е вопросы на рассмотрение Большого совета. Сельские кантоны сохраняли формы прямой демократии – народные собрания (нем. Landsgemeinden), которые собирались с определенной периодичностью и куда входили все жители с правами гражданства. Они выполняли одновременно административные, законодательные и судебные функции.
Единственным общим органом Конфедерации являлся сейм (нем. Tagsatzung), куда раз в год на несколько недель съезжались представители не только всех 13 кантонов, но и союзных земель. Его компетенции были весьма ограничены и касались преимущественно вопросов общей внешней политики, обороны, а также управления совместными владениями кантонов. Дело в том, что при расширении своих границ городские и сельские республики присоединяли к себе некоторые захваченные территории, не предоставляя их жителям полных прав гражданства, то есть фактически осуществляя над ними внешнее управление. Зачастую в таком управлении участвовало сразу несколько кантонов. Примерами этих «подчиненных территорий» являлись Ааргау, Тессин и, конечно же, родина Лагарпа, Во.
Зародившись в Средние века из стремления альпийских общин к свободе и совместному отстаиванию своих прав, Швейцарская конфедерация в раннее Новое время уже далеко не во всем отвечала первоначальным чертам и сама могла ограничивать свободу жителей на собственных землях. Многие города под влиянием торгового процветания постепенно превратились в олигархические республики, где выборы в высшие органы носили лишь формальный характер, а власть неизменно передавалась из рук в руки внутри очень небольшого круга семейств (которые перенимали обычаи абсолютистской Франции, подражая ей во внешних атрибутах власти и роскоши). Своя аристократия господствовала и в сельских кантонах, где власть народных собраний была узурпирована отдельными кланами (именно система, при которой житель голосовал не от себя лично, а как представитель своего клана, обеспечивала там единогласное одобрение решений), а те формировались или местными землевладельческими фамилиями, или семьями, которые разбогатели тем, что десятилетия подряд поставляли наемников в европейские страны. Не стоит преувеличивать и меру религиозной свободы – в протестантских городах XVI–XVII веков хоть и не было инквизиции, однако происходили преследования и даже казни еретиков (начало чему положило еще церковное правление Кальвина в Женеве), а также вовсю практиковалось сожжение ведьм. Все это в историографии именуется Швейцарией «старого режима».
Но была и другая «идеальная Швейцария» – та, где почитали Телля и Винкельрида, брата Клауса и Бонивара, где верили, что идеи альпийской свободы еще обязательно возьмут верх над косностью и темнотой, жадностью и жестокостью сильных мира сего. К таким мечтателям принадлежали представители образованной швейцарской элиты XVIII века, в которой распространялись идеи Просвещения. Именно из этой среды и вышел Фредерик-Сезар Лагарп, а потому на ней стоит остановиться подробнее.
Горы и Просвещение
В XVIII веке «швейцарский миф» обогатился новыми составляющими, которые не только повлияли на воспитание и мировоззрение образованных людей внутри страны, но и позволили этим идеям перешагнуть за национальные рамки, создать уникальный в своем роде образ Швейцарии, распространившийся по всей Европе, даже вплоть до Санкт-Петербурга.
В первую очередь здесь следует сказать о новом восприятии альпийской природы в культуре, а также о значении этих образов для идей Просвещения вообще. Именно в этот период впервые была осознана мысль о том, что альпийское пространство представляет собой источник культурных богатств, которые могут значительно повлиять на формирование личности человека. Через восприятие гор (и конкретно, Альп) в искусстве раскрывалось представление о красоте мира как Божьего творения. В эпоху Просвещения этот комплекс идей «восхищения Альпами» проявился во всех европейских странах – в частности, в последней четверти XVIII века он достиг и русской культуры, где нашел замечательное воплощение в «Письмах русского путешественника» Николая Михайловича Карамзина.
