Дуглас Уоттс, обозреватель «Нью-Йорк Дейли Ньюз» узрел некое сходство Лайзы с творческой манерой матери — сравнение, которое было Лайзе явно не по душе. «Лайза держит зал в напряжении, но до истинного магнетизма ей еще далеко. И хотя она сама и ее помощники станут дружно это отрицать, образ отчаянной девчонки Джуди Гарленд витает где-то поблизости, особенно в тот момент, когда Лайза, нарядившись в бархатный костюм с бриджами по колено и лакированные лодочки, затягивает «Мамми». Хочет она того или нет, но на ум тотчас приходит старая вещица Джуди «Убаюкай свою крошку доброй южной колыбельной». Лайзе, при всей ее неиссякаемой энергии и личной притягательности, еще далеко до Фрэнка Синатры или Стрейзанд».
Пройдет время, и Лайза начнет регулярно появляться на сцене вместе с Синатрой и ныне покойным Сэмми Дэвисом-младшим. Сравнения же со Стрейзанд уже ничего для нее не значили, поскольку сама Стрейзанд до смерти боялась давать концерты такого масштаба, которые Лайза и Джуди давали играючи.
Энтони Манчини, критик из «Нью-Йорк Пост» писал: «У Лайзы бесподобный голос, и ее песни призывают нас, несмотря ни на что, упиваться жизнью. И ей с легкостью это удается, в первую очередь благодаря ее таланту мгновенно создать атмосферу доверительности. Она скачет по сцене, как жеребенок, и большую часть программы это действительно Лайза через букву «3» со всем своим колдовством.
И хотя, выступая, Лайза чем-то походила на мать, ее резко отличало от Джуди полнейшее нежелание вступать в близкие контакты со своими поклонниками. Она не терпела никаких прикосновений, никакой близости со столпившимися у сцены почитателями. Мать и дочь роднила сосредоточенность на личном, на внутренней жизни, но поклонники Джуди не могли этого понять, в то время как поклонники Лайзы вскоре это для себя уяснили. По окончании каждого из ее трехнедельных концертов Лайза замыкалась в себе, избегая каких-либо контактов с аудиторией.
Вот один наглядный пример. Аллен Петрочелли, ее биограф, рассказывал о первой встрече с Лайзой: «Был канун Рождества 1970 года, и мы обедали в зале «Империя» отеля «Уолдорф-Астория». Вернее, не я, а мои родители, и я вместе с ними (Петрочелли в ту пору было всего тринадцать лет). Мой ум совершенно не зафиксировал того, что мы тогда ели (полагаю, это был цыпленок). Но зато я никогда не забуду десерт: два часа работы до седьмого пота, шелка, дамы, танец, блестки и песни. Лайза собственной персоной! Суббота 19 декабря — этот день вошел в историю, потому что тогда я впервые воочию увидел Лайзу. В первый раз, но не в последний. После концерта я подошел к ней попросить автограф. Шея ее была обернута полотенцем, которое впитывало градом катящийся с ее лица пот. Она была выжата как губка. Лайза только раз посмотрела на мою протянутую руку, на ручку и клочок бумаги и выкрикнула (дословно): «Нет, нет, прошу вас! Я не могу!» Это был самый шикарный отказ в моей жизни».
Безусловно, Лайза отдает себе отчет в том, что на сцене она — «звезда» и поэтому волей-неволей вынуждена появляться на публике и давать интервью — это все часть той цены, которую приходится платить за славу и материальные блага, которые слава с собой приносит. Но личные контакты с поклонниками — это уж слишком.
Вот что говорила она сама: «Я не люблю допускать посторонних в мою личную жизнь, и мне безразлично, что там обо мне пишут. Поймите правильно — я сама не против посплетничать о ком-то еще, о чьих-то старых грехах. Но только не о себе. Меня постоянно донимают расспросами: «Ну, как это было?» Люди почему-то не могут понять одну простую вещь — то, что в прошлом, для меня больше не существует. Теперь я живу другой жизнью. С какой стати мне должно быть интересно копаться в прошлом?»
Сравните это высказывание с тем постоянным общением со слушателями, которое сопровождало Джуди Гарленд на протяжении ее турне по двенадцати городам Америки и закончилось 23 апреля 1961 года грандиозным аншлагом в «Карнеги-Холл». Вот как вспоминает об этом потрясающем событии критик Джудит Крайст: «Я помню, как Леонард Бернстайн, не стесняясь катившихся по лицу слез, вопил от восторга, а Хэнк Фонад вторил ему возгласами «Браво!». Никто не желал первым покинуть зал. Аплодисменты и выкрики слились в оглушающий рев, а зрители — весь зал — сорвавшись с мест, бросились к сцене. Протянув вперед руки, люди наперебой выкрикивали: «Джуди! Джуди!», и она, насколько позволяла возможность, старалась прикоснуться к каждому».
Публика тогда оказалась вовлечена в некий коллективный акт преклонения перед этим исключительным даром, чьи гены, спасибо судьбе, передались и Лайзе — в ту пору ей было шестнадцать лет, и она сидела в первом ряду вместе с Лорной и малолетним Джои.
Вот как описывает выступление Джуди еще одна свидетельница: «Джуди Гарленд не только самая темпераментная исполнительница всех времен и народов, нет — она превзошла рамки таланта и славы, став редчайшим явлением в шоу-бизнесе. Наполовину «Синяя птица», наполовину Феникс, она стала легендой нашего времени».
