Дальнейшее вспоминалось как в тумане. Полицейские. Фотографы. Охранники. Перелет в Калифорнию. Новый дом с решетками на окнах, сигнализацией и охраной с собаками во дворе. Для Лаки и Дарио настала совершенно другая жизнь. Мария уехала навсегда. А Джино стал совсем иным – сердитым и печальным. Кончились смех, объятия и поцелуи. Дети вообще почти не видели отца. Он жил либо в нью-йоркской квартире, либо в своем отеле в Лас-Вегасе. Казалось, он не хотел больше бывать с ними. Теперь их окружали няньки, учителя и служанки.
Лаки одеревенела от боли, в то время как Дарио весь ушел в выдуманный им мир. Все, что можно купить за деньги, по-прежнему оставалось к их услугам. Но, по существу, все, что у них осталось, – это их дружба.
Лаки оставалось немного до пятнадцати лет, когда было принято решение отправить ее в интернат в Швейцарию.
Она и радовалась, и боялась, но перспектива наконец покинуть нелюбимый дом, конечно, казалась соблазнительной.
«Л'Эвьер» была негостеприимной частной школой, которой заправляла тонконосая женщина, требовавшая от девочек-пансионерок «уважения и послушания». Если бы не ее соседка по комнате, Олимпия Станислопулос, Лаки возненавидела бы свое новое пристанище. Девизом Олимпии было: «К чертям школу. Давай удерем и хорошенько повеселимся». А Лаки и не спорила. Они подчинялись правилу, согласно которому в 9.30 вечера полагалось выключать свет. А в 9.35 Лаки и Олимпия уже вылезали через окно. До ближайшей деревни они доезжали всего за десять минут, а там ждали мальчики, выпивка и вообще развлечения. Уже через два семестра их обеих исключили.
Джино приехал за своей непокорной дочкой. На его лице застыла маска ярости. Они вернулись в Нью-Йорк, а вскоре он устроил ее в еще более суровую школу в Коннектикуте. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы связаться с томившейся в парижской неволе Олимпией, и они вдвоем задумали побег. С помощью пары кредитных карточек она сумела прилететь во Францию, где ее встретила подружка. А потом – бешеная поездка на белом «мерседесе» на юг Франции, где они проникли на виллу тетушки Олимпии. Приятно вспомнить. Даже несмотря на то, что вскоре Олимпия привезла своего приятеля – «жулика Уорриса», как втихомолку окрестила его Лаки.
Гораздо менее приятные воспоминания оставил приезд их отцов, когда они наконец явились, чтобы забрать своих дочек. Джино Сантанджело и Димитрий Станислопулос. А потом – назад в особняк в Бель Эйр. Дарио там не оказалось. Его тоже пристроили в какую-то школу.
Временами она ненавидела своего отца отчаянной, ослепляющей ненавистью, которая выжигала ей душу. Временами она любила его больше всего на свете. И всегда надеялась, что ушедшая близость вернется вновь. Как ей не хватало его внимания! Но он отгородился непроницаемой стеной отчуждения, и за этой стеной не находилось места для нее.
Когда Лаки исполнилось шестнадцать лет, к ее удивлению, он привез ее в Лас-Вегас. По прибытии на место он отправил ее к парикмахеру, купил ей роскошное платье и подарил великолепные бриллиантовые сережки. Потом Джино объявил, что она должна вместе с ним присутствовать на важном благотворительном вечере, который он устраивал в честь миссис Петер Ричмонд – жены сенатора Ричмонда. Лаки пришла в восторг. Наконец-то их отношения сдвинулись с мертвой точки. Но за обедом Джино сбагрил ее задругой столик, по соседству с Крейвеном, заторможенным сынком миссис Ричмонд, и за весь вечер ни разу не обратил на нее внимания.
Улучив момент, она улизнула, переоделась в джинсы и отправилась погулять по Стрэнду. Кончилось все тем, что ей пришлось отбиваться от какого-то пьяницы на автомобильной стоянке.
Когда Лаки вернулась домой в три ночи, в испачканной и порванной одежде, Джино не спал.
Он не стал тратить времени на предисловия. Она – маленькая потаскуха, которой больше ничего в жизни не надо. Поэтому он выдает ее замуж – и кончен разговор.
Если же ей что-то не нравится...
Вот и все.
За весь вечер Джино ни разу не вспомнил о Сьюзан Мартино. Да и момента подходящего не представилось, чтобы рассказать Лаки. Поэтому он испытал немалое потрясение, когда Сьюзан вошла в ресторан в сопровождении какого-то мужчины, улыбнулась, помахала ручкой и уселась за соседний столик.
– Кто это? – поинтересовалась Лаки.
– Ну... – он замялся. Может, ей уже рассказали? – Разве ты не знакома с вдовой Тини Мартино?
– Да я не о женщине, – небрежно бросила Лаки. – Тот старик, что с нею, кого-то он мне напоминает.
Джино прищурился. Его глаза начинали сдавать, но гордость не позволяла ему согласиться на очки.
– Действительно, – признал он. – Кажется, я его где-то видел.
Он начал потихоньку закипать. Незнакомец был высокого роста, блистал изысканными манерами, благородной сединой, и только внушительный нос не позволял назвать его абсолютно красивым. И этот сукин сын уселся рядом со Сьюзан!
Джино нахмурился.
У нее не может быть с ним ничего общего!
А впрочем, почему?
Совсем раскалившись, Джино подозвал метрдотеля.
– Кто сидит за тем столиком? – рявкнул он.
– Гости мистера Трайнера.
– А где ваш чертов мистер Трайнер?
