— А почему он так молод?
Доктор мрачно улыбнулся, но, вопреки мрачности, ровные белые зубы сделали его улыбку приятной, даже очаровательной. Он сказал:
— Субэфирная оптика, мистер Старр, совершенно новая ветвь науки. Только молодые люди, вчерашние выпускники, в ней разбираются.
— Вы как будто и сами в ней разбираетесь?
— Мне рассказывал Майндс. Мы прилетели на Меркурий в одном корабле, и он меня околдовал своим проектом и возлагаемыми на него надеждами. Вы что-нибудь об этом знаете?
— Не имею представления.
— Ну, речь идет о гиперпространстве, той части космоса, которая находится за пределами известного нам пространства. Законы природы, действующие в обычном пространстве, в гиперпространстве неприменимы. Например, в обычном пространстве невозможно двигаться быстрее света, и потому нужно не менее четырех лет, чтобы долететь до ближайшей звезды. А в гиперпространстве возможна любая скорость… — Врач с виноватой улыбкой смолк. — Я уверен, вы все это знаете.
— Большинство людей знают, что с открытием гиперпространства стали возможны полеты к звездам, — сказал Лаки. — Но при чем тут проект «Свет»?
— Ну, в обычном пространстве в вакууме свет распространяется по прямой линии, — сказал доктор Гардома. — Линию можно искривить только большой силой тяготения. С другой стороны, в гиперпространстве ее можно сгибать легко, как хлопковую нить. Свет можно сфокусировать, рассеять, отправить в обратном направлении. Так утверждает теория гипероптики.
— И, вероятно, Скотт Майндс должен проверить справедливость этой теории?
— Совершенно верно.
— А почему здесь? — спросил Майндс. — Почему именно на Меркурии?
— Потому что только тут во всей Солнечной системе столько света сосредоточивается на большой поверхности. Эффект, которого ожидает Майндс, легче всего наблюдать здесь. Осуществление того же проекта на Земле обошлось бы в сотни раз дороже, и результаты были бы в сотни раз менее надежными. Так говорил мне Майндс.
— Однако начались случайности.
Доктор Гардома фыркнул.
— Это не случайности. И, мистер Старр, их нужно прекратить. Знаете ли вы, что будет означать успех проекта «Свет»? — Он продолжал, захваченный собственными словами. — Земля больше не будет рабыней Солнца. Космические станции, окружающие Землю, смогут перехватывать солнечный свет, переводить его в гиперпространство и равномерно распределять по всей Земле. Жара пустынь и холод полюсов исчезнут. Времена года будут установлены такими, как нам нужно. Мы будем управлять погодой, контролируя распределение солнечного света. Сможем иметь вечный солнечный свет, если захотим, или день любой длины. Земля превратится в кондиционированный рай.
— Вероятно, на это потребуется время.
— Очень много, но ведь это только начало… Послушайте, может, я не в свое дело вмешиваюсь, но не вы ли тот Дэвид Старр, который разрешил загадку отравленной пищи на Марсе?
Голос Лаки звучал чуть раздраженно, брови его нахмурились:
— Почему вы так считаете?
Доктор Гардома ответил:
— Ведь я все-таки врач. Отравления вначале считали эпидемией, и я этим очень интересовался. Ходили слухи о молодом члене Совета, который сыграл главную роль в разгадке этой тайны, упоминали и имя.
Лаки сказал:
— Оставим это.
Он, как всегда, испытывал недовольство, когда становился слишком известен. Вначале Майндс, теперь Гардома.
— Если вы тот самый Старр, — сказал Гардома, — я надеюсь, вы здесь для того, чтобы прекратить все эти неприятности.
Лаки, казалось, его не слышал. Он спросил:
— Когда я смогу поговорить со Скоттом Майндсом, доктор Гардома?
— Не раньше чем через двенадцать часов.
— Он будет в себе?
— Я в этом уверен.
Послышался чей-то гортанный баритон:
— Неужели, Гардома? Потому что вы считаете, что наш мальчик Майндс никогда не был неразумным?
При этих словах доктор Гардома повернулся, не пытаясь скрыть неприязненное выражение.
— Что вы здесь делаете, Эртейл?
— Держу глаза и уши открытыми. Лучше бы я их закрыл, — сказал вновь пришедший.
Лаки и Верзила с любопытством смотрели на него. Большой человек: не высокий, но широкоплечий, с мощными мышцами. Щеки черны от щетины; неприятное ощущение крайней самоуверенности.
Доктор Гардома сказал:
— Делайте со своими глазами и ушами что угодно, но не в моем кабинете.
— Почему? — спросил Эртейл. — Вы врач. Пациенты имеют право входа. Может быть, я пациент.
— На что жалуетесь?
— А эти двое? Они на что жалуются? Ну, у этого, я уверен, нарушение гормонального равновесия. — При этих словах он взглянул на Верзилу.
В наступившем молчании Верзила сначала смертельно побледнел, а потом как будто начал раздуваться. Он медленно встал, глаза его округлились. Губы шевельнулись, будто он повторял «нарушение гормонального равновесия», как будто он пытался убедить себя, что на самом деле слышал эти слова, что он не ослышался.
Потом, с быстротой нападающей кобры, пять футов два дюйма стальных мышц Верзилы устремились к широкому насмешнику.
