— Я перенесу вас в безопасное место.
— Я буду сопротивляться, — сказал Лаки, — и тебе придется нанести мне вред. Если же ты ответишь на мой вопрос, я сам вернусь в тень, и ты спасешь мне жизнь, не нанеся при этом вреда.
Тишина.
Лаки возобновил разговор:
— Ты скажешь мне, кто приказал тебе ломать оборудование?
И вдруг робот наклонился вперед, подошел к Лаки и остановился в двух футах от него.
— Я просил вас не задавать мне этот вопрос.
Руки его протянулись, словно он хотел схватить Лаки, но он не завершил движение.
Лаки мрачно наблюдал, ничуть не волнуясь. Робот не мог повредить человеческому существу.
Но тут робот поднял одну из своих мощных рук и поднес ее к голове, как это сделал бы человек при головной боли.
Болит голова!
Внезапная мысль обрушилась на Лаки. Великая Галактика! Он был глуп, слеп, преступно слеп!
Не ноги робота были не в порядке, не его голос, и не его глаза. Как могла на них повлиять жара? Конечно же, был поврежден сам позитронный мозг, его нежный позитронный мозг, подвергнутый прямому воздействию жары и излучениям меркурианского Солнца в течение… какого же времени? В течение месяцев?
Мозг был уже частично разрушен.
Если бы этот робот был человеком, любой сказал бы, что у него умственный спад, что он на пути к безумию.
Сумасшедший робот! Сведенный с ума жарой и радиацией!
Как долго продержится Третий Закон в этом полуразрушенном позитронном мозге?
А Лаки Старр стоял, угрожая роботу своей смертью, и этот робот, уже почти сумасшедший, протягивал к нему руки.
Сама дилемма, перед которой поставил робота Лаки, наверное, приближала его к безумию.
Лаки начал осторожно отступать. Он спросил:
— Тебе лучше?
Робот ничего не ответил. Он убыстрил шаги.
Лаки подумал: «Если он собирается нарушить Первый Закон, значит, он на пороге полного распада. Позитронный мозг должен быть совсем разрушен, если он способен на такое. С другой стороны, робот терпит уже несколько месяцев. Он может просуществовать в таком виде еще столько же».
Лаки отчаянно рассуждал сам с собой, пытаясь приостановить действия и подумать еще. Он спросил:
— У тебя голова болит?
— Болит? — сказал робот. — Я не понимаю значение этого слова.
Лаки сказал:
— Мне становится жарко. Давай лучше пойдем в тень.
Больше никаких разговоров о том, что он изжарится насмерть. Лаки отступал в тень почти бегом.
Голос робота прогромыхал:
— Мне было сказано пресекать всякое вмешательство в отданные мне приказы.
Лаки достал бластер и вздохнул. Будет очень обидно, если ему придется разрушить робота. Это было замечательное творение человека, и Совет мог бы с пользой исследовать его устройство. А просто уничтожить, не получив даже необходимой информации — это было отвратительно. Он сказал:
— Стой.
Руки робота взмахнули на бегу, и Лаки пролетел на волосок от них, воспользовавшись в полной мере преимуществами меркурианской силы тяжести.
Если бы можно было как-нибудь сманеврировать в тень; если бы робот последовал за ним туда…
Прохлада могла бы успокоить пришедшие в негодность позитронные пути. Робот стал бы более управляемым, более разумным, и Лаки, возможно, был бы избавлен от необходимости его уничтожить.
Лаки снова увернулся, и снова робот кинулся за ним, из-под его металлических ног вылетали фонтанчики черного песка, быстро опадавшие обратно, так как на планете отсутствовала атмосфера, в которой этот песок мог бы задержаться в суспензии. Это была жуткая гонка, безмолвный, бесшумный бег человека и робота в вакууме.
Уверенность Лаки росла. Движения робота становились все более неуклюжими. Контроль над механизмами и реле, управлявшими его конечностями, был явно нарушен и нарушался все больше.
Тем не менее робот явно пытался вывести его из тени. Вне всяких сомнений, он хотел убить Лаки.
И все равно Лаки не мог заставить себя выстрелить из бластера.
Он внезапно остановился. Робот тоже остановился. Они стояли лицом к лицу, их разделяло пять футов, они стояли на черном пятнышке сульфида железа. Чернота, казалось, еще усиливала жару, и Лаки чувствовал нарастающую слабость. Робот мрачно стоял между Лаки и тенью. Лаки сказал:
— Прочь с дороги, — говорить было трудно.
— Мне было сказано пресекать всякое вмешательство в отданные мне приказы. Вы вмешивались в них.
У Лаки не было выбора. Он просчитался. Ему еще ни разу не пришлось усомниться в незыблемости Трех Законов — ни при каких обстоятельствах. Он слишком поздно осознал правду, и результатом его просчета была угроза собственной жизни и необходимость уничтожить робота.
Он грустно поднял бластер.
Почти тут же он понял, что допустил второй просчет. Он слишком долго ждал, и накопление тепла и усталости сделало его тело такой же несовершенной машиной, как и тело робота. Рука его с трудом поднялась, а робот вдруг показался ему вдвое больше, чем в действительности.
