас-то не могу быть точно уверена, но я хотя бы знаю, что вы не можете никому позвонить, чтобы предупредить, потому что я за вами слежу.
– Ладья Томас, я предан Шахам. Богом клянусь, – серьезно заявил громила.
– И я, – добавила Эмили.
– Я это ценю, но у меня уже были кое-какие разочарования, – сказала Мифани. – Поэтому я буду непрерывно читать вас с помощью своего дара. И я говорю это со всей должной признательностью за вашу готовность броситься за меня под пулю или на лезвие: если кто-то из вас совершит движение, нацеленное против меня, то в следующий момент вы уже выстрелите себе в голову. И это не фигура речи. – Мифани многозначительно посмотрела на них и с удовольствием увидела, что оба встретили ее взгляд, не дрогнув.
Оставшуюся часть пути Мифани выясняла, достаточно ли они были вооружены. У обоих охранников были пистолеты на портупее, даже по два, и довольно грозный набор из ножей, перцового баллончика и телескопические дубинки, спрятанные под темно-фиолетовыми пальто.
– Да, весьма впечатляюще, – признала Мифани. – А распятий и серебряных пуль нет?
– От них есть польза только если вы священник или если на вас нападают журналисты, – ответил громила. – А у вас, ладья Томас, что при себе из оружия?
Мифани удивленно моргнула.
– Э-э, ничего, – призналась она. – Членам Правления оно особо не положено. Это, наверное, по протоколу так.
– А хотите? – спросила Эмили. – Здесь в багажнике есть небольшой арсенал.
– Хорошая мысль, – сказала Мифани. – Но с пистолетом в руке я буду чувствовать себя еще более неуклюже.
«И вообще я не уверена, что в этом будет какой-то толк», – подумала она, безрадостно припоминая свою несостоятельность в противостоянии с Гоблетом. Даже книжка с инструкциями, которую дала ей Ингрид, не особенно помогла.
Тем временем на улице начался дождь.
– Ладья Томас, а у вашего противника будет пистолет? – спросил громила.
– Я… не знаю, – ответила она. – Но мы едем в зал заседаний, и остальные члены Правления будут там со своими телохранителями.
– Отправляясь на битву, нужно использовать все доступные средства, – мягко заметила Эмили. Охранники переглянулись друг с другом и принялись заворачивать правую штанину комбинезона Мифани. – Мы вставим вам одну милую вещицу в кобуру на лодыжке.
– Клево, – отозвалась Мифани, и вдруг ее охватил страх.
«Что со мной будет?» – спросила она себя.
Она смотрела на дождь и завидовала всем этим машинам, которые ехали по своим делам, ни одно из которых не было таким страшным, как то, что предстояло им.
– Ладья Томас, мы на месте, – объявила Эмили, и Мифани удивленно посмотрела на нее. Она забылась в своих размышлениях, но теперь заметила, что перед ней возвышался Верхний дом.
Внутри здания находился изменник – враг, устроивший заговор, чтобы стереть ее личность. Она подумала о настоящей Мифани Томас, застенчивой молодой женщине, писавшей письма, пронизанные скрытыми страхами и недостатком жизненных радостей. Мифани закрыла глаза и мысленно послала молитву – за Томас и за себя. А потом дала волю ярости – и та вспыхнула у нее внутри.
– Идемте, – сказала она и вышла из машины.
Она вздрогнула, почувствовав на себе капли дождя, но твердым шагом взобралась по ступенькам, даже несмотря на свою нелепую форму. Телохранители шагали по бокам от нее. Когда перед ними распахнулись двери, Эмили молниеносно бросилась вперед Мифани, но быстрое изучение ее чувств показало, что это просто требовалось для безопасности.
В фойе их встретил стройный служащий с безупречной осанкой и вкрадчивыми манерами.
– Добро пожаловать, ладья Томас, – произнес он с ухмылкой.
– Спасибо, рада быть здесь, – ответила она, нехотя останавливаясь от того, что служащий встал у нее на пути.
«Это что, одно из тех средств, которыми, они думают, можно запугать ладью Томас?»
– Так, вперед. – Она подошла к лифту и стукнула по кнопке.
Пока Мифани ждала, Эмили тихо ей шепнула:
– Ладья Томас, тот служащий говорит по телефону и смотрит на нас. – Мифани кивнула. – Хотите, чтобы мы его убили? – спросила Эмили, и Мифани ошарашенно посмотрела на нее. – Это, как я понимаю, значит, нет.
