— Шеф, — сказал старший группы захвата инспектор Кейн, — мы опоздали всего лишь на минуту. Катценберг сел в машину, ожидавшую его возле трапа, и как сквозь землю провалился.
— Марку автомобиля, цвет, номер запомнили?
— Да, сэр.
— Тогда звоните в департамент дорожной полиции! — резко выкрикнул обычно невозмутимый Анслингер. — Пусть объявят общегородской розыск!
Однако к концу дня в департамент ФБР поступило сообщение, что такой автомобиль в пределах Нью-Йорка не обнаружен.
— Упустили. Черт бы вас побрал, — ругнулся Анслингер.
На памяти подчиненных это был первый раз, когда они слышали от шефа подобные слова.
…Катценбергу приказали садиться назад. Слева и справа устроились Гарри Питсбург и Луис Капоне. Машину вел Алли Танненбаум. Сдавленный с двух сторон мощными плечами убийц, Якоб Катценберг внезапно понял, что он — уже труп. Но, вопреки здравому смыслу, еще надеялся найти какой-нибудь выход.
— Послушайте, парни… — начал он. Убийцы молчали как истуканы.
— Я знаю, у вас приказ убрать меня. Наверное, Лепке пообещал вам за мою шкуру десять кусков. Или пятнадцать. Но все это мелочь по сравнению с тем, что я хочу вам предложить. Не десять тысяч, не сто — миллионы!
Капоне и Питсбург не проронили ни слова. Только Алли Танненбаум бросил заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида.
— Я знаю, вы люди с понятием и всегда считали делом чести выполнить приказ босса. Но сейчас другое время. Том Дьюи всерьез взялся за Лепке, и недалек тот день, когда он отправит его за решетку. А что тогда будет с вами, ребята? Подумайте о своем будущем. Это очень важно. У меня нет привычки строить замки на песке. Если я рассказал вам про миллионы, значит, это так и есть. Порошок, понимаете? Много порошка. Сорок килограммов. Мы можем заработать на этом как минимум пять миллионов и честно раскинуть на четверых.
Луис Капоне скосил в сторону Катценберга один глаз:
— Насчет порошка у нас с тобой разговор впереди.
— Зачем же откладывать? — рассудительно произнес наркодилер, — поговорим об этом сейчас, пока еще можно что-то исправить. Короче я, предлагаю каждому из вас по двадцать процентов. Слышите? Двадцать! Это в тысячу раз больше, чем предложил за мою шкуру Лепке. Без обмана, ребята. Я спасаю свою жизнь, поэтому готов заплатить любые деньги. У меня хорошая голова, у меня есть связи с поставщиками и собственная сеть сбыта. Я сделаю вас богатыми людьми…
— А ну, заткнись, крыса! — прорычал Красавчик Гарри. — Закрой свою поганую пасть, чтобы здесь не воняло дерьмом!
— Ребята…
— Заткнись, я сказал!!! — гаркнул Питсбург.
Автомобиль выехал за черту города и теперь мчался вдоль пустынного побережья небольшого залива Уолтер-Бэй.
— Поворачивай, — приказал Капоне. Алли Танненбаум поставил машину возле моря, между двух высоких песчаных дюн. Красавчик Гарри вытащил «кольт» и угрожающе повел стволом: «Выходи».
— Ребята, пожалуйста! — заверещал Катценберг. — У меня на депозите триста тысяч долларов в Первом Национальном банке. Я сейчас же выпишу вам чек, только отпустите меня.
— А, ч-черт! — ругнулся Луис Капоне. Упершись руками в дверь со своей стороны, он изо всех сил лягнул Катценберга ногой. Тот вылетел из салона как пробка и шлепнулся на песок.
— Ребята-а-а! — завыл он.
Питсбург и Капоне натянули на руки черные кожаные перчатки. Алли Танненбаум открыл багажник. Красавчик Гарри достал оттуда тяжелый чугунный лом, а Луис бейсбольную биту.
— А-а-а! — с диким криком Катценберг вскочил на ноги и бросился бежать, но Танненбаум подставил подножку. Беглец ткнулся носом в землю. Над ним встали двое убийц. Закрыв голову руками, Катценберг тихо скулил.
— Где порошок? — спросил его Красавчик Гарри.
— Я не виноват! — в ужасе завопил Катценберг. — Это все легавые… они перехватили груз… Такое иногда бывает… Трудно без помех вывезти такую крупную партию, слишком многие знают об этом… Я не виноват, клянусь!
— Я не спрашиваю тебя о том, кто виноват, — отрезал Питсбург, — я спрашиваю, где порошок.
Он повыше поднял лом и с силой нанес удар. Чугунный наконечник насквозь прошел через бедро Катценберга и раздробил кость. Раздался громкий хруст. Жертва издала нечеловеческий вой. Палачи ногами придавили беднягу к земле.
— Повторяю вопрос, — хладнокровно произнес Красавчик Гарри, — где порошок?
— В банке Гонконга! — взвизгнул Катценберг. — Я арендовал сейф-автомат. Порошок там, в двух чемоданах.
— Сколько?
— Сорок.
— А где остальное?
— Я не знаю…
— Не знаешь?!
Питсбург плашмя ударил ломом и сломал Катценбергу два ребра.
— Мама, мамочка!!!
— Твоей мамаше надо было сделать аборт, — заметил Луис Капоне.
— Господи Иисусе…
— Поздно ты про него вспомнил, — усмехнулся Гарри Питсбург, — ну, быстрее, где еще двадцать кило?
— У легавых с таможни. Они взяли по пять килограммов.
