терских школ в России (письма от 4 ноября 1815 года, 25 марта и 30 апреля 1816 года).
Возвращение в Лозанну
Имение Лагарпа в Плесси-Пике сильно пострадало от нагрянувших пруссаков (как, впрочем, и многие дома в окрестностях Парижа в 1815 году), и особенно в их последний визит: в начале октября на постой туда определили 65 солдат и от 30 до 45 лошадей. В течение трех недель они жили и кормились за счет Лагарпа, бесцеремонно обращаясь с убранством «сельского парадиза», некогда столь любовно обустроенного здесь швейцарцем и его супругой. Лагарп пробовал искать защиты у военного коменданта Парижа, потом обратился в российское посольство – но все тщетно. Помочь ему вызвался А.И. Чернышев (как раз в октябре приехавший в Париж после очередной военной миссии), которому удалось добыть у прусского генерала охранную грамоту для Лагарпа, однако поздно: говоря словами последнего, «убыток был уж нанесен». Жить в оскверненном «парадизе» Лагарп больше не желал и не мог, хотя сбыть его с рук в таких условиях удалось не без труда. Сделка состоялась в начале ноября 1815 года, имение Плесси-Пике было продано за полцены, но Лагарп писал, что «должен радоваться и этой сумме» (4 ноября 1815 года).
Эти события сказались и на здоровье Лагарпа. Когда пруссаки еще стояли на постое в Плесси-Пике, швейцарец решил уберечь от них свою библиотеку: вызвал столяров и самолично руководил ее упаковкой в ящики. Укладывая книги, он упал с самого верха стремянки на пол, навзничь, и удивительно, что «ничего не сломал и не вывихнул». Но следствиями падения стали серьезные боли в спине и обострение ревматизма – все это задержало переезд Лагарпа из Франции в Швейцарию.
Кроме того, значительное время заняли поиски подходящего дома в Лозанне. Лишь в мае 1816 года Лагарп покинул, наконец, Париж, пережив там разгул Белого террора, торжество «системы доносов, увольнений и проскрипций», которая, несмотря на всеобщий страх, порождала народное недовольство до такой степени, что «если бы в это время пленник острова Святой Елены явился бы внезапно в одном из кварталов парижских, нет никакого сомнения, что был бы он встречен с восторгом» (2 августа 1816 года). Лагарп сожалел о том, что оставлял в Париже друзей и «множество людей весьма почтенных во власти жесточайших тревог», понимал, что на родине его встретит совершенно иной «горизонт событий» и «узость взглядов», свойственная обитателям малых стран, но тем не менее принял решение проститься с Францией – хотя и собирался бывать время от времени там, «где смотрят на вещи более широко» (2 ноября 1817 года).
Символом нового этапа в жизни Лагарпа стало его официальное награждение в кантоне Во. 15 декабря 1815 года Большой совет вместе с кантональным правительством издал декрет в честь земляка, «чтобы отметить тем самым свою признательность за его услуги для кантона Во», и постановил вручить тому благодарственный адрес и подарки – золотой ларец и табакерку, украшенную бриллиантами. Лагарп получил их в мае 1816 года, сразу по приезде в Лозанну.
Там Лагарп сперва временно снял имение Борегар в предместье Кур (что простиралось между городскими стенами Лозанны и озерной гаванью Уши). Вокруг стояли загородные дома богатых горожан, их цены были слишком высоки для покупки постоянного жилья, которое искал Лагарп. Наконец, в октябре 1817 года, он смог приобрести в собственность дом с садом в другом предместье – Мартерей, располагавшимся ровно напротив холма, где высился собор и бывший замок Лозаннского епископа.
Год 1817-й для Лагарпа был богат на странствия: в августе он совершил трехнедельное путешествие через Альпы (частично на транспорте, частично пешком) в Милан и по достопримечательностям Северной Италии: Борромейским островам на Лаго-Маджоре и берегам озера Комо. В декабре он снова оказался в Париже, где собирал последние вещи для переезда. Окончательно Лагарп обосновался в Лозанне в марте 1818 года и прожил здесь уже до самого конца жизни, ровно 20 лет.
Центром нового жилища стал рабочий кабинет, любовно обустроенный Лагарпом. Сохранилось как его подробное описание, так и графическое изображение (на котором основано предисловие к книге)[422]. В кабинете хозяин хранил множество редкостей, например, портрет Екатерины II с прикрепленной внизу запиской: «Передан в 1788 году от Ее Императорского Величества через великого князя Александра для его наставника Лагарпа». Стул и стол, за которым работал Лагарп, были перенесены из Плесси-Пике и должны были напоминать о визите туда царя – к столу была прикреплена медная табличка: «Александр I, император России, писал за этим столом в Плесси-Пике в 1814 году».
Сравнивая свою прежнюю парижскую жизнь с новой, лозаннской, Лагарп писал одному из друзей в апреле 1818 года: «Был я там всего лишь безвестным гражданином, но гражданин этот имел счастье быть любимым и уважаемым в кружке людей в высшей степени почтенных: здесь же сей гражданин слишком известен, слишком много повлиял на нынешнее положение дел, чтобы в безвестности пребывать; сколько бы ни затворялся он в собственном кабинете, сколько бы ни возделывал землю в собственном саду, мнения его и речи всегда больше значить будут, чем бы ему хотелось»[423].
