едической красоты, любимых с колыбели для театральных биноклей, уроки музыки, тенниса, ей идёт белое, смешит гостей изображая зайца под кустом, а мимо идёт волк, умеет рисовать пальчиком на зимнем стекле кораблик, легко запоминает технократические ребусы, всё для дочери, у меня жизнь была тяжёлой, я засыпал в гидрокостюме, обвалы в шахте, север, больное сердце, расставаясь с ней учителя плачут, художники пускают слюну вожжой, только портрет, умоляю, но именно таких выбирает случай из куколки тряпку с разорванной рожей, и вот, поседевшая в один день, в день когда ей, как казалось не только ей, было обещано всё, но не дано ничего, вот и растаял туман идиотии, бредёт с шиноремонтного завода, но по дороге прижавшись в парадном щекой к стене, некогда подвижный и весёлый ум родит, если только родит, лишь один вопрос и ответ, зачем? счастья хватит всем, надо только модный халат сшить, пора к делу, ставить сети, Коко, будем с западной, скоро зима, надо успеть насолить большой запас рыбы, прогуляйся ещё вдоль берега, может, что-нибудь выкинуло, хорошо милый, но стало ветрено, как бы наш будущий малыш не простудился, я забыл, первосинье, но не глаз, а небес, предвознесенье во мне, запахи в аллеях ворон тих его лапы мнут акварель листопада он вор он, все ушли с острова, холод, пуст парк, из далёкого, нет, близкого моря, бедный, он каркал про свою первобытность, но тщетно, во льду, в ноябре все пейзажи над которым проносится планер был осиным крылом в октябре ноябре в первозданном морозе и в розе, в той что вором будет унесена, над, в ледовом пространстве, там где смех горизонтов, а те в свою очередь хмурятся в туманах и дымках мельчайших ледяных пластинок, что в морозном всегда висят воздухе, в льдовом разгуле, в празднике водной твари, поющей взы, зыв, зов под коньками сильной стали одиноко несущегося буера с усопшим спортсменом, он оставил жену на острове, и бежал, в лёднолётном движении так спокойно, так сладостно зябко всё это для взора умирающей от мороза искристой осе пролетающей, и осиное сердце, радуется воспаренью, то холодные токи, то близость весны, над глыбой молчанья, малое сердце уже замерзает, осталось сил лишь на то, чтобы повернуть усатую головку, и разглядеть на замерзающих своих крыльях тонкую роспись льдов, неба, снова взмах и шорох скользящий над глыбой молчания, а на этой глыбе стоит огромный зеркальный куб, на осином крыле, на левом блеклые перистые облака, на правом зигзаги узоров, расцветозакат, идти нелегко второзданная миссия мысли где твой взгляд обращённый во вне что может быть ярче взмахов век и веков над пейзажем исчезнет и завтра войдёт сожаленье в воздухе лист разметался, штрихи легли на лёт бровей, жёлтые губы уткнулись в листья, те покроются за ночь росой как ты себя чувствуешь, он уже ножками шевелит, закрой глаза, какой улов? сегодня бедно, открою рот и скажу, дорога, я, ты и так далее, с первой попытки не получилось, когда-нибудь на этом острове построят туристские приюты, а город назовут моим именем, сделают канатно-кресельные дороги к источникам минеральных вод, водопады подсветят прожекторами, военно-исторические памятники и курорты, музеи и интересные объекты природы привлекут когда-нибудь сюда, на мой остров толпы праздных и сильных, скоро ночь, закрой дверь, пора, в тебе ещё бродят молодые соки, силы молодости шипят в тебе, и ты сатанела, молодая сочная самка, захлёбываясь от бесстыдных видений ночных, от снов бросающих в ущелье предчувствий, отношение к совокупности линии и знака, думала, что если и дальше так будет, от счастья умрёт, не сам он, насмешка, происхождение точки, или тень таковой, а когда, ночью мучилась, рука, шуршали блестящие волосы, помнишь, как я тебя подобрал на берегу, до сих пор, группа точек, попытка разглядеть линию