Но Лаки действовал быстрее. Он схватил Верзилу за оба плеча.
— Спокойней, Верзила.
Маленький марсианин отчаянно пытался вырваться.
— Ты сам слышал, Лаки! Ты ведь слышал!
— Не сейчас, Верзила.
Эртейл хрипло рассмеялся.
— Выпусти его, приятель. Я разотру этого малыша по полу пальцем.
Верзила взвыл и принялся извиваться в руках Лаки.
Лаки сказал:
— На вашем месте я бы помолчал, Эртейл, иначе вы попадете в неприятности, из которых вас не вытащит ваш друг сенатор.
Глаза его при этом стали ледяными, а голос звучал гладкой сталью.
Эртейл мгновение смотрел ему в глаза, потом отвернулся. Что-то сказал насчет шуток. Верзила дышал теперь ровнее, и Лаки медленно разжал руки. Марсианин вернулся на свое место, дрожа от сдерживаемой ярости.
Доктор Гардома, который напряженно следил за происшествием, спросил:
— Вы знакомы с Эртейлом, мистер Старр?
— Наслышан. Джонатан Эртейл, бродячий следователь сенатора Свенсона.
— Можно и так сказать, — пробормотал врач.
— Я тоже вас знаю, Дэвид Старр. Счастливчик Старр, как еще вас называют, — сказал Эртейл. — Вы бродячий вундеркинд Совета Науки. Марсианская отрава. Пираты астероидов. Венерианская телепатия. Правильный перечень?
— Да, — невыразительно ответил Лаки.
Эртейл торжествующе улыбнулся.
— Мало найдется такого, чего бы в офисе сенатора Свенсона не знали о Совете Науки. И мало чего я не знаю о происходящем здесь. Например, я знаю о покушении на вашу жизнь и пришел с вами из-за этого увидеться.
— Зачем?
— Хочу предупредить вас. Небольшое дружеское предупреждение. Вероятно, врач уже сказал вам, какой отличный парень Майндс. Всего лишь влияние невыносимого напряжения, сказал он, я полагаю. Они друзья с Майндсом. Большие друзья.
— Я только сказал… — начал доктор Гардома.
— Позвольте мне закончить, — сказал Эртейл. — Позвольте мне сказать вот что. Скотт Майндс так же безопасен для вас, как двухтонный астероид для космического корабля. Он не был временно невменяемым, когда нацелился в вас бластером. Он знал, что делает. Он хладнокровно пытался убить вас, Старр, и если вы не будете осторожны, в следующий раз у него получится. Можете поклясться сапогами своего маленького марсианского друга, он сделает еще одну попытку.
Глава третьяСмерть ожидает в комнате
Наступившее молчание казалось приятным одному Эртейлу. Затем Лаки спросил:
— Почему? Каковы его мотивы?
Эртейл спокойно ответил:
— Потому что он боится. Здесь затрачены многие миллионы, миллионы, данные расточительным Советом Науки, а он не может довести эксперимент до конца. Свою некомпетентность он называет случайными авариями. Полетит на Землю и будет убеждать, что во всем виноваты случайности. И получит еще деньги Совета, вернее, налогоплательщиков, для какого-нибудь другого не менее глупого плана. Но вы явились на Меркурий расследовать, и он боится, что Совет все-таки узнает правду. Вы ее унесете с собой.
Лаки сказал:
— Если это правда, вы ее уже знаете.
— Да, и надеюсь это доказать.
— Но вы тогда тоже представляете опасность для Майндса. Следуя вашим рассуждениям, вас он должен попытаться убить прежде всего.
Эртейл улыбнулся, его пухлые щеки стали шире. Он сказал:
— Он пытался меня убить. Верно. Но я бывал во многих переделках, работая на сенатора. Я могу постоять за себя.
— Скотт Майндс никогда не пытался убить ни вас, ни кого-либо другого, — заявил доктор Гардома, лицо его стало измученным и бледным. — Вы это хорошо знаете.
Эртейл не стал отвечать ему прямо. Он обратился к Лаки.
— Присматривайте и за добрым доктором тоже. Как я сказал, он большой друг Майндса. На вашем месте я не позволил бы ему лечить у себя даже головную боль. Таблетки и уколы могут… — он громко щелкнул пальцами.
Доктор Гардома с трудом произнес:
— Кто-нибудь вас убьет за…
Эртейл беззаботно заметил:
— Да? И вы им собираетесь стать? — он повернулся, собираясь уходить, и через плечо бросил: — О да, забыл. Я слышал, старик Певерейл хочет с вами увидеться. Он очень обеспокоен, что не встретил вас официально. Расстроен. Повидайтесь с ним, погладьте его по головке… И, Старр, еще одни намек. Не надевайте защитные костюмы, вначале не проверив их. Поняли, что я имею в виду? — С этими словами он наконец ушел.
Прошло немало времени, прежде чем Гардома пришел в себя и смог говорить, не задыхаясь. Он сказал:
— Каждый раз, как я его вижу, он выводит меня из себя. Грязный, лживый…
— Весьма проницательный парень, — сухо заметил Лаки. — Очевидно, один из его методов — расчетливо говорить то, что выведет собеседника из себя. А разгневанный противник наполовину беспомощен… Кстати, Верзила, это к тебе относится. Ты готов наброситься на всякого, кто намекнет, что в тебе меньше шести футов.