Дело в том, что вплоть до раннего Нового времени представление об альпийских горах в культуре было совершенно иным: они воспринимались как место, где жизнь подвергается ежеминутной опасности. Еще в начале XVIII века в «Универсальном словаре всех наук и искусств» И.Г. Цедлера подчеркивалось, что Альпы в подавляющем большинстве своих проявлений враждебны человеку и должны внушать ему страх[34] – большая часть их пространства абсолютно непроходима, живущие в Альпах люди беззащитны перед горными стихиями (лавинами, бурями) и даже переходам через горы угрожают постоянные обвалы, а также нападения диких зверей и птиц, вплоть до … драконов[35]. Если таковы были научные представления, то в народном сознании Альпы являлись обиталищем злых духов: их угрозы слышны были в завывании ветра, их злоба вызывала внезапное обрушение скал, подъем воды в горных реках и сход снегов, а иногда и рассыпание на части целых гор, погребавших под собой деревни с людьми. И даже столь сравнительно безобидные явления как причудливое горное эхо или потерю ориентиров в горах связывали с проделками духов. Источником этого являлся первобытный страх, изначально присущий человеку перед силами природы. Остатки таких представлений присутствуют в современной культуре[36]: эту роль исполняют, в частности, широко известные праздники в альпийских областях (нем. Krampuslaufen) на Масленицу или в канун Дня св. Николая, то есть 5 декабря, когда люди, наряженные в резные раскрашенные маски из дерева (нем. Larven) и одетые в шкуры животных или солому, изображают шествия различных злых духов – обычай, который, возможно, происходит еще от аламаннских традиций, служивших преодолению древних страхов[37].
Но XVIII век открыл новое восприятие горной природы. Тогда впервые столь широким потоком в Альпы отправляются ученые, художники, писатели и поэты. Количество путешественников, которые в той или иной форме оставляли описания этого региона, росло уже начиная с XVI века[38]. Так, первым живописцем, который сделал горный пейзаж существенной частью содержания своих картин, создавая его на основе собственных впечатлений от Альп, был знаменитый нидерландский художник Питер Брейгель-старший – представитель Северного Возрождения, совершивший в 1550-е годы большое путешествие для знакомства с итальянским искусством, а для этого дважды пересекший Швейцарию. Уже на его картинах можно заметить, что горы олицетворяют не только преграду и стихию, перед которой человек ничтожен, но и воплощают определенный Божественный замысел.
Однако именно в XVIII веке число естественнонаучных или художественных изображений Альп достигло своего рода «критической массы» и стало важным явлением культуры. Важным побудительным примером стала деятельность ученого-естествоиспытателя из Цюриха Иоганна Якоба Шойхцера: который в 1705–1707 годах издавал в родном городе еженедельную газету, где помещал исследования о природе Швейцарии, преимущественно на основе собственных путешествий в горы (характерно, что одновременно ему приходилось бороться и со «сказками» о местных духах[39]). При этом швейцарские Альпы он рассматривал как «воспроизведение всего тварного мира в меньшем масштабе», подчеркивая их богатство и призывая к их изучению и наблюдениям не только представителей различных наук, но и всех, кто там живет в окружении природы[40].
Но настоящим символом нового восприятия гор стала небольшая поэма «Альпы», написанная в 1729 году Альбрехтом Галлером и завоевавшая колоссальную популярность в эпоху Просвещения. Галлер происходил из одной из влиятельных городских фамилий Берна (местных «патрициев»), но выбрал для себя профессию врача. В 1728 году он предпринял путешествие в Альпы для изучения флоры, и в особенности лекарственных растений (впоследствии он совершит и издаст отчеты о еще семи своих горных экспедициях). Именно собственные живые впечатления, в которых соединились философские размышления, поэтические образы и ученые заметки естествоиспытателя, вдохновили Галлера сочинить поэму об Альпах. В 1732 году она вошла в его сборник «Опыт швейцарских стихов», получивший широкую известность, неоднократно переиздававшийся и переведенный на другие европейские языки (по мнению Иоганна Вольфганга фон Гёте, Галлер тем самым заложил основы швейцарской «национальной» поэзии)[41].
Поэма содержит 49 строф (десятистиший) и относится к дидактическому жанру – Галлер сам заявляет об этом в предисловии, а также снабжает свои стихи научными примечаниями, касающимися конкретных описанных им гор, растений, народных обычаев и т. д. Содержание поэмы охватывает несколько последовательно переходящих один в другой сюжетов: воспоминание о «золотом веке» человечества, не знавшего знатности и богатств (в духе античной поэзии Феокрита, Вергилия и Горация); рассуждение о «блаженной бедности» Альп, жизнь в которых поэтому подобна «золотому веку»; описание праздников, нравов, обычаев и годового цикла крестьянского труда в Альпах; политическая похвала существующей здесь прямой «власти народа», восходящей ко временам Вильгельма Телля; лирические картины гор, долин, ущелий, водопадов вместе с их растениями, ископаемыми и проч.; наконец, последние пять строф, которые являются едкой сатирой на жизнь в «нижнем мире», исполненном злобы, похоти, жадности, предательства, скованном цепями из денег и стремления к власти. Несмотря на простоту рифм и общий нравоучительный тон стихов Галлера, они обладают замечательными поэтическими достоинствами, особенно в описании природных красот