устройства либерального»), император же теперь искал компромисса. Царь был вынужден сопрягать в этом вопросе свои либеральные устремления с принципами «реальной политики» и баланса сил в Европе, а последние диктовали ровно противоположное тому, к чему стремился Лагарп.
С одной стороны, уже накануне Венского конгресса обозначилась его «реставрационная» направленность, то есть восстановление (не только во Франции, но и везде, где только возможно) тех режимов, которые существовали до начала экспансии Французской революции. С этих позиций восстановление «Старого режима» в Швейцарии больше вписывалось в общую тенденцию и одобрялось союзниками – в первую очередь Австрией и Англией, – чем сохранение политических прав, «завоеванных революцией», на чем настаивал Лагарп. С другой стороны, географическое положение Швейцарии, стратегическую важность которого в полной мере осознавал и использовал Наполеон, сохраняло свое значение и сейчас: страна являлась буфером между Францией и Австрией с ее восстановленными владениями в Италии (Ломбардия). Исходя из этого неудивительно, что Австрия прилагала столько усилий, чтобы закрепить свое влияние на Берн – центральный и самый сильный кантон, через который глава австрийской дипломатии князь Клеменс Венцель Лотар фон Меттерних хотел бы контролировать всю Швейцарию. Но тогда, чтобы уравновесить эти планы, Александру I было выгодно поддерживать независимость и самостоятельность новых кантонов Во и Ааргау – не только из «личных симпатий» к ним, но и из принципа баланса сил в центре Европы[391].
Альтернативы в Швейцарском вопросе для России перед Венским конгрессом четко изложил Каподистрия в докладе императору от 11 августа 1814 года. Он видел два пути. Один, называемый им «окольным и трудным», в точности повторял позицию Лагарпа: прямым вмешательством лишить «патрициат Бернского кантона присвоенного им права представлять страну и управлять ею». Это автоматически устранит претензии Берна к новым кантонам, но явно вызовет противодействие других держав. России придется действовать в изоляции, возможно, здраво оценивал Каподистрия, с помощью военной силы. Другой путь оценивался им как «простой и легкий», который поддержат все союзники, – вести торг с Берном за возмещение утраченных им территорий, взамен требуя некоторых внутренних реформ[392].
Александр I, конечно же, выбрал последнее. Искусная дипломатия Каподистрии как нельзя лучше подходила для поиска компромисса, и именно ему император поручил участвовать в деятельности специального Комитета по швейцарским делам, созданного на конгрессе. Впрочем, иногда позиция Каподистрии даже слишком склонялась в пользу Берна – граф объяснял это желанием поставить в центре «нейтральной Швейцарии» один кантон, который обладал бы достаточной силой, чтобы охранять ее нейтралитет от посягательств. Не менее распространенными (не только у Каподистрии, но и у союзников) были те соображения, что «умиротворение» внутренних швейцарских конфликтов необходимо начинать с уступок Берну, в противном случае он всегда останется в центре недовольства и будет привлекать на свою сторону другие малые кантоны. Тем не менее Александр I, не желавший идти на чрезмерные уступки, выговаривал Каподистрии: «Вы сделались бернцем в полном смысле этого слова», напоминая, что «к новым кантонам не должно прикасаться», и предлагая другие формы возмещения – за счет финансов или «земель, находящихся в распоряжении союзников»[393].
Лагарп же, который прибыл в Вену в сентябре 1814 года, чтобы защищать интересы новых кантонов, категорически выступал против любых уступок Берну. Это вызывало открытую неприязнь к Лагарпу других дипломатов (например, Талейрана). При этом к прямому участию в обсуждении Швейцарского вопроса на конгрессе Лагарпа так и не допустили: его миссия была лишь вспомогательной, тогда как всей полнотой полномочий выступать от имени Швейцарии были наделены депутаты Федерального сейма. Не столь надежными, как хотелось бы, в Вене оказались и его личные связи с царем. Лагарп жаловался потом, что жил далеко и не имел прямого доступа к императорскому дворцу, где поселился Александр I, а потому опасался, что его послания к царю могут перехватить прежде, чем те попадут к нему в руки. Часто Лагарп лишь случайно узнавал об обсуждении проектов важных документов, а то и вовсе оставался об этом в неведении и вообще «не всегда осведомлен был о ходе событий, хотя порой большую в том имел нужду»[394].
Первый доклад Комитета по швейцарским делам был подготовлен 16 января 1815 года и вызвал ожесточенные возражения Лагарпа из-за отсутствия требований к «аристократическим кантонам» провести политические реформы, расширявшие допуск граждан в представительные органы, а также из-за непомерного финансового бремени, возложенного на новые кантоны, которых обязали уплатить старым компенсацию за утрату теми своих бывших феодальных прав (речь шла о так называемом «налоге с продажи»). Точную сумму этой компенсации должен был определить Федеральный сейм путем арбитража, однако Берн уже выставил к кантону Во свой собственный счет за утраченное имущество в размере свыше 40 млн (!) швейцарских франков[395].
