истый лед, повредил винт, сломав лопасть. Получив от Вас распоряжение возвратиться, с большими трудностями выбрался из льдов и прошел к проливу Маточкин Шар. Там простоял до 23 ноября, пока не возвратилась разведывательная партия, ходившая оттуда навстречу партии из бухты Приметка. Но они ничего не нашли.
28 ноября снялся с якоря и 5 декабря пришел в Архангельск. Считаю, что надо немедленно послать шхуну в Мурманск на ремонт, чтобы она успела принять участие в весенней зверобойной кампании.
Считаю необходимым возбудить ходатайство о награждении за самоотверженную работу матросов Соснового, Клаба и машиниста Рачка, а также о назначении пенсии семьям погибших летчика Бариля и борт-механика Зеленца.
Хочу еще обратить Ваше внимание на сообщение с Северной Земли, перехваченное моим радистом. В сентябре во время шторма с островов видно было далеко в море какое-то судно. Возможно, это был «Лахтак», но скорее всего какой-то норвежец, забравшийся так далеко на охоту.
5 декабря. Капитан Кривцов».
Глава V
Сбросив резким движением спасательные круги, штурман Кар перестал смотреть на шлюпку, подпрыгивавшую на волнах вверх дном. Он должен был сохранить свое судно и спасти хотя бы тех, кто остался на пароходе. В его распоряжении было пять-шесть, максимум - десять минут.
- Боцман! - крикнул штурман, преодолевая бурю. Его голос изменился и стал гремучим, как лязг железа, а обычно добродушные серо-голубые глаза сверкали, как молнии. - Всех наверх! Надеть пробковые пояса и - к шлюпке!
Лейтэ двадцать лет был боцманом, и ни одного разу не было, чтобы он не плюнул перед тем как выполнить какое-либо приказание. По на этот раз даже язык во рту боцмана не успел шевельнуться, как он съехал по трапу на нижнюю палубу.
Кар наклонился к телефону, свистнул в машину, а затем закричал:
- Полный вперед! Все наверх!
Котовай выхватил из небольшого сундука пробковый пояс, подошел к штурману и обвязал его. Кар не заметил этого. Оставив незакрытой трубку телефона-свистка, он, опершись руками на фальшборт и прищурив глаза, как будто выжидал момента, когда нос парохода ударится о берег. Котовай, взяв второй пояс, подошел к Соломину. Матрос оставался неподвижным. Лишь время от времени быстро менял руку на колесе штурвала, держа курс на зюйд-остовый конечный мыс острова. Только бы проскочить мимо этого мыса, и пароход будет спасен. Но шторм сбивал пароход с курса и быстро относил его к берегу.
- Два градуса на себя! - крикнул Кар Соломину, наклоняя к нему голову.
- Есть!-Соломин быстро повернул штурвальное колесо.
На палубе собрался весь экипаж, оставшийся на пароходе.
Лейтэ насчитал одиннадцать человек. Не хватало лишь механика Торбы и кочегара Павлюка.
- Где механик? - налетел Лейтэ на машинную команду.
- В машинном остался.
- Черти б его там оставили, - бросил боцман проклятье и спрыгнул в машинный люк.
Через полминуты он стоял в машинном отделении. Паровая машина так грохотала и дрожала, что, казалось, вот-вот сорвется со своего крепления. Механик дал полный пар.
Но, очевидно, он еще совсем был доволен.
Лейтэ увидел, как Торба и Павлюк, покраснев от напряжения, нажимали на какой-то рычаг.
Они закрывали все выходы для пара, чтобы всю его силу пустить на дейдвудный вал, вращающий винт парохода. Из-за грохота машины Лейтэ не слышал, как механик говорил кочегару:
- Вместо семидесяти максимальных мы дадим сто двадцать оборотов винта…
Может быть, горячий механик еще что-нибудь сказал бы, по Лейтэ не дал ему закончить, так как знал, что жить им осталось не больше пяти минут.
- К черту, долой! - завопил боцман, хватая их за плечи. - Наверх!
Механик, очевидно, по лицу боцмана понял всю опасность, угрожающую пароходу, и, вскочив, крикнул:
- Павлюк, наверх!
- А ты? - и боцман схватил механика за руку.
- Я последним оставлю машину, - вырвал тот руку.
Разгневанный боцман подмигнул Павлюку. Враз четыре сильные руки подняли низенького механика и, не обращая внимания на его возмущенные выкрики, потащили по трапу наверх.
Машинное отделение опустело, только машина гулко стучала, сообщая бешеную скорость дейдвудному валу «Лахтака».
Подходила последняя минута. Пароход приближался к зюйдовому мысу острова.
Обвязавшись пробковыми поясами, люди готовились спустить шлюпку в тот момент, когда «Лахтак» своим килем ударится о берег. Лишь Котовай, раздававший всем пояса, забыл обвязаться. Печальными глазами глядел он на корму, заливаемую волнами, и на вспененное бурлящее море. Рядом с ним стал юнга Степа. Взгляд юнги, скользнув мимо борта парохода, остановился на канате лага, тянувшемся по воде за пароходом. Вдруг юнга взволнованно обернулся, толкнул Котовая и показал рукой в том направлении, куда сам смотрел. Матрос выпрямился и нахмурился:
- Ого! - Он взмахнул кулаком над головой, а затем, подбежав к кучке людей, ожидавших на спардеке последней минуты, закричал: - Боцман, человек за бортом!
