Далее тумбочка грустилши, бишь то Фарадины Амперовны Затычек. 46 лет. Ж. Ориентируется плохо. Беспокойна, тревожна. Настроение снижено. Движения вялые, взгляд «балерины», отрешённый. В беседе односложна, с некоторой задержкой. Безучастна к окружающему, своей судьбе. Критика к своему состоянию отсутствует. Аффективно-волевые нарушения. В речевой контакт вступает настороженно. В меру злобна. Ангел зебунчик с писцовою макентош, мела манекена, иметь продолжая хотеть шубейку из зайцев, тупую тумпочку, сказал уж, гадюка, срапиську в этой квартдыре. Приходила в бабосину гнездь, в комнатенку пощёлкать в пристенок, играя в присоску. Затем похлебать борщевый бурлык с какки-мак-ки: «Гром слышишь, а страха не видно, вот оно счастье».
Фарамп Затычек стояла у тумбочки, вишновато косела в Бабоса и чмокала «дыней». Он увидел на стенке, он удивился давнишней картинке из рынка. Кто там, что там? Алёнка верхом на младце Алёшечке. Стоят у озерца копытца изпд и млеют в степном заурченъи. Картинная жажда, ситец, масло, немного гуаагу. Украшение ухкни, прикормка для таромуханов.
«Привет жильцам соседа номер шесть квартиры десять». Вся квадрдыра в сборе, ногела у тумбочек. На каждой тумбчонке засов из металла, чеканкой на каждом запоре номера паспортов, на ватмане сбоку (9 × 9 см) тушью график работ на мероприятственных механизмах, чтоб друг за другом… помочь не проспать. Жиличкожильцы стояли у каждый свояй комодец и умно так этак созерцем глядели на середь кухни, на банку с поструганой редькой. Из банки вылетал иприт. Нет, нерлит и не не, а что-то иное, зломощное, страшное, отчего в поддыхах и в коленных сервизах, в скелетных сервантах вставало брикадой огромное НЕТ. Не хочу, но могу; не жалею, но плачу.
Босов кинул взгляд на сестбрца: алло, ну, Аллё, ну, алёшечка, не шепчи, что секретить на кухне. Алёнок надевала противогаз, бртец-шустряга пытаться хотеть отнимать аппарат у сердиццы. Не вышло, вошло. Все ногоходы квакдыры смотрели на Бабосино лиц засиянье. Из от запаха банки с поструганой редькой Бабос раскачался, очистил вместилище псевд-фауны, обитель надежд на нормстул, табурет…
В кухне свободно парил дезаромат, кошмарное экто для нюха. Тетя Феня сказала: кто-то хотел нас, нам, там, бам… изуродовать наше покой, наше уют. – Вот, вот, и притом, – ерепенил Рапсулин, студент филахо и ха-ха, портфелемотатель, подстилотихоня, сиднюша, себя величал – «солидняк», шарф называл на своскользкий манер: не шарф, а кашне, верхние зубы носил козырьком, кошек и книг не держал, – и при том и при ком, знам мы вас, кое-что уж имеем на случай, хоть я и пришелец батыев, но комуналыцик отменный. Это ваша работа, – злословил Рапсулин, поминая лицом постаревшую младость востока. Был у Рапсули вмест рта, ртец, ртей, ругавища – портвейнова рана. В разговоре с несушкой своей, перед введением, говорил: сегодня я это считаю экологичным. Ему шёл двадцать некий-то лет. Пол приблизительный. Страдал трипторхизмом. Алкогольный дебют в одиннадцать лет. Энергетический потенциал снижен. Сознание изменено по типу оглушенности. Наметилось слабоумие со снижением критики. Иногда отмечаются эйфорические «окна» в поведении. Аффективные уплощения. Любит Некрасова.
– Да, кто-то по блату достал и редьку, и банку. Редьку порезал, истолок, в банку с овощем этим затем пописал, под мой столик поставил, – сказал, ожидая помпею без гибели, Стервовский. Поклонник атавистического романтизма, автор бредовых трилогий и волчьих эссе. Варить в электрическом курицу любил в чайнике. В страшноватой голяшке под черепом носились безноздрые олухи.
Впадал при гормоноедальной свече в ацензурные состояния: арбуз это яблоко или бузоко. И для добавим портрета ещё полноты. Многоречив. Напорист. Манерен. Внимание отвлекаемо. Лжив, старается преуменьшить размеры своего сладострастья. Волевые процессы ослаблены. Критика к факту себя формальная. Социально мобилен. «Глядьте, даже Мурзик подох, – он шевелинул киську туфлей, бездыханен Мурзишка. И Гражданин наш… тоже за Мурзей», – Рапсулин сдёрнул газету с псиного тела. Псин гражданин пал смертью кухонной, сгинул от запаха редьки с раствором. Все волче молчали, бледели на лопасовщика.
– Вы жилец хоть и новый… и купили пусть на всех на год для читений «централку», но бдительность наша жива и живёт, – это гласкала голилем в оскале Монтсусапупец – Монтана Сусанновна Пупец. Танцмейстер с фасеточным взглядом. В юности Сусанатанмана кликалась лапушкой, лапой. Истечением год, – временных экивоков: иссячень пролётов, над хлестким зигзагом полдбани заушин, – по прошествии лет стала не лапой – ан хапой. Идя на галеры страстей, в платье цвета бобровой струи плескала танцеть раззудянисто очеелкашно пред стариканом, который из котых похож на юнцёвку, – брала за пустонемножье лишь рулончик обоев, дефцыт сёж, а какже. Слабость такая. 39 лет. Беспокойна, находится в двигательном возбуждении. Взгляд растерянный. Неадекватно смеется. Суетлива. Цинична. Часты обнажения инстинктов. Раздражается, если её фиксируют на ошибках. Нарушение памяти усиливается во время беседы. Интеллектуальные функции ниже среднего. Эмоциональный фон быстро меняется. В интиме авансирует. Социально активна весьма. «И зачем это вам. С виду вроде порядощный ты, и вдруг – этак».
