На этом сходство, однако, кончается. Относительно слабое земное поле тяготения оборачивает Луну за четыре недели. Ио, захваченная тяготением Юпитера, по своей чуть большей орбите пролетает за сорок два часа. Луна вокруг Земли движется со скоростью чуть больше тысячи миль в час, а Ио движется вокруг Юпитера со скоростью в двадцать две тысячи миль в час, и посадка на Ио гораздо труднее.
Корабль, однако, совершил маневр идеально. Он обогнал Ио и в нужный момент отключил аграв.
Мгновенно вернулся гул гиператомных моторов, заполнив корабль шумом после недель тишины.
«Спутник Юпитера» повернул, подчиняясь полю тяготения Ио. Он находился на орбите на расстоянии в десять тысяч миль от спутника, и Ио заполнила небо.
Они перешли от дневной на ночную сторону, спускаясь все ниже. Крылья аграв-корабля втянулись, чтобы их не оторвала разреженная атмосфера.
Послышался тонкий свист от трения корабля о верхние слои атмосферы.
Скорость падала, высота тоже. Боковые двигатели корабля развернулись и направились назад, ожили гиператомные двигатели, смягчая падение. И вот с легким толчком корабль застыл на поверхности Ио.
На борту «Спутника Юпитера» началась настоящая истерия. Даже Лаки и Верзилу хлопали по спинам люди, которые на протяжении всего пути старательно их избегали.
Шестнадцать человек. Первые люди, высадившиеся на Ио.
Поправка, подумал Лаки. Пятнадцать человек.
И один робот!
Глава двенадцатаяНебеса и снега Десятого
Они остановились взглянуть на Юпитер. Он заставил их застыть. Все молчали. Говорить об этом невозможно.
Гигантский шар Юпитера протянулся на восьмую часть видимого неба. В полнолуние он светил бы в две тысячи раз ярче земной Луны, но теперь треть его поверхности покрывала ночная тень.
Яркие зоны и более темные пояса, пересекавшие их, казались теперь не только коричневыми. Они теперь находились достаточно близко, чтобы различались отдельные цвета: розовый, зеленый, синий и пурпурный, поразительно яркий. Края поясов оставались неровными и на глазах меняли форму, будто в атмосфере бушевали гигантские бурные ветры; впрочем, так оно, вероятно, и было. Чистая редкая атмосфера Ио не закрывала ни малейшей подробности разноцветной меняющейся поверхности.
Показалось грандиозное Большое Красное Пятно. Оно производило впечатление газовой воронки, неторопливо вращавшейся.
Люди смотрели долго, но Юпитер не менял положения. Звезды двигались мимо него, а он оставался на месте, низко висел в западной части неба. Он и не мог двигаться: Ио при вращении всегда обращена к Юпитеру одной стороной. Примерно с половины поверхности Ио Юпитер никогда нельзя увидеть, на другой половине он никогда не заходит. А в пограничном районе, занимающем примерно пятую часть поверхности спутника, Юпитер всегда на горизонте, часть его видна, часть скрыта.
— Какое место для телескопа! — произнес Верзила на волне, отведенной для Лаки перед посадкой.
Лаки ответил:
— Скоро тут будет и телескоп, и многое другое.
Верзила коснулся лицевой пластины Лаки, чтобы привлечь внимание, и быстро указал в сторону.
— Посмотри на Норрича. Бедняга, он не может это увидеть!
Лаки сказал:
— Я его заметил. С ним Мэтт.
— Да. Пески Марса, на многое идут ради Норрича! Особый костюм для собаки. Я смотрел, как его одевали на Мэтта, когда ты наблюдал за посадкой. Пришлось проверять, слышит ли он приказы в костюме и будет ли повиноваться им, когда Норрич тоже наденет костюм. Очевидно, все в порядке.
Лаки кивнул. Повинуясь порыву, он зашагал к Норричу. Сила тяжести Ио чуть выше лунной, и они с Верзилой легко к ней приспособились.
Двигался Лаки длинными пологими прыжками.
— Норрич, — сказал он, переходя на волну инженера.
Конечно, невозможно определить направление, откуда приходит звук радио, поэтому слепые глаза Норрича смотрели беспомощно.
— Кто это?
— Лаки Старр. — Лаки смотрел на лицо Норрича и видел на нем радостное выражение. — Вы счастливы, что находитесь здесь?
— Счастлив? Можно сказать и так. Красив ли Юпитер?
— Очень. Хотите, я опишу его вам?
— Нет. Не нужно. Я смотрел в телескоп, когда… когда у меня были глаза, и в памяти все еще его вижу. Просто… Не знаю, поймете ли вы. Очень мало кто из людей первый стоял на новом мире. Вы понимаете, какие мы теперь особые?
Он протянул руку, чтобы погладить по голове Мэтта, но рука его коснулась только металла шлема. Через изогнутую лицевую пластину Лаки видел свесившийся язык и беспокойные глаза собаки; она явно встревожилась из-за того, что знакомый голос хозяина не сопровождается присутствием тела.
Норрич негромко сказал:
— Бедный Мэтт! Низкая сила тяжести смущает его. Не буду его долго держать здесь.