— У легавых, значит, — с искаженным от ненависти лицом Капоне ударил Катценберга битой в промежность. Несчастный взвыл так, что его было слышно по крайней мере на милю окрест. Но бандиты выбрали место со знанием дела и ни о чем не беспокоились. Катценберг мог хоть надорваться от крика, но его никто не услышал бы. Мучители заставили свою жертву выписать доверенность на право открыть сейф и назвать код замка. Теперь Катценберг был им больше не нужен.
Они били его ломом и битой долго, с наслаждением. Алли Танненбаум принес им флакончик с кокаином. «Зарядив» ноздри, Питсбург и Капоне принялись за дело с удвоенным рвением, хотя Катценберг уже давно потерял сознание. Наконец Красавчик Гарри вонзил лом в горло, а затем в сердце Якоба Катценберга. Всего палачи нанесли почти полторы сотни ударов. Танненбаум притащил тяжелый камень, который привязали к ногам жертвы. Из багажника извлекли резиновую лодку и два весла. Пока Питсбург и Капоне отдыхали после трудной работы, Алли Танненбаум погрузил труп Катценберга в лодку, вывез подальше в море и утопил на глубине примерно ста футов. Однако эта расправа носила более символический, нежели практический характер. Задуманная Лепке операция сорвалась, героин был разбросан в разных частях света, убытки достигли суммы в полмиллиона долларов. Но даже те шестьдесят килограммов, которые удалось протащить в страну, в сложившейся ситуации не могли быть реализованы по обычным каналам, ибо правоохранительные органы предприняли в Нью-Йорке доселе невиданную по масштабам специальную операцию.
Автором этой идеи был лейтенант Конрад Полленгаст, один из заместителей шефа полиции Валлентайна.
— Совершенно очевидно, — докладывал лейтенант, — что обычными средствами поймать Лепке нам не удастся.
Полковник Валлентайн поморщился, но все же не стал возражать. Он никогда не подавлял инициативу младших начальников.
— Я думаю, сэр, нам необходимо принять нестандартное решение.
— Допустим, — согласился Валлентайн, — продолжай.
— Я предлагаю на время операции объединить усилия всех правоохранительных служб с целью создания для гангстеров невыносимых условий жизни. Вот как я себе это представляю: необходимо одновременно нанести удары по всем сферам нелегального бизнеса. К сожалению, сэр, приходится констатировать факт, что кое-где — например, в гарлемском дивизионе — полицейские смотрят сквозь пальцы на махинации букмекеров, запрещенные лотереи, торговлю наркотиками и проституцию. Гангстеры привыкли к безнаказанности. Но я думаю, мы сможем заставить каждого офицера как следует выполнять свой долг. Мы выметем с улиц всех пушеров, букмекеров и шлюх, прикроем все притоны, устроим облавы и полицейские рейды. Кроме того, я предлагаю прибегнуть к системе профилактических задержаний. Любой гангстер может быть арестован без наличия состава преступления, только по причине принадлежности к преступной организации. Я думаю, через пару недель они взвоют, и мы передадим главарям неофициальные условия: или выдайте нам Лепке, или ваш бизнес полетит к черту!
Смелое предложение Полленгаста понравилось полковнику Валлентайну. Он радостно потирал руки:
— Фактически мы объявим этим негодяям самую настоящую войну.
— Да, сэр. Именно войну. Я уверен, свой карман им гораздо дороже, чем шкура Лепке.
Через несколько дней шеф полиции пригласил на совещание всех руководителей силовых структур Нью-Йорка. Присутствовали: генеральный прокурор Дьюи со своими заместителями Геблом и Гурфейном, шеф ФБН Генри Анслингер, директор департамента ФБР Дональд Шеффилд, начальники отделов по борьбе с индустриальным рэкетом и организованной преступностью Уильям Скотти и Мартин О’Коннор. Идея Полленгаста «вышибить дух» из гангстеров явно пришлась по вкусу всем присутствующим. Не откладывая в долгий ящик, они приступили к разработке плана операции, которая получила громкое кодовое название «Немезида».
В операции «Немезида» одновременно принимали участие около трех тысяч полицейских и федеральных агентов. Жизнь гангстеров обратилась в ад. Как нарочно, все началось в субботу, и примерно восемьдесят бандитов были арестованы прямо за столиками своих любимых ресторанов. Им предъявили совершенно идиотские обвинения, бросили в камеры на хлеб и воду и стали допрашивать по методу «развернутого конвейера» в течение сорока восьми часов почти без перерывов. В понедельник всех арестованных так же неожиданно отпустили. На следующий день Генри Анслингер спустил с цепи свои отряды. По всему Нью-Йорку было арестовано около двухсот розничных торговцев наркотиками. Затем пришел черед букмекеров, а далее — проституток. В те жуткие дни тюрьмы были переполнены на 250–300 процентов выше нормы. Арестованные спали в камерах буквально друг на друге. Прессинг властей достиг точки эскалации. Гангстеров задерживали ежедневно за малейшие проступки, будь то превышение скорости или перочинный ножик в кармане, который при составлении рапорта превращался в холодное оружие. Часто полицейские при обыске в домах либо автомобилях бандитов сами втихомолку подбрасывали пакетик героина, меченые деньги, ствол. Во всех ночных клубах, барах, ресторанах, где бывали гангстеры, почти каждый вечер проводились рейды и облавы. Телефоны преступников открыто прослушивались, сыщики круглые сутки висели у боссов на хвосте, вся переписка подлежала безжалостной перлюстрации. Для главарей преступного мира успешное ведение нелегального бизнеса стало невозможным. Операция «Немезида» все продолжалась и продолжалась. Синдикат нес колоссальные убытки. Остановить это безумие никто не мог. Власти передали свое условие: выдать Лепке, живым или мертвым. На исходе четвертой недели «крестового похода» вплотную встал вопрос: не должен ли Луис Бачелтер пожертвовать собой ради общего блага?