– Как раз идет сюда, мистер Сантанджело, – объявил метрдотель и с облегчением удалился.
– Что случилось, – спокойно спросила Лаки, привыкшая к вспыльчивости своего темпераментного отца. – Нежеланный гость?
– Скоро узнаем, – мрачно отозвался Джино. – Эй, Матт, пойди-ка сюда, – заорал он, не обращая ни малейшего внимания на остальных посетителей, которые оборачивались в недоумении.
Матт Трайнер устремился к ним, весь расплывшись в улыбке. Огонь свечей отражался в его серебряных волосах.
– Лаки! С возвращением! Ты выглядишь прекрасно. Джино, привет. Очень рад.
– Что за жопа приперлась вместе со Сьюзан Мартино?
Матт Трайнер быстро-быстро заморгал, пытаясь сообразить, в чем его ошибка. До него доходили слухи о Джино Сантанджело и Сьюзан Мартино, но он не предполагал, что там что-то серьезное. Так почему же Джино орет, как обманутый любовник?
– Сьюзан ни с кем не пришла, – пустился он в лихорадочные объяснения. – Я думал, ей скучно одной, и пригласил пообедать со мной и моими друзьями.
После небольшой паузы он с печальным видом выложил главный козырь:
– Тини мне был как брат.
Джино не смягчился.
– Кто этот хрен? – прорычал он.
– Я, кажется, чего-то не понимаю, – вмешалась Лаки.
– Если бы я мог предположить, что ты так расстроишься... – извиняющимся тоном начал Матт.
– Кто это расстроился?! – взревел Джино и встал.
– Димитрий Станислопулос, – заторопился Матт. – Он приехал сегодня вечером, чтобы присутствовать на обеде в честь Франчески Ферн. Мы поселили его в лучший номер – бесплатно. Обычно он останавливается в отеле «Сэндс» и там же играет в казино – и проигрывает, понимаете? Но месяц назад я встретился с ним в Монте-Карло и сумел убедить, что «Маджириано» придется ему больше по душе. У этого мужика денег больше, чем у Онассиса. И он любит играть в баккара.
– Ну, конечно, – воскликнула Лаки. – Отец Олимпии. Неудивительно, что его лицо показалось мне знакомым.
– Какой Олимпии? – тупо переспросил Джино.
– Неужели не помнишь? – возбужденно затараторила она. – Моя лучшая подруга по школе, мы еще удрали на юг Франции, а ты и Димитрий нас нашли. Да, это он. Уж его-то лицо я никогда не забуду.
Джино отмахнулся. Сейчас ему было не до воспоминаний.
– Матт, – сказал он коротко. – Вы пересядете к нам.
В его словах прозвучало не приглашение, а приказ.
– Мы будем очень рады, – добродушно отозвался Матт, хотя на самом деле его глубоко оскорбило то, что с ним обращаются как с прислугой. Но ничего не попишешь, Джино Сантанджело – сила, а против силы не попрешь. – Моя дама придет с минуты на минуту вместе с девушкой для Димитрия. Ты нас всех приглашаешь?
– Конечно. Тащи Сьюзан и этого, как его там, прямо сейчас, а остальные пускай подходят попозже.
– Прекрасная мысль, – одобрил Матт, подумав про себя, что мысль – хуже некуда.
Едва он отошел, заговорила Лаки:
– Зачем ты их позвал? Нам еще так много надо обсудить.
– А что такого? – отозвался Джино, усаживаясь на место. – Тебе понравится Сьюзан Мартино, она – очаровательная женщина.
«Вот уж черта с два», – подумала Лаки. Становилось все яснее и яснее, что в ее отсутствие Джино неслабо погулял. И на сей раз не с какой-нибудь дешевкой. Да, она расслабилась и теперь ругала себя за это.
– Ты с ней встречался, – сказала она небрежно.
– Пару раз, – не менее небрежно ответил он.
«Ну да, пару раз. Весь ресторан может видеть, как у тебя на нее стоит».
Странно, но она почувствовала укол ревности.
Почему бы?
А что тут странного?
Он – ее отец.
Папочка.
Джино.
В спешке отпечатанные приглашения созывали гостей присутствовать на бракосочетании Лаки Сантанджело и Крейвена Ричмонда.
Крейвен Ричмонд. Длинный костлявый сынок сенатора Петера Ричмонда и его атлетически сложенной супруги Бетти.
Крейвен Ричмонд. Внимательный, вежливый и смертельно скучный.
Крейвен Ричмонд. Муж, которого Джино выбрал для Лаки, не спросив ни ее согласия, ни мнения о женихе.
Она не осмелилась ослушаться, и через неделю после ее шестнадцатилетия их с Крейвеном обвенчали. Брак, обреченный с самого начала. Медовый месяц молодые провели на Багамах. Какая прелесть! Хотя Джин о и считал ее юной нимфоманкой и выдал замуж, чтобы оградить от позора великое имя Сантанджело,на самом деле она оставалась девственницей, никогда не позволяя себе доходить до конца в рискованных любовных играх. Крейвен в свои двадцать один год не имел никакого опыта, равно как и желания давать жене больше, чем две-три минуты быстрого секса за ночь.
Медовый месяц еще не закончился, когда Лаки завела своего первого любовника. И с тех пор она никогда не оглядывалась назад. А как еще она смогла бы выдержать четыре года жизни с человеком, которому заплатили, чтобы он женился на ней? Да, заплатили – эту печальную истину открыла ей Бетти Ричмонд в пылу семейной ссоры. Джино заплатил Крейвену и шантажировал Бетти и Петера, чтобы добиться своего.