ует в собраниях, сидит с ними рядом и по желанию занимается гимнастическими упражнениями; но в Лакедемоне всякому гражданину стыдно сидеть за обедом рядом с трусом или бороться с трусом в палестре. (5) Часто, когда предстоятели распределяют играющих в мяч, трус остается без места; на праздничных хорах его удаляют в непочетные места; на улице он должен уступать с дороги, с места он должен вставать даже перед младшими. Кроме того, он должен дочерей воспитывать дома, так что вина в трусости переходит даже на них, и они остаются без мужей; дом свой он должен оставлять без жены, и за это он опять подвергается штрафу. Он не может выходить, намазавшись маслом, и подражать хорошим гражданам, в противном случае подвергается ударам от лучших граждан. (6) При таком бесчестии, наложенном на трусов, я нисколько не удивляюсь, что в Спарте скорее предпочитают смерть, чем такую бесчестную и позорную жизнь.
Глава десятаяДобродетели старшего возраста
(1) Я нахожу, что Ликург хорошо устроил и то, что поддерживал мужество до самой старости. Он установил при крайнем пределе жизни выбор геронтов (сенаторов), и этим сделал то, что добродетель блюдется даже в старости. (2) Достойно удивления и то, что он придумал для добрых старых граждан. Предоставив старикам решать уголовные дела, он этим возвысил старость над цветущим возрастом. (3) Естественно, поэтому, является здесь соревнование[11]. Гимнастические состязания тоже хороши, но это состязания телесные, тогда как состязание геронтов произносит суд о качестве душ[12]. Потому насколько душа выше тела, настолько душевные состязания выше и сильнее телесных, и в Спарте он заставил всех сограждан заботиться о добродетели; (4) и как добродетель частных лиц, но упражняющихся в добродетели, выше добродетели не упражняющихся, так и добродетель Спарты по справедливости превосходит добродетель всех городов, потому что она только здесь подлежит всеобщему состязанию. (5) Разве не заслуживает похвалы и то, что в то время как другие города наказывают только за обиды одного другому, он не меньшее наказание положил и за то, если кто явно не старается быть лучше? (6) По его мнению, люди порабощающие ближних, грабители, воры наносят вред только этим одним, но трусы и слабодушные предают целые города. Я нахожу, что крайние наказания в этом случае вполне естественны.
(7) Кроме того, он поставил в безоговорочную необходимость упражняться во всех гражданских добродетелях, именно: для выполняющих все требования он сделал город для всех одинаково своим, без всякого отношения к слабости тела или имущества; но если кто ленится выполнять требования, тех он не причисляет к одинаковым (равноправным) гражданам. (8) Конечно, эти законы очень древни, но, несмотря на свою древность, они для других и теперь еще новы, так как — что особенно удивительно — все хвалят эти порядки, и ни один город не хочет подражать.
Глава одиннадцатаяВоенное дело. Вооружение и разделение войска. Тактика
(1) Все это одинаково применимо в мире и на войне, но если кто желает знать, что он придумал лучше, чем у других, для войска, это можно видеть из следующего. (2) Прежде всего, эфоры объявляют лета, до которых должны выступать на войну как конные и пехотинцы, так и ремесленники, — в силу чего лакедемоняне в походе имеют все то, что у них есть в городе, а какие инструменты вообще могут понадобиться для войска, все это везется или на повозках, или на вьючных животных. При таком порядке все, что выходит [из строя], не может остаться не пополненным. (3) Для борьбы в вооружении он придумал красную одежду и медный щит на том основании, что эта одежда имеет наименее общего с женской одеждой и наиболее годится для войны, потому что скоро чистится и не так легко пачкается. Переступившим юношеский возраст дозволил носить длинные волосы, предполагая, что в таком виде они будут казаться выше, благороднее и грознее. (4) Устроив все это, разделил граждан на моры, конные и пехотные. Каждая мора имеет своего полемарха, 4 лохага, 8 пятидесятников и 16 эномотархов. Эти моры, смотря по приказанию, распределяются на эномотии — на 2, на 3 и на 6. (5) А что касается мнения, будто лакедемонское устройство на войне представляет неудобство, то это противоречит действительности. В лакедемонском войске начальники стоят впереди [правого фланга], и каждый строй имеет все, что ему нужно. (6) Это устройство настолько просто, что всякий, кто умеет узнавать, никогда не ошибется: начальники идут впереди, подчиненные следуют за ними. Движения указывают эномотархи, как глашатаи, словами, — в силу чего строй делается то уже, то глубже, что тоже не представляет никакой трудности. (7) Что касается того, чтобы даже в случае, если смешаются ряды, сражаться в том же строе с показавшимся неприятелем, то это могут понять только те, кто воспитывался под законами Ликурга. (8) Очень легко лакедемоняне делают и то, что считается трудным даже для учившихся военному искусству. Именно, когда они идут крылом, то эномотия следует за эномотией с тылу; а если в это время неприятель покажется с противной стороны, то эномотарху приказывается стоять фронтом, к щиту, пока против них будет неприятель. Но если при таком строе неприятель покажется с тылу, то каждый строй разворачивает свою глубину так, чтобы против неприятелей всегда были храбрейшие.