Алоэедаха, псиорка с фингалом тёть Феня прошквакала: «Онь ли не ли неонь, а похож вроде ёнь. Так что придется звиняться пырет халлюктифом, иль напишем казу, чтоб лишили тебя-сси прафиски. Ват так!»
Тётенька эта любила мумозить в потьмах в гундосатый пуздец: хлюм, хрюм, плюм: яйчишко продашь, рюшечек купишь. Купишь рюшечек, на нитке быстрой приколешь, ввечеру на посиделках сказать последнее прости и тихое ура. Пятьдесятшесть год. Полввроде женский. Внимание завышено к мелочам. Эмоциональный фон радужный с кратковременнным переходом в ярость. Движения суетливые. В беседе склоняет тему к «продуктам». Может продолжительно перечислять «недостатки в торговле». Любит «правду в глаза». Иногда манерно-мечтательна. При осмотре не исключен факт «беличьего глаза». Любит корчить из себя дурочку.
«А давайте заставим-ка съесть его это», – предложил Рапсулин. Но тут в кухню влетела скромная шаровая молния, и казус истлел.
Бабосов твёрдо приверженнел к целевому подходу в состязательности с другими лопасовщиками Техмонтажа. На утро кефир и один пирожок. На обед два кейфира (кайф, Ира) и два пиро-ого пирожка… В ужин съедать очень мочь аппельсинический син и головку от старогренландского сыра, заедая салатом «Каменная головка». Бабос блюл здоровье, не пил, скареден был, много не умствовал, выходя в темпы роста венчать результаты весомо.
В досужие дни выходнусили с Фарампзатычек в предпарковье. Малясали вёслами солнечь озерковую блясинь. Фуртыжили млато. Парусили задо. Счастливела баловнями ужимь зацуев. Том-потом шевелили плечами под гладкою кожей, розанов лепест замариненный, остро.
Над простором роднейским летела гармонь: шуета, подзазуха. Слишком юные годы – безгубые годы. Вьюнастасила вржачь подчащобья, ни бабец, ни мужец не просаживать дут в корне тут, а идут заколобисто, чаном по чину игрульно.
Так шли уютные годы. Счастливая жизнь лускала на завалинке семечки.
Бабосов нажал кнопку токарно-винтильного станка Т.В.С. Ладонью руки левой по левой щеке размазал слепня. Мотор станка остановил свой полезный бег. Остановил своё полезное движение, перестал ходить, умалил плаванье силы до нет. Замер мотор. Т.В.С. стоял на берегу горной реки. На речке берега горной стоял С.В.Т.
Станок винтильно-токарный марки отменной модели достославной, настолько надёжный станок, что даже с орлом горным не мог он, то есть даже горно-ущельный орел, орлан, воспетый птиц, сильный орлаша, Орлуша, или как бы я отметил – Рлашаня, – не мог этот птиц сравниться со станом марки МОР 14.542НВХЗ, изготовленным, ном, ной, ай, на предприимчивом предприятии имени фамилии отчества. Станок был выносливее и даже пустынного верблюда, ибо… но я потерял мысль при мысли, что незачем доказывать доказуемое. А приори. Ибо приори А.
Т.С.В., или, как говорили его создатели – В.Т.С.С., винтильно-токарный станок славный, стоял на берегу достаточно горной речки, имеющей наклон падающей здесь энергетической плоскости 62 и три десятых градуса запятая ширину 32 метра утром, к полудню 31,72 м, а к полуночи 33,1 м, – по данным И.С.О. наибольшая ширина достигла 34,2 в 1963 году. Итак, даже известна глубина оной речки в месте, напротив станка, стоящего фасом к ней, а профилем к станочнику, или как его числили в кадротделе – специалист глубинно-шуговальных реконструкций, занятых протяжением динамического рельефа усложненноого допуска ХЦ. Иногда и ИА.
Глубина речки от 4 до 6 метров. Если болели у рабочего зубы – глубина была 6 метров ровно, если нет, то зубы не болели, и глубина была ровно 4 метра, если да. Вот на каком месте стоял станок и стоял у него, вместе, близко к нему, около труженик Барбосов, производящий полезную вещедеталь индекса У172 по списку ОЛ 64 с грифом ни для кого. А вокруг шумели леса и поля, травы, нивы, пашни и луга. Всё шумело вокруг, потому что так было надо созиданию и его предвкушению. Точнее сказать: созидающему предвкушению. Данность неизбежности которого отнять у вокруг нельзя немочь никак!
Но это лишь сначала. Ибо, – а мы очень любим это слово, – мы ясно понимаем задачу созидающего предвкушения. Вкусного предсоздания. Предвкушающего созидания для ибо, которое всегда со мной, сказал орланя, усаживаясь на плечо станочника, ковырнув своей царапкой титано-никельную стружку, этакий Всёнипочёмптиц, этакий Всёпонимака.
IV
Дневник писателя
После двухмесячных туманов и ливней второй или третий день ясно. С тополей ветер срывает пух, и метель при солнце и зелени гуляет по городу, забивается в нос, рот, квартиры, урны. Что это? Праздник или траур?
–
Панфигуризм. Стервотип.
–
Русский пляс – это испытание обувной фабрики.
–
В этой жизни умереть не ново в старомодном липком шушуне.