В итоге совместными усилиями Лагарпа, заручившегося поддержкой Каподистрии, и некоторых других дипломатов доклад удалось вернуть на повторное обсуждение. 30 января по этому поводу высказался и Александр I, взявший на вооружение некоторые из тезисов Лагарпа, но в компромиссном варианте. Царь, прежде всего, потребовал, чтобы была признана территориальная целостность и незыблемость всех существующих 19 швейцарских кантонов. Тем самым посягательства Берна на территории Во и Ааргау однозначно отвергались. Вместо этого Берн получал территориальные приращения за счет региона Юры (бывшего епископства Базельского, до 1814 года входившего в состав Французской империи). Размер финансовых выплат новых кантонов за «налог с продажи» по мнению российского императора должен быть ограничен 500 тысячами швейцарских франков (в итоге именно эту сумму без всякого арбитража и должны были выплатить новые кантоны, причем 300 тысяч из нее составляла плата кантона Во Берну – ее размер даже после всех компромиссов представлялся водуазцам чрезмерным). Кроме того, Александр I также твердо высказался в пользу участия в бернском представительстве определенной доли сельского населения (и если пока не для всей территории Берна, то хотя бы для присоединяемых земель епископства Базельского)[396].
Окончательное решение Венского конгресса по Швейцарскому вопросу, принятое 20 марта 1815 года, было ускорено известием о возвращении Наполеона, которому нельзя было дать повод вновь воспользоваться Швейцарией в своих интересах. Поэтому в акте конгресса важнейшим пунктом было утверждение «вечного нейтралитета» Швейцарии. Однако вводился в действие он своеобразно: 20 мая Федеральный сейм присоединился к этому акту Венского конгресса, одновременно признав свои обязательства перед союзниками «о сотрудничестве во время нынешней войны и в деле поддержания общей европейской системы», то есть фактически объявив войну Франции и разрешив проход войск союзников (речь, прежде всего, шла об австрийцах) через территорию Швейцарии. В одной из депеш Каподистрия приводил мнение Александра I по этому поводу: «Швейцарская нация пользуется преимуществами новой европейской системы, следовательно, не может устраниться от состояния войны, навязанной вообще всем народам, дорожащим своей независимостью и честью»[397]. Лагарп был категорически не согласен с такой позицией, пытался воздействовать на царя с целью удержать Швейцарию вне конфликта – но тщетно.
В конце пребывания на Венском конгрессе, в марте–апреле 1815 года Лагарп составил для Александра I серию «Размышлений об управлении государством» – записок, в которых подробно рассматривал различные стороны управления Российской империей, давая советы по их развитию и продолжению реформ. Это было его политическое завещание, далеко не первое: скорее это можно назвать своего рода традицией при расставании швейцарца со своим царственным учеником (так было и при его отъезде из Петербурга в 1802 году, и затем несколько раз в продолжении их переписки).
Однако Лагарп, конечно же, не предполагал, что эти тексты действительно станут для него последней возможностью развернуто высказаться по волнующим его проблемам российской политики, причем высказаться так, чтобы Александр I его услышал. В последующем император и его учитель все дальше расходились друг от друга, связь между ними ослабевала, понимания становилось все меньше.
Месяцы испытаний
В 1815 году перелом наступил не только в отношениях Александра I и Лагарпа, но в истории Европы в целом. Завершился Венский конгресс, который поставил и, насколько это только было возможно, постарался решить задачу по обеспечению стабильности в Европе на максимально длительный срок. Но эта стабильность тут же была поколеблена возвращением в марте–июне Наполеона.
Случившийся, прежде всего, благодаря лояльности к нему армии и всеобщей поддержке народа повторный приход Наполеона к власти в Париже на знаменитые «Сто дней» стоит рассматривать не столько как эпилог эпохи Наполеоновских войн, сколько как пролог нового исторического периода, когда революции с участием и армии, и широких народных масс будут регулярно сотрясать европейские страны (возобновляясь и в 1820-е, и в 1830-е, и в 1840-е годы). Причиной же этих революций послужит недовольство той самой «охранительной» Венской системой. Иными словами, стремление политиков в Вене «стабилизировать Европу» и «обуздать» народные массы словно по закону противодействия привело к активизации либеральных сил, стремящихся к переменам. Но и силы реакции также пришли в движение. Они отстаивали собственное видение «реставрации государственного порядка» в Европе с отсылками к «Старому режиму». Таким образом, противостояние между Реставрацией и Революцией (а на место последней точнее будет поставить широкое либеральное движение с набором конституционных требований) стало ключом ко всем дальнейшим европейским событиям.