Все устремили взгляд за корму, куда указывал Котовай.
Там, в волнах, боролся за жизнь человек. Он ухватился за лаг, и пароход буксировал его за собой. Волны заливали голову утопающего, и нельзя было узнать, кто он. Да никто и не пытался в тот момент сделать это. Лейтэ забыл, что через минуту придется самому спасаться среди волн бушующего прибоя, и смело кинулся за корму. Волны гуля пи по корме, заливая людей по колени. Котовай и боцман потянули за лаг-линь. Корма подпрыгивала на волнах, словно мяч. Моряки еле стояли на ногах. Человек, подбрасываемый волнами на конце лаг-линя, напоминал большую рыбу на крючке. Матросы боялись, как бы не оборвался линь, потому что тогда человек безусловно погибнет. Но вот он уже близ самой кот мы,-самое страшное, наиболее опасное место. Тут волна может так ударить человека о борт, что и дух вышибет. Кроме того, винт парохода создает тут водоворот и, затянув человека под себя, может изрубить его острыми лопастями.
Но какой отчаянный этот великан - кочегар Павлюк! Он выхватил длинный флагшток, торчавший из кормы, обвязал себя и лаг-линь пробковым поясом и прыгнул за корму, держась за конец флагштока. Остальные моряки держали другой его конец. В этот момент решалась судьба «Лахтака». Но теперь видели- это только Кар и Соломин да еще разве кок, со страха залезший под дымовую трубу парохода.
Пароход поднесло к самому мысу, и он промчался в ста метрах от берега. Кару показалось, что он слышал, как киль чиркнул по дну. Штурман махнул рукой, и Соломин круто повернул руль. Зюйдовый мысок острова остался позади. Тут берег шел в северо-восточном направлении. Теперь ветер ослаблялся островом, волны относили пароход прочь от него. Штурман облегченно вздохнул и обернулся к рулевому. Глаза Соломина светились радостью, а руки на штурвале совсем ослабли.
- Рулевой, не спать! - крикнул Кар. Глаза и губы его смеялись.
В этот момент они совсем забыли о несчастье - о гибели шлюпки.
Кар взял курс в открытое море.
А в это время на корме Павлюк вытаскивал из моря невольного пловца.
Здесь также почувствовали ослабление ветра, хотя волны все еще бросались на палубу. Спасенный был в обмороке, но не выпускал из рук лаг-линя. Пальцы у него совсем одеревенели. Боцман ножом разрубил линь и подхватил человека на руки. Все увидели его лицо и узнали охотника Вершемета, выехавшего шлюпкой на берег. Значит, он находился в шлюпке, когда она перевернулась.
Боцман подумал, что Вершемет, наверно, наглотался воды, и сразу вместе с Котоваем потащил охотника на спардек вытряхивать из него воду. За ними поспешили остальные спасители.
В это время среди них появился Кар.
- А ну-ка по местам! - крикнул он.
Это приказание заставило всех оглянуться, и моряки увидели, что пароход быстро удалялся от острова. Его относило на восток.
Глава VI
Все вернулись на свои места. Шло время второй вахты, но никто не отдыхал. Вся подсменная вахта отправилась вместе с капитаном на берег. Некоторые там и остались, а большинство погибло при аварии шлюпки. Перед Каром и Торбой стояла задача распределить людей так, чтобы хоть часть их пошла на отдых сейчас же. Штурман отослал в кочегарку кока и юнгу, для усиления машинной команды.
Тем временем боцман и Павлюк так встряхнули охотника, что из него вылилась вся вода и он пришел в себя. Охотник тихо застонал. Штурман велел перенести беднягу в кают-компанию, положить на софу и дать из аптечного запаса немного вина. Выпив его, охотник облизал губы и попросил еще. Котовай, сидевший возле пострадавшего, усмехнулся и хитро подмигнул:
- Ну, не пропадешь, жить будешь!
Вершемет усмехнулся и хотел было приподняться, но почувствовал слабость в руках, ногах и во всем теле. Он снова положил голову на кожаную подушку и закрыл глаза, прислушиваясь к глухим ударам волн о борт парохода. Изредка он вздрагивал, так как ему казалось, что волны, накатываясь, давят его.
- Будешь здоров, - ободряюще сказал ему матрос и вышел из кают-компании.
А море не успокаивалось. Грозные валы, поднимаемые ураганным ветром, становились еще опаснее. Ветер неистовствовал, подбрасывая в воздух с морской поверхности целый поток брызг и заливая дождем палубу «Лахтака».
Кар надел прорезиненный плащ, а на голову зюйдвестку. Он укрылся в надстройку на капитанском мостике и думал о том, как защититься от этого напора волн, мчавшихся вдогонку за пароходом. Решил минут двадцать-тридцать держаться курса, а потом ради безопасности повернуть в противоположную сторону.
«Буду держаться против ветра», - думал штурман.
Ветер, неожиданно налетевший два часа тому назад, принес, наконец, облака, и горизонт стал заволакиваться дымовой завесой серых полярных туманов. За клочьями тумана мышиного цвета исчезли берега острова Уединения. Вокруг виднелось лишь бурлящее морское пространство.
Над головой штурмана из медной трубки, возле дымовой трубы парохода, с шумом вырвался пар.