Я думаю, что вы уже двигали астероид навстречу кораблю Антона, чтобы я смог на нем высадиться. Я был уверен, что вновь вы двинете его не скоро и не далеко. Может быть, в ближайший рой, чтобы спрятать его там. Поэтому я вернулся и принялся искать среди ближайших астероидов такой, который подойдет по форме и размеру. И нашел. Нашел астероид, который одновременно является базой, фабрикой, кладовой, и на нем услышал звук гигантского гиператомного двигателя, вполне способного передвинуть его в пространстве. Вероятно, он привезен с Сириуса.
Хансен возразил:
— Но ведь это не была моя скала?
— Неужели? На ней меня ждал Динго. Он похвастал, что ему и не нужно было следовать за мной: он знал, куда я направляюсь. Единственное место, о котором он знал, что я туда могу направиться, — это ваша скала. Отсюда я заключаю, что на одном конце скалы находится ваша жилая квартира, а на другом — пиратская база.
— Нет, нет! — закричал Хансен. — Пусть рассудит адмирал. Есть тысячи астероидов, похожих по форме и размеру на мой, и я не отвечаю за случайные слова пирата.
— Есть и еще доказательства, которые покажутся вам убедительнее. На пиратской базе оказалась долина между двумя утесами; она полна использованных консервных банок.
— Консервные банки! — закричал адмирал. — Что, во имя Галактики, это значит, Старр?
— Хансен на своей скале бросал использованные банки в такую долину. Он сказал, что не хочет, чтобы его скалу сопровождали отбросы. На самом деле он, наверно, не хотел, чтобы они выдали его. Когда мы покидали скалу, я видел эту долину. И увидел снова, когда мы приближались к базе пиратов. Именно поэтому я обследовал этот астероид первым. Посмотрите на этого человека, адмирал, и ответьте, сомневаетесь ли вы в том, что я говорю правду.
Лицо Хансена было искажено яростью. Это был уже совсем другой человек. Все следы добродушия исчезли.
— Ладно. Что с того? Чего вы хотите?
— Хочу, чтобы вы вызвали Ганимед. Я уверен, что вы уже вели переговоры. Они вас знают. Скажите им, что астероиды сдались Земле и выступят вместе с ней против Сириуса, если понадобится.
Хансен рассмеялся:
— Зачем мне это? Вы взяли меня, но не взяли астероиды. И не сможете очистить их.
— Сможем, если захватим вашу скалу. На ней ведь все необходимые данные, не так ли?
— Попробуйте найти их, — хрипло ответил Хансен. — Попробуйте отыскать скалу среди тысяч других. Вы сами сказали, что она может двигаться.
— Найти ее будет легко, — ответил Счастливчик. — Поможет ваша долина с банками.
— Давайте. Осматривайте каждый астероид, пока не отыщете долину с банками. Вам потребуется миллион лет.
— Нет. День или около того. Покидая пиратскую базу, я ненадолго задержался и прожег долину тепловым лучом. Растопил банки, а потом они застыли большим сверкающим металлическим горбом. Атмосферы там нет, ржаветь металл не будет, поэтому он останется сверкающим, как гол из фольги в толчковой дуэли. Отражение Солнца от него далеко видно. Церерской Обсерватории нужно разделить небо на участки и поискать астероид, который в десять раз ярче, чем должен быть по размеру. Я попросил начать поиски незадолго до того, как отправился на свидание с Антоном.
— Это ложь.
— Неужели? Задолго до того, как я достиг Солнца, пришло субэфирное сообщение с фотографиями. Вот они. — Старр достал фотографии из-под бумаги на столе. — Стрелка указывает на яркое пятнышко. Это ваша скала.
— Думаете, вы меня напугали?
— Хотел бы. На скале высадились корабли Совета.
— Что? — взревел адмирал.
— Нельзя было терять времени, сэр, — сказал Дэвид. — Мы нашли жилые помещения Хансена на другом конце и соединительный туннель между ними и пиратской базой. Вот здесь полученные по субэфиру документы, в которых координаты ваших основных баз, Хансен, и фотографии самих баз. Это доказательство, Хансен?
Хансен упал на стул. Рот его исказился в бессильных рыданиях. Старр добавил:
— Я проделал все это, чтобы убедить вас, Хансен, что вы проиграли. Проиграли полностью и окончательно. У вас ничего не осталось, кроме жизни. Не даю никаких обещаний, но если вы сделаете то, что мне нужно, то сохраните по крайней мере жизнь. Вызовите Ганимед.
Хансен беспомощно смотрел на свои пальцы.
Адмирал со сдержанным гневом сказал:
— Совет очистил астероиды? Зачем он взялся за это дело? Почему не поставил в известность Армию?
Счастливчик спросил:
— Ну как, Хансен?
— Какая теперь разница? — ответил тот. — Сделаю.
Конвей, Хенри и Верзила встречали Дэвида в космопорту, когда он вернулся на Землю. Они пообедали вместе в Стеклянной комнате на самом верху Планетарного ресторана. Округлые стены комнаты были сделаны из стекла, прозрачного только изнутри; сквозь стены виднелись теплые огни города, терявшиеся в окружающих равнинах. Хенри сказал:
— Хорошо, что Совет нашел базы пиратов до того, как этим занялся флот. Военные действия не решили бы проблемы.
Конвей кивнул.
— Ты прав. На опустевших астероидах могли бы появиться новые поколения пиратов. Большинство их людей и не подозревало, что они действуют на стороне Сириуса. Это обычные люди, которые ищут лучшей жизни. Я думаю, мы убедим правительство амнистировать тех, кто не участвовал в пиратских рейдах, а таких там большинство.
— Кстати, — заметил Старр, — помогая им развивать астероиды, финансируя и увеличивая их дрожжевые фермы, поставляя им воду, воздух, энергию, мы обеспечиваем безопасность на будущее. Лучшая защита от преступников в астероидах — это мирное и процветающее сообщество там, на месте. В этом основа устойчивого мира.
Верзила воинственно возразил:
— Не морочь себе голову. Мир до тех пор, пока Сириус не решится попробовать снова.
Дэвид положил руку на голову нахмурившегося маленького человека и шутливо оттолкнул его.
— Верзила, мне кажется, ты жалеешь, что лишился маленькой войны. Что с тобой? Не можешь хоть немного отдохнуть?
Конвей сказал:
— Знаешь, Счастливчик, ты должен был нам больше рассказать с самого начала.
— Я сам хотел бы, — ответил молодой человек, — но мне нужно было одному иметь дело с Хансеном. Тут есть важные личные причины.