И снова заговорил со страстью:
— Подумайте о триллионах людей в Галактике. Подумайте, сколь немногие из них имели счастье первыми вступить на новый мир. Вы сможете почти всех их назвать по именам. Яновский и Стерлинг — первые люди на Луне, Чинг — первый человек на Марсе, Лабелл и Смит — на Венере. Сосчитайте. Даже если учесть астероиды и планеты других систем. Сосчитайте и увидите, как их мало. И мы теперь среди этих немногих. И я среди них.
Он развел руками, будто готов был обнять весь спутник.
— Я обязан этим Саммерсу. Когда он разработал новую технику изготовления свинцовых контактов — всего лишь изогнутый ротор, но это сберегает ежегодно два миллиона долларов, а ведь он даже не механик по образованию, — ему в качестве награды предложили участие в первом полете. Знаете, что он ответил? Что я больше этого заслуживаю. Конечно, сказали ему, но ведь он слепой. Тогда он напомнил им, почему я ослеп, и сказал, что без меня не полетит. И взяли нас обоих. Я знаю, вам не очень нравится Саммерс, но когда я о нем думаю, я вспоминаю это.
В шлемах прозвучал голос командующего:
— За работу, парни. Юпитер никуда не денется. Посмотрим на него позже.
Много часов разгружали корабль, размещали оборудование, устанавливали палатки. Временные герметически изолированные палатки наполнили воздухом, теперь стало можно долго находиться за пределами корабля.
Но удержать людей от взглядов на небо было невозможно. В это время видны были все три крупных спутника Юпитера.
Ближе всех Европа, казавшаяся чуть меньше земной Луны. Это был полумесяц вблизи восточного горизонта. Ганимед, казавшийся меньше, находился в зените и был полным. Каллисто, вчетверо меньше Луны, висела вблизи Юпитера и, как и Юпитер, видна была на две трети. Все три спутника вместе давали примерно четверть света, который Земля получает в полнолуние, и были совершенно неприметны в присутствии Юпитера.
Верзила возбужденно сказал об этом.
Лаки посмотрел на своего маленького марсианского друга. Перед этим он задумчиво рассматривал восточный горизонт.
— Ты считаешь, ничто не может побить Юпитер?
— Не здесь, — упрямо ответил Верзила.
— Продолжай смотреть.
В разреженной атмосфере Ио нет никаких сумерек, следовательно, не было и предупреждения. На замерзших вершинах невысоких холмов сверкнула алмазно-яркая искра, и семь секунд спустя над горизонтом появилось Солнце.
Маленькая горошина, небольшой ослепительно белый кружок, и несмотря на гигантский размер Юпитера, Солнце светило гораздо-гораздо ярче.
Телескоп установили вовремя, чтобы взглянуть на уходящую за Юпитер Каллисто. Один за другим то же проделают все три спутника. Ио, хотя она постоянно повернута одной стороной к Юпитеру, обращается за сорок два часа. Это означает, что Солнце и все звезды кажутся обходящими небо Ио за те же сорок два часа.
Ио движется быстрее всех остальных спутников и постоянно обгоняет их в гонке вокруг Юпитера. Быстрее всего она обгоняет самый далекий и медленный спутник — Каллисто; поэтому Каллисто обходит небо Ио за два дня. Ганимед — за четыре, Европа — за семь. Каждый спутник движется с востока на запад, и все по очереди удаляются за Юпитер.
Первым предстояло наблюдать затмение Каллисто. Людей охватило крайнее возбуждение. Даже Мэтт, казалось, заразился им. Он все больше привыкал к низкой силе тяжести, и Норрич иногда отпускал его на свободу. Пес гротескно кувыркался и тщетно пытался с помощью носа обследовать многочисленные незнакомые предметы. Когда Каллисто достигла Юпитера и медленно зашла за него, все притихли, и Мэтт тоже; он сел на задние лапы и, высунув язык, смотрел на небо.
Но на самом деле все ждали Солнца. Оно движется по небу быстрее всех спутников. Оно догнало Европу (чей полумесяц постепенно утончался, превращаясь в нить) и прошло за ней, оставаясь в затмении чуть меньше тридцати секунд. Потом оно появилось, и Европа снова стала полумесяцем, но его рога теперь были обращены в противоположную сторону.
Ганимед зашел за Юпитер, прежде чем Солнце догнало его, а Каллисто находилась ниже горизонта.
Солнце приближалось к Юпитеру.
Все напряженно смотрели на огненную горошину, все выше поднимавшуюся в небе. При этом Юпитер стал уже, потому что его освещенная поверхность, конечно, всегда обращена к Солнцу. Юпитер стал «полумесяцем», который становился все тоньше.
Освещенное Солнцем небо Ио стало темно-пурпурным, на нем теперь виднелись только самые яркие звезды. Горел гигантский полумесяц Юпитера, и к нему безжалостно приближалось Солнце.
Как камень Давида, выпущенный из космической пращи, устремился ко лбу Голиафа.
Освещенная поверхность Юпитера все уменьшалась, затем превратилась в изогнутую нить. Солнце почти касалось планеты.
Они соприкоснулись, и все закричали. Людям пришлось затемнить свои лицевые пластины, но теперь в этом не было необходимости, потому что свет резко сократился.
Но Солнце полностью не исчезло. Оно зашло за край Юпитера, но продолжало туманно светить сквозь толстую густую водородно-гелиевую атмосферу гигантской планеты.