Действительно, в Лозанне Лагарп вернулся к политической и общественной деятельности. Важным этапом в его жизни стало участие в Большом совете кантона Во, куда он вошел с 1817 года (по приглашению Моно), а также филантропическая активность в различных организациях: «Обществе полезных дел», «Литературном кружке», «Швейцарском обществе естествоиспытателей», «Швейцарском историческом обществе» и т. д. – пожалуй, не было новой ученой ассоциации, в которую он бы не вступил, зачастую в качестве члена-основателя. Лагарп продолжал заниматься и вопросами образования. Он внес вклад в развитие Лозаннской академии, а также в распространение новых способов преподавания в начальной школе (по все тому же методу Белла-Ланкастера, которым интересовался в Париже и который считал самым передовым). Именно Лагарп составил в помощь водуазским школьникам прототип учебника по истории, в форме диалогов дававший представление о героических вехах существования Конфедерации в 1291–1513 годах[424].
Соглашаясь с избранием в законодательный орган кантона, Лагарп был уверен, что большинство в 2/3 голосов, которым там обладали депутаты от сельских общин, станет залогом успешной работы собрания, и что уже давно назрели реформы, которые необходимо привести в действие. Он вспоминал впоследствии: «Пять окружных собраний, из которых три сельских, призвали меня в 1817 году заседать в Большой совет, и полагал я, что должно принять сие избрание в надежде голосом моим помогать исправлению признанных тогда изъянов нашей недавней организации и укреплять нашу молодую республику, принимая установления, защищающие свободу от произвола. Либеральные принципы, высоко почитаемые в ту эпоху, не позволяли мне сомневаться в успехе. Все усилия мои направлены были в ту сторону»[425]. Однако Лагарп вскоре разочаровался в этом парламентском большинстве, которое стал иронически оценивать как «крестьянократию». Мало склонный к проведению реформ вообще, Большой совет в особенности скупился на расходы по народному образованию, чего Лагарп не мог ему простить. «Сельская аристократия еще больше, чем любая другая, чурается общественного блага, она знает лишь собственное», – писал бывший царский наставник своему другу Устери[426].
Государство для Лагарпа не было просто «институционализированным сообществом людей», которое позволяет им жить вместе, вести хозяйство, управляться с виноградниками, пастбищами и т. д.; оно должно покоиться на базовых неотчуждаемых ценностях: свободе, «общественном духе» и представительной демократии. В соответствии с этими взглядами Лагарп на несколько лет становится главой либеральной фракции Большого совета кантона Во и вплоть до конца 1820-х годов без устали отстаивает там свободу печати, введение суда присяжных, открытость парламентских заседаний, повышение жалованья школьных учителей и т. д.[427]
Но не только швейцарская политика занимала Лагарпа в эти годы. Ничуть не меньше его интересовали и европейские дела, и, конечно, с неслабеющим вниманием следил он за Александром I. Поток его писем к российскому императору в 1816–1820 годах не иссякал, некоторые их них были столь велики, что являлись трактатами, которые рассматривали разнообразные актуальные вопросы политической жизни (касаясь, преимущественно, Франции, но также Англии, германских и итальянских государств, Испании и Латинской Америки). Лагарп по-прежнему хотел сохранять сопричастность к делам и занятиям своего бывшего ученика. Неоднократно выражал швейцарец надежду на то, что Александр I, наконец, начнет широкомасштабные реформы в тех государственных сферах России (народное образование, законодательство), где они так назрели и где обсуждались еще с начала XIX века.
Со временем в лозаннском кабинете Лагарпа появляются новые «памятники» тем из поступков Александра I, в которых провозглашались и реализовывались «либеральные принципы». То были, прежде всего, созыв парламента (сейма) в Царстве Польском в 1818 году и отмена крепостного права в Остзейских губерниях, состоявшаяся с 1816 по 1819 год. Отрывки из речи Александра I в Варшаве по случаю открытия Сейма и из его обращения к лифляндским депутатам (которые поднесли царю новое «Положение» о местных крестьянах, превращавшее их из крепостных в лично свободных арендаторов земли) были оформлены в виде памятных надписей и помещены по обе стороны бюста Александра I так, что Лагарп, пишущий свои письма к царю, постоянно устремлял на них взгляд.
В 1818–1819 годах Александр I, действительно, всерьез занимался подготовкой крестьянской реформы и введения конституционного устройства не только в отношении окраин своей империи, но для собственно русских земель. По поручению императора в 1818 году два ключевых государственных сановника (граф А.А. Аракчеев и граф Д.А. Гурьев) подготовили проекты отмены крепостного права в России. Сведения о грядущих переменах в жизни крестьян и помещиков широко обсуждались тогда в русском обществе. Не меньший резонанс вызвала и Варшавская речь от 15/27 марта 1818 года, в которой Александр I впервые открыто объявлял о своем желании даровать России конституцию (которое, как известно, он многократно высказывал своему окружению, в том числе и Лагарпу, начиная со второй половины 1790-х годов). Через некоторое время после произнесения речи подготовка такой конституции началась в Варшаве, в канцелярии «императорского комиссара» Н.Н. Новосильцева; к октябрю 1819 года ее основное содержание было готово и одобрено Александром I