– Они все думают, – осторожно сказала Мифани, – что я просто не в духе после медосмотра утром и инцидента днем. Скорее всего, он просто сообщает в Правление, что ладья Томас уже приехала. – Они вошли в кабину, и, прежде чем та закрылась, Мифани пристально посмотрела на служащего, который уже положил трубку и теперь следил за ними. Заметив ее взгляд, он угодливо улыбнулся и кивнул.
«Не забывай, Томас не всегда так уважали, – подумала про себя Мифани. – Может, и стоило приказать Эмили его убить».
Мифани и ее телохранители проследовали в зал заседаний. Снаружи стояли на вытяжку двое охранников, такие же громилы, как тот, что был с Мифани.
– Добрый вечер, ладья Томас, – поздоровался охранник слева. – Правление в сборе и дожидается вас. Проходите с вашей охраной.
– Спасибо, – кивнула Мифани. – Тяжелый денек, да?
– Как и всегда, – с сожалением ответил охранник.
– Что ж, пусть хоть вечер будет лучше, – сказала Мифани.
Все эти манеры истощали ее ярость – и это было опасно. Она обернулась на Эмили и своего громилу.
– Ладно, идем. – Они вошли в дверь и направились в угол зала.
Мифани резко остановилась. Зал был почти пуст – в нем находился только тот, кого она пришла обвинить.
– Добрый вечер, Мифани.
39
Дорогая ты!
Мой конец близок.
Это такой черный юмор, ха-ха. Хотела бы я сказать, что обрела буддистское спокойствие. Что смирилась со своим грядущим забвением. Но факт в том, что мое время почти истекло. Утка сказала, что у меня есть максимум месяц (господи, я полагаюсь на утку как на какого-то авторитета), и этот месяц почти закончился. И я просто не могу этого вынести.
Не знаю, получишь ли ты это письмо. Не знаю, случится ли это сегодня. Может быть, сейчас кто-то вломится в мою дверь и меня утащат прочь, а потом найдут это письмо и… и… У меня уже бывают панические атаки. Любой шум приводит меня в ужас. Любой стук в дверь, любой визг шин или сигнал клаксона за окном. У меня трясутся руки.
Знаю, каждый день – это дар, и я должна быть за это признательна, но как же это тяжело! Ненавижу. Ненавижу того, кто меня предаст, кто бы это ни был. Отведенное мне время заканчивается, а я до сих пор не знаю, за что мне все это. Это бесит больше всего. Знаю, что лишусь всех воспоминаний, и это ужасно. Но перспектива умереть, так никогда и не узнав причину, – еще хуже.
Занимаясь своим расследованием, я много чего откопала. Месть. Незаконное присвоение средств. Но как это связано со мной? Зачем кому-то понадобилось убивать меня?
Я многое узнала о своих коллегах. Отец Фарриер исключил ее из своего завещания. Габбинс имеет регулярные связи с женщиной, которая живет в Монголии. У жены Грантчестера было три выкидыша. Я смотрю на все эти домыслы и думаю, так ли они важны? Что я упустила?
В глубине души я верила, что могу предотвратить это будущее. Думала, что если найду ответ или узнаю, что и когда не говорить или не делать, то смогу как-то обойти пророчество Лизы. А лихорадочные предостережения того мальчика в Имении могли бы оказаться неверными. Утка – вообще не в счет.
Я не решилась прекратить свою работу, потому что боялась, что это вызовет вопросы, которые могут стать катализатором моей смерти. Поэтому я упорно работала, даже когда занималась своим расследованием. Я работала на износ. Но пытаясь предусмотреть все варианты, исполняя при этом свои обязанности в качестве ладьи, я израсходовала все время. Я так и не вернулась в Лагерь Гай, так и не выяснила, кто за всем этим стоял. Не знаю, кто на меня нападет. Не знаю, кто меня убьет. И не могу сказать тебе, кто нам противостоит.
Прости, что не могу дать тебе всех ответов.
Это мое последнее письмо тебе.
Я
40
– Добрый вечер, слон Грантчестер.
«Что-то не так, совсем, совсем не так, – подумала Мифани, осознавая подозрительное отсутствие свидетелей и не-изменников. – Но раздумывать некогда».
– Застрелите его, – приказала она своим телохранителям.
Те вынули пистолеты, и Мифани зажмурилась, когда выстрелы прогремели с обеих сторон от нее. Когда она открыла глаза, Грантчестер сидел так же, как до этого, невредимый и с насмешливой ухмылкой.