[37].
Мак «Papaver Somniferum», более известный как мак опийный, произрастает в северо-восточных провинциях Турции, на отрогах Понтийских гор. Его высаживают два раза в год — осенью и весной. Через три месяца плантации покрываются красными цветами. Затем лепестки цветов вянут и осыпаются, оставляя на вершине стебля яйцевидную коробочку. Когда коробочка созревает, крестьянин делает на ней несколько параллельных надрезов. Изнутри вытекает млечный сок, быстро застывающий при соприкосновении с воздухом. Когда он превращается в резиноподобную массу темно-бурого цвета, приходит время соскабливать его и спрессовывать в «кирпичики» весом по десять килограммов каждый. Это и есть опиум-сырец, исходное сырье для производства героина. Турецкий крестьянин-производитель мог получить 50 долларов за один такой «кирпичик». Традиционным местом переработки опиума считался французский город Марсель. А уже оттуда готовый героин поступал в Соединенные Штаты. Поэтому в любом случае Том Дьюи оказывал благодеяние своей стране, преследуя Вито Дженовезе.
Турецкий маршрут, проложенный людьми дона Вито Дженовезе, функционирует и по сей день. Единственным изменением является то, что к переработке сырья подключилась сицилийская мафия и теперь изготовление героина осуществляется в окрестностях Палермо. Все «лаборатории», занимающиеся производством порошка, контролируют так называемые «корлеонцы».
В тюрьме Синг-Синг мотал двадцать пять лет за убийство некий Энцо Руполо, «солдат» семьи Дженовезе. Его посадили в 1934 году, и в течение трех лет он железно соблюдал закон молчания — омерта. Но если Руполо не забыл о своих обязательствах по отношению к дону Вито, то сам дон не делал никаких попыток вытащить его из тюрьмы, хотя приказ совершить убийство исходил от главы семьи.
Понятное дело, Руполо не хотел оставаться в тюрьме до седых волос, поэтому направил прокурору Дьюи письмо, в котором сообщал, что может дать показания против Дженовезе. Когда друзья из тюремной администрации предупредили дона Вито об опасности, тот, не долго думая, собрал все наличные деньги, сколько смог (сумма получилась солидная — 750 тысяч долларов), устроился матросом на торговое судно и сбежал в Италию. Тому Дьюи не удалось упрятать Дженовезе в тюрьму, однако свою репутацию непобедимого рыцаря справедливости он под держал и без особых усилий добился назначения на пост генерального прокурора города Нью-Йорк. Теперь до губернаторского кресла оставался всего один шаг. И Дьюи сделал его.
…Новый генеральный прокурор выступил в эфире радиостанции Эй-Би-Си с обращением к населению Нью-Йорка, в котором заявил о своем решении расправиться с Лепке Бачелтером. «В течение ряда лет, — говорил Дьюи, — Луис Бачелтер, более известный под прозвищем Лепке, являлся самым злостным рэкетиром в сфере американской промышленности… Возглавляемые им гангстеры принуждают производителей готового платья и владельцев хлебопекарен выплачивать дань за так называемую защиту и убивают каждого, кто пытается оказать сопротивление… Только за два первых месяца сего года в результате внутренних разборок были зверски убиты пятеро бандитов из шайки Бачелтера. При нападении на гангстера Якоба Фриммана под пули убийц попали двое ни в чем не повинных законопослушных граждан. Я более не намерен терпеть столь наглое попрание закона. Довольно! Пришло время взять Лепке, живого или мертвого».
Шеф «Корпорации убийств» тоже внимательно слушал это обращение и отнесся к нему очень серьезно. Тем более что заполучить его шкуру стремился не только Дьюи, но и Генри Анслингер, начальник ФБН, сумевший докопаться до связей Лепке с триадами в Гонконге. И, наконец, третьим «претендентом» был директор ФБР Джон Эдгар Гувер, люди которого постоянно висели у Лепке на хвосте.
Дьюи выступил по радио 15 февраля 1938 года. На следующий день Луис Бачелтер исчез, ушел в глухое подполье. В тот же день директор Нью-Йоркского департамента ФБР Дональд Шеффилд устроил хорошую взбучку агентам, упустившим Лепке. Все в тот же злополучный день на стол Генри Анслингера легло письмо, в котором некая дама, пожелавшая остаться неизвестной, сообщила о крупной партии героина, доставленной из Гонконга и в настоящее время находящейся в хранилище на Сеймур-авеню. Владельцем и заказчиком смертоносного груза являлся Лепке. И, наконец, в тот богатый событиями день Том Дьюи официально объявил Луиса Бачелтера «врагом общества номер один». По всему Нью-Йорку было расклеено около миллиона объявлений: «Разыскивается особо опасный преступник». За его поимку либо предоставление информации о его местонахождении назначалась награда в сумме 25 тысяч долларов. Сбоку на объявлениях прилагались фотографии в профиль и анфас, а также фотокопии отпечатков пальцев обеих рук. «Луис Бачелтер, он же Лепке Бачелтер, он же Луис Бакхаус, Луис Кейуар, Луис Кавор, Луис Коэн, Луис Сэффер, Луис Бродски. Возраст 42 года, белый, еврей, рост пять футов пять дюймов, вес 70 фунтов, телосложение среднее, волосы черные, коричневые глаза, кожа темного оттенка, большие прижатые уши, выразительный нос, выступающий подбородок. Любую информацию сообщайте по адресу: Нью-Йорк, сыскной отдел департамента полиции, телефоном, телеграфом, устно или письменно» — таков был текст этих объявлений. Однако, несмотря на то, что в городе фотографии Лепке висели на каждом углу с интервалом не более пятидесяти метров, найти его самого никак не удавалось. Между тем состязание федеральных силовых структур достигло апогея.