снизу, согласие, линии уходящие навсегда, в никуда, в кажимость, несущие линии, проносящие через, выход и вход, колебалось шепталось на дне океана, закон мирозданья готовил природе подарок, осень, милую мать умирания, пульсация бездны, ближе, не закрывай глаза ты сыта по горлу свет ползёт данность помощь не дошедшая до ещё ближе что тебе снится мне ничего, а тебе снится, мне никогда ничего не снилось плата за зрение на остров утром налетит огромная волна, она смоет всё, это удача, никто не видит, дай руку, вот так, чувствуешь? иногда из серого, как из сферы, звал неясный голос, линия прогибалась, голос снизу, там волна, там другие цвета, путь, приходил её образ, не искажённый, она идёт по лесной тропинке, а он случайно отдыхал, писал наброски переливы солнечных вакханалий зелёно-сизые капканы шевелений она просит, он просит её, наконец-то, набросают несколько этюдов, черепаха ноль стальная фигура корабль остров женщина оперетта замёрзшая оса волна сметающая всё в залог дружбы, он напишет изможденье небесных тонов руки ждут некому подарить куски чуждого сверлящие афоризмы гортани лишь только её достойную скольких вздевшую в альковах, где картаво-кровавый, шум драпировки обещает гостеприимство от имени матери-земли, она не говорит сколько сожрано, можно надеяться что кого-нибудь она не досчитается, эксперимент на падалевместимость, была у меня уверенность, что роддомовский этап можно пропустить в звене всеобщего но даже громкозвукие моряны и те насаждают культ ливерной колбас на столе умствует изобилие, ветер позволяет нескромные прикосновения, столь мучительные, после написания портрета, сочетающего умоисключения что около сердца которому никогда не отдохнуть как некогда, в шуме музыкальных вихрей, исчезающих, преступная белизна в близости, внутрь, дальше, в дверь, через подло-разовые губы шёпот речитативов, обмякших для новых, мгновений, полных блеклогадых, аспидноцикутовых рож, кто же хореограф танца на крематорных досках? куда скрыться зачем это счастье, химера, алкающая сукровицу больное воображение долг в жизни беби будут прикрываться теорией ромельетты швыряя свои животы в пространное никуда мечтают в горелки поиграть первая скрипичная радость в помощь всегда нравственный императив а светлое, чистое? взбухают и лопаются, а фиалки под парусами Мангуса? демоны устанут жевать конник-фаготист всегда бодр воцарит благоденствие, вечный футбол, вновь паруса уносят в светлую страну мракобесия, танец мумий, бензин кончился, передышка, фатум на часики поглядывает, потаённые диапозитивы громче хохот вторит авторитет абсолюта вода везде вода, движение пыли не исчезай утро через несколько часов исчезнет указ приказ генезис, пачка сигналов, всплеск на двенадцать баллов, слоговый глагол гол, всем управляет бедро рептилии примата или таракана, но остров уцелел, пошли дети, долго они выходили один за другим прыг скок и вроде жизнь веселее пошла, рыбы и дичи хватало, родники не иссякли ещё можно приступить к главному не имеет значенья из воды выплыла безногая женщина, в её сумке находились мутные сосуды, из одного она выпустила лягушку, из второго кошку, из третьего рыбу, из четвёртого маленькую макаку, птицу с белой шеей, всё это сцепилось в хоровод, и понеслось вдоль берега гудя шипя квакая и мяукая через несколько часов хоровод превратился в огромный кишащий шар, кричащий клубок живоности, проглотил поглотил вдавил в себя всех кроме мужчины, клубок оглушительно завизжал засвистел заухал подпрыгнул, из него выпало несколько рыб и змей, рухнул со скалы в море и был таков, поседевший хозяин острова вернулся в дом лёг спать и проспал несколько лет.II