Та же самая судьба была уготована Лайзе. Выступая годы спустя в «Зимнем Саду» и судя по реакции публики, она произвела не меньший фурор — на все ее концерты пришлось даже продавать входные билеты без мест.
Вот что писала о ней «Вэрайети»: «Не просто исполнительница песен и танцев, но настоящая актриса, способная донести до нас тончайшие оттенки и выражением лица, и телодвижениями, она являет собой пикантную смесь уверенности и робости, напора и утонченной сдержанности. И ничто не отделимо от другого. Поклонники не остались разочарованы. Скептики сдались. Взятый с самого начала бешеный темп бььл выдержан до конца. Это шоу-бизнес в своем истинном, профессиональном проявлении».
Подобная оценка подтверждается и невиданными доселе кассовыми сборами — за три недели зрители выложили из своих карманов 413 815 долларов — гигантская сумма! В конце 1974 года концерты завершились, и для Лайзы началось очередное турне по ночным клубам и роман с Беном Вереном.
1976 — год Бена и Джека
Лайза и Бен Верен познакомились 30 мая 1972 года в Нью-Йорке. Бен тогда исполнял роль Иуды в бродвейской постановке нашумевшего мюзикла «Иисус Христос — Суперзвезда». Лайза же оказалась там в тот момент потому, что записывала для Эн-Би-Си свою телепередачу «Лайза через букву «3». Вот как Бен описывает первую их встречу: «Когда мы познакомились, Лайза только что закончила сниматься в «Кабаре», я же был занят в «Иисусе Христе». Они обычно заходили ко мне с Бобом Фоссом. Она здорово помогла мне своими советами».
Спустя год Лайза уже давала ему советы по поводу совершенно иных вещей, и между ними завязался роман. Они поначалу стремились его не афишировать, скорее всего потому, что Бен был черным и к тому же женат, хотя позднее они дружно утверждали, что оба этих факта ровным счетом ничего не значили.
К февралю, видимо, так оно и было, поскольку эта парочка угодила на страницы «Ньюсуика», поместившего их потрясающее фото работы Франческо Сканвулло. На фотографии была изображена обнаженная по пояс Лайза, которую сзади обхватил руками так же полуобнаженный Бен. Благодаря этому фото весь мир наверняка узнал об их «тихом романчике».
«Это был шикарный, просто фантастический снимок, — говорит Бен. — Лайза впереди, а я обнимаю ее сзади. И хотя номер был посвящен Роберту Редфорду, именно благодаря нашей фотографии он повсюду шел нарасхват. Между прочим, я до сих пор храню оригинал этого снимка».
Бен Верен начинал свою карьеру учеником пастора. Родился он в Майами, но детство его прошло в одном из самых неблагополучных районов Бруклина — Бедфорд-Стайвесант, — где отец мальчика работал на лакокрасочной фабрике, а мать заведовала костюмерной в одном из театров.
Бен посещал теологическую семинарию пятидесятников на Манхэттене, однако задержался там ненадолго.
«Стать пастором для меня тогда представлялось единственной возможностью выбраться из гетто, — рассказывает Бен, — но меня постоянно спасала одна вещь — я опускался на колени и пытался отогнать от себя лукавого». Позднее, говорит Бен, его занесло в шоу-бизнес, поскольку в нем было нечто родственное с проповедческой деятельностью. Это позволило Бену быстро найти контакт со зрителем.
Вскоре после публикации нашумевшего фото Бен с Лайзой отправились в турне по городам, где у Лайзы были запланированы концерты — Сан Хуан, Лас-Вегас, Рио. Парочка уже ничего не стеснялась, обнимаясь и целуясь на виду у публики.
Они прекрасно провели время в Рио, что, однако, не помешало Лайзе поймать в свои сети и других мужчин, в том числе знаменитого бразильского плейбоя Педрино Аквинагу, первого красавца страны. За их знакомством последовали четыре дня неукротимой страсти и официальное заявление о намерении навсегда связать свои судьбы. Словом, неожиданно Лайза вознамерилась превратиться в бразильскую домохозяйку.
Возвратившись в Соединенные Штаты, Лайза, а с ней и ее менторы, призадумались о том, что, несмотря на весь ее громкий успех в ночных клубах и на концертной эстраде, она за несколько лет не снялась ни в одном фильме. Вот как Лайза объясняла это обстоятельство: «Мне хотелось, чтобы следующая моя работа что-то из себя представляла. На меньшее я бы не согласилась. И я решила, что лучше подождать. Я не снимаюсь в кино лишь ради того, чтобы сниматься. Уж лучше я буду и дальше выступать с концертами». И все-таки и она, и ее наставники были сильно озабочены тем обстоятельством, что подавляющее большинство ее публики составляли зрители от «тридцати и старше».
Лайза и ее команда считали, что им срочно надо завоевывать молодежную аудиторию — ведь молодежь тратит значительно больше денег на концерты и пластинки, в особенности синглы, а у Лайзы синглов — раз, два и обчелся. Хитрость заключалась в том, чтобы привлечь молодого зрителя, не потеряв при этом зрителя традиционного.
В соответствии со вкусом своей обычной аудитории Лайза в 1974 году дала серию концертов. В апреле она выступила во время церемонии вручения «Оскара» и в специальной телепрограмме «Любовь от А до Я» с участием Шарля Азнавура, которую она чуть раньше записала в Англии. В том же самом месяце она удостоилась награды «Тони» за концерты в зале «Зимнего Сада». «Нью-Йорк Таймс» высоко отозвалась о ее совместной с Азнавуром телепередаче,