(9) Если предводитель на левом крыле, то от этого не бывает ущерба, а даже некоторые преимущества, потому что если неприятель старается окружить, то он попадает не на голую, но на вооруженную сторону; а если по какой надобности признается полезным, чтобы предводитель занимал правое крыло, то они поворачивают линию крылом и развертывают глубину, пока предводитель не будет на правом крыле, а тыл не станет левым крылом. (10) Опять же, если неприятель покажется с правой стороны, между тем как они идут крылом, тогда они ничего более не делают, как каждый лох поворачивают как корабль — носом к неприятелю, и тогда лох, который в тылу, становится направо. Наконец, если неприятель бросается на левый фланг, то они и этого не допускают, но отражают или же направляют противостоящие лохи. Тогда уже лох, стоящий в тылу, становится налево.
Глава двенадцатаяЛагерная жизнь
(1) Я расскажу, как Ликург признал нужным устанавливать лагерь. Так как углы четырехугольника в таких случаях бесполезны, особенно если нет надежной горы, стены, реки, то лагерь ставится в форме круга. (2) Караулы он назначил дневные — одни против лагеря, из гоплитов, обращенные внутрь (эти ставятся не ради неприятелей, а ради союзников), другие конные, которые с возвышенных мест должны следить за неприятелем. (3) На случай ночных выходов из лагеря Ликург установил, чтобы за этим смотрели перед лагерем скириты, — а в настоящее время за этим смотрят, если есть, наемные солдаты. (4) А что они всегда ходят с копьями, то надо знать, что это происходит по той же причине, по которой рабы не допускаются к оружию. Не надо удивляться и тому, что уходящие за предметами необходимости уходят не дальше друг от друга и от войска как настолько, чтобы не причинить взаимных бедствий. (5) Это делается тоже ради безопасности. Лагери переменяются часто, как ввиду нанесения вреда неприятелям, так и ввиду помощи союзникам.
Во все время похода законом требуется от всех лакедемонян заниматься гимнастическими упражнениями. Это вызывает большую уверенность в себе и внушает превосходство над другими. Но место для упражнений и для бега должно быть в пространстве, занимаемом морой, для того чтобы никто не удалялся от своего оружия. (6) После гимнастики полемарх объявляет через глашатая садиться, что составляет своего рода смотр; затем [он дает распоряжение] обедать, и тотчас после этого дозор отпускается. Затем следует товарищеская беседа, вечерняя гимнастика и отдых. (7) После этого глашатай объявляет ужинать, и после пения пеана в честь тех богов, жертва которым дала благоприятные указания, ложатся спать при оружии. Неудивительно, что я пишу много; трудно найти что-либо опущенное лакедемонянами в военном деле из того, что требует внимания.
Глава тринадцатаяОбраз жизни царя в военное время
(1) Я изложу значение и честь, предоставленные Ликургом царю. Прежде всего, во время похода город кормит царя и живущих с ним полемархов, цель которых постоянно находиться при царе и в случае надобности давать советы. Живут с ним еще три человека из равноправных, которые доставляют все необходимое, чтобы царь с полемархами имел полный досуг заботиться о военных делах.
(2) Но я начну с самого выступления царя в поход. Прежде всего царь и его свита дома приносят жертву Зевсу Предводителю, и если жертва благоприятна, тогда огненосец берет огонь от жертвенника и идет с ним впереди до границы. (3) Здесь уже царь приносит жертвы Зевсу и Афине; и когда жертвы обоим богам будут благоприятны, тогда он переходит границу, причем предшествует непотушенный огонь от этих жертв и сопутствуют разные жертвенные животные. Но к жертвоприношению всегда приступает в сумерках[13], как бы желая предвосхитить благоволение богов. (4) При жертве присутствуют полемархи, лохаги, пятидесятники, начальники наемных войск, заведующие обозом и, наконец, желающие из начальников войск от городов. (5) Присутствуют также два эфора, которые без приглашения царя не вмешиваются в дела, но в то же время следят за всем и, разумеется, дают чувствовать свое влияние. По окончании жертвы царь созывает всех и объявляет, что нужно делать. Видя все это, можно подумать, что одни только лакедемоняне мастера в военном деле, а прочие эллины — самоучки.
(6) Когда затем царь начинает вести войско, тогда, если неприятеля не видно, перед царем не идет никто, кроме скиритов и разведочного отряда всадников; если же ожидается битва, тогда он берет отряд из первой моры и делает поворот налево, пока сам не станет между двумя морами и двумя полемархами. (7) Тех же, которые принадлежат к общественной палатке и которые должны сзади стоять, устраивает старший между ними. Это — живущие с царем (три человека) равноправные, и с ними жрецы, врачи, флейтисты, ремесленники