Агенты Анслингера произвели специальную операцию по перехвату партии героина на Сеймур-авеню. Наводка неизвестной дамы оказалась ювелирной — агенты ворвались в помещение в тот момент, когда с десяток людей в белых халатах, шапочках, резиновых перчатках и с марлевыми повязками на лицах аккуратно наполняли героином тысячи маленьких целлофановых пакетиков. Пакетики эти предназначались для розничной продажи. В каждом содержалось четверть грамма «размешанного до невозможности» пятипроцентного героина. На улице такой пакетик стоил пять долларов. Кроме порошка, было обнаружено много сопутствующих компонентов вроде молочного сахара или итальянского слабительного средства «мэннайт», которое часто используют для разбавления героина. Взятые с поличным, преступники не стали отпираться и рассказали все, что знали. По их словам, на банду Лепке работали двое офицеров нью-йоркской таможни, которые получали по тысяче долларов за каждую партию наркотика, привозимого в страну. Непосредственно с ними был связан Якоб Катценберг, в руках которого находились контакты с китайскими триадами. Имя Лепке фигурировало в показаниях каждого, но ни один из них лично его никогда не видел и никаких приказов не получал. Таким образом, для Анслингера единственной ниточкой, ведущей к Лепке, был Якоб Катценберг. Но он находился за пределами территории Соединенных Штатов.
Дьюи и Гувер усиленно подстегивали своих людей. Более расторопный прокурор сумел заполучить первого весьма ценного свидетеля. Ему в этом помог сам Лепке.
Здесь автор позволит себе сделать небольшое отступление. Итак, сентябрь 1937 года. Преступная империя Лепке растет и крепнет. Всеми доступными средствами рэкетиры ведут войну с несколькими упрямыми фабрикантами, которые объединились в консорциум и решили любой ценой выстоять под ударами гангстеров. Лепке решил воздействовать на них не только путем террора, но и предпринял экономическую блокаду, то есть отдал приказ уже подконтрольным ему магазинам ни в коем случае не покупать одежду у этих фабрикантов, производителям тканей — прекратить поставки, а владельцам транспортных предприятий запретил ввозить либо вывозить продукцию со складов консорциума. В числе последних находился Джозеф Розен. Подобно всем, он вынужден был подчиниться требованиям Лепке, в результате чего его «Компания грузоперевозок Розена» вскоре пошла с молотка. Разорившийся предприниматель решился на отчаянный шаг и открыто заявил о своем намерении дать показания в конторе Дьюи. В обмен за свое молчание он потребовал у Лепке пятьдесят тысяч долларов отступного, как компенсацию за банкротство. Шеф «Корпорации убийств» отреагировал на это следующими словами: «Он свое получит». Разделаться с Розеном Лепке поручил Луису Капоне. Тот отобрал троих убийц и опытного водителя. Приманкой для жертвы стал владелец небольшого кондитерского магазинчика Макс Рубин, которого Розен считал своим близким другом. Ночью в дом к Рубину наведались Менди Вейсс и Гарри Питсбург. Они легко убедили его принять участие в убийстве, два раза как следует затянув на его шее удавку.
На следующий день Макс Рубин пригласил своего друга Джо Розена потолковать об одном деле. Встреча должна была состояться в семь часов вечера в кондитерской Макса. В полседьмого возле кондитерской аккуратно припарковался автомобиль с убийцами. Их было трое: Менди Вэйсс, Гарри Питсбург и Джимми Феррако, все — стрелки высшего класса. Розен появился без пятнадцати семь. Едва он взялся за дверную ручку кондитерской, как из машины затрещали выстрелы. Киллеры стреляли из тяжелого оружия 45-го калибра. Семнадцать пуль превратили тело Джо Розена в лохмотья кровавого мяса. По крайней мере десять из них нанесли смертельные раны. Макс Рубин с ужасом наблюдал хладнокровную работу убийц. А они никуда не торопились. С дымящимся «кольтом» в руках Красавчик Гарри Питсбург ввалился в кондитерскую и весело оскалил зубы:
— Видал, дядя?
Белый как снег, Рубин с усилием кивнул головой.
— Держи свою пасть на замке, иначе то же самое случится с тобой. Понял? — Помолчав секунду, Красавчик Гарри добавил: — А может, и кое-что похуже.
Убедившись, что до Рубина действительно дошло, убийца вышел на улицу и сел в машину. Автомобиль неторопливо отъехал. Все это происходило в Браунсвилле, районе, где гангстеры чувствовали себя, как рыба в воде, а полиция была куплена на корню — от рядового до капитана.
Целый год Макс Рубин прожил в страхе. По ночам его мучили кошмары, а днем мучила совесть. Но ни на секунду в его голове не появлялась мысль обратиться в полицию. Д