Не могу закончить это бред тащит какая-то сила словно привязан за ноги к поезду, морда о каждую шпалу спотыкается, куда привезёт и что привезёт от меня оставшееся этот поезд? как сказал *** бессвязность иной речи зависит лишь от того, кто её слушает, дальше побежала рука все дороги открыты, была весна, до меня она не доходила, был занят наукой о собственном, из окна видел школьники нахально-чистенькие выбежали, знакомо, значимо, впереди этапы, начальная эйфория у них закончилась, скоро толерантность, метаболизация обстоятельств, лет до пятидесяти зависимость, и наконец абстиненция с синдромом отнятия когда не хочется в домик свободы радуйся пора бы-чьих падежей не скоро кто-нибудь из тех кто внизу начал топтать литературное пастбище, жаждет накропать эпос своих страданий, первые пять из двухсот томов описание незыблемости природы, из в семье тридцать душ, кашляющая мать, однажды, мама я решил стать писателем, в город провожают всем селом, мир жесток, годы горьких познаний, платиновые мерзости, катастрофа брачного тандема, с деревенской смекалкой утаивать основной труд жизни, пятьсот томов ты он я напишем к своему столетью пять томов год это даже скромно ты затянулся пох пох пересушеный табак, сейчас придёт дружище-литературовед, его обожал, он виртуозил бредятиной высшего арбитража, агрессивный формализм анархистский эпатаж концептуальный радикализм после приступа он сиропил, без нас вы сиротливо грешили бы суицидом, мы кормильцы, поильцы и завхозы ваши, нас иногда мучают, называя литероедами, но это зависть, в жизни литпиявки больше творческих дней, чем у сочинителя, сколько зелёного золота сгублено для извержения декларативной пиитики, настоящая война между институтом словесности и академией древохолия, я, сказал он, человек отважный, за что и страдаю, и заявляю, литература подразделяется на социальные вопли, поэзию гормональных вивисекций и философское вымогательство бессмертия, а вот и он, вошёл, заплакан, утёс лица обшитый тёсом обшит ручонками, затем вскочил нервно позвякивая мужским поясом целомудрия вышел краткий и впечатляющий визит, ветер тучи носит, носит вихри пыли, сердце сказки просит и не хочет были пошутил ***, вернёмся к сказке, шаги в бетонном зале принимал горячий душ отдельный, узкое ты взял ни мыла, ни лица, как отвратительная кожа без мыла под душем зачем? надоел душ и прислонился щекой к мутному стеклу, за спиной стоял сквозняк, дверь, всё, где я был до себя, где-то, лодка, привезшая сюда, в прелостно-прелестный мир окриков и залпов? стекло стекло, там, где за углом, тамтам всегдашней тени, как плыть? колодец, нелепое, нелепное тело, проверил замок на двери, вытащил из мешка резиновые шкурки надувной семьи, надул жену, дочь, сына, угостил их смехом, пусть помоются, погреются, потом накормить их тальком и до следующей бани, резиновые волосы, ноги, самая Красивая, Застывшая жена, надо, надо подремонтировать твою грудь, достать хорошего клея, это было в тот день, вновь ты ощутил свет, словно впервые, в какую страну ушло время? свет устал, стар он но желая обмануться в Последний раз, свет изменяет своему долгу слепить, трудно рассмотреть капли собственных эмоций, свет, чувствуешь, как сила теряется в обязанностях, кто-то иссушил твою грудь, она иногда становится приютом для сумерек, но вновь, и в который раз, вдыхаешь полноту Роскошных цветов, их, наверно, квинтильоны, распускаешься вокруг своего Единственного пути застыв взгляни под основу что под тобой, свет? разве не отец хаос с Детским капризом заставил отца приодеться в форму единственности отражения, мы все отражения, где мать? была ли? чаша сверхжизни, лик мудрости, обрамлённый в свободу свободную от свобод всё это твоя мать, свет, сказанное миф, личный, такой же, как миф о существовании хаоса, о том, что была мысль, я, что было было, пора уходить от воскрешения, от картины поднятия на свет, мирволить, благоденствие, глаз не очарован, ч