Робот двинулся, и на этот раз усталое тело Лаки не смогло сделать достаточно быстрое движение. Бластер был выбит и улетел. Рука Лаки была плотно сжата металлической рукой, другая металлическая рука обняла его за талию. Даже при самых благоприятных обстоятельствах Лаки не смог бы противостоять силе стальных мускулов механического робота. Этого не смог бы сделать ни один человек. Сейчас он почувствовал, что теряет всякую способность к сопротивлению. Он ощущал только жару.
Робот сжимал его все сильнее, сваливая Лаки назад, словно тот был тряпичной куклой. Лаки вспомнил о структурной непрочности спецскафандра. Обычный космический скафандр вполне защитил бы его даже от робота. Спецскафандр был бесполезен. В любой момент какая-нибудь его деталь могла не выдержать.
Лаки беспомощно шевелил свободной рукой, пальцы касались черного песка внизу.
Одна мысль вспыхнула в его голове. Он отчаянно попытался собрать все свои силы для одного последнего удара, чтобы предотвратить смерть от руки безумного робота, казавшуюся неизбежной.
12. ПРЕЛЮДИЯ К ДУЭЛИ
Неприятное положение, в котором оказался Лаки, было зеркальным отражением того положения, в котором оказался несколькими часами ранее Бигмэн, с той лишь разницей, что Бигмэну угрожала не жара, а нарастающий холод. Каменные «канаты» держали его так же прочно, как металлический робот держал Лаки. Правда, у Бигмэна еще оставалась надежда. Его немеющие пальцы отчаянно цеплялись за бластер, сжатый в руке Уртейла.
И бластер поддавался. Собственно говоря, он освободился так неожиданно, что онемевшие пальцы Бигмэна чуть не выронили его.
— Марсианские пески! — пробормотал он, держась за бластер.
Если бы он знал, где у этих щупалец находится самое уязвимое место, если бы он мог взорвать любую часть их, не задев Уртейла или себя, все было бы просто. Увы, он мог только рискнуть и надеяться, правда, не слишком сильно, на удачу.
Его правый палец вертел кнопку, регулирующую силу взрыва. У него кружилась голова, а это был плохой знак. Уже несколько минут Уртейл не подавал никаких признаков жизни.
Он задал минимальную силу взрыва. Еще одно: надо нажать на курок указательным пальцем, и при этом не уронить бластер.
Великий Космос! Он не должен уронить его.
Указательный палец дотронулся до нужного места и нажал.
Бластер нагревался: он видел тусклый, красный блеск сквозь решетку дула. Это было очень плохо для решетки — бластер не был предназначен для использования в качестве теплоизлучателя, но другого выхода не было.
Собрав все оставшиеся силы, Бигмэн забросил бластер как можно дальше.
Затем ему показалось, что действительность на миг покачнулась, словно он вот-вот потеряет сознание.
Потом он почувствовал первый прилив тепла, крохотный росточек тепла, который вошел в его тело из работающей системы энергоснабжения. Бигмэн слабо вскрикнул от радости. Этого тепла было достаточно — он понял, что энергию больше не поглощают прожорливые тела теплососущих щупалец.
Он пошевелил руками. Поднял ногу. Руки и ноги были свободны. Щупальца исчезли.
Лампочка на шлеме разгорелась ярче, и он смог хорошо разглядеть то место, куда упал бластер. Место, но не сам бластер: там, где должен был быть бластер, лениво шевелилась масса серых извивающихся щупалец.
Дрожащими руками Бигмэн схватил бластер Уртейла, поставил его на минимальный нагрев и зашвырнул подальше. Это отвлечет чудовищ, если иссякнет энергия в первом бластере.
Бигмэн быстро сказал:
— Эй, Уртейл! Ты меня слышишь?
Ответа не было.
Собрав все силы, он потащил за собой фигуру в космическом скафандре. Лампочка на шлеме Уртейла мигала, а индикатор автономной системы энергоснабжения указывал, что система пока работает. Температура внутри скафандра должна быстро прийти в норму.
Бигмэн связался с Домом под Куполом. Другого решения в настоящий момент быть не могло. Они ослаблены, источники питания почти не работают — в таком состоянии еще одна встреча с меркурианской жизнью может убить их. Уж как-нибудь он постарается не подвести при этом Лаки.
Было просто удивительно, как быстро их нашли.
Выпив две чашки кофе и поев горячей еды, окруженный светом и теплом Дома под Куполом, неунывающий Бигмэн уже рассматривал недавно пережитый кошмар всего лишь как неприятное происшествие в прошлом.
Доктор Певераль хлопотал вокруг него, похожий одновременно на взволнованную мамашу и на нервного пожилого джентльмена. Его серые стальные волосы были растрепаны.
— Вы уверены, Бигмэн, что с вами все в порядке? Никаких неблагоприятных эффектов?
— Я прекрасно себя чувствую. Никогда не чувствовал себя лучше, — настаивал Бигмэн. — Вопрос о том, док, как там Уртейл?
— Вероятно, с ним все будет в порядке, — голос астронома стал холоден. — Доктор Гардома осмотрел его и считает, что он не так плох.
— Хорошо, — проговорил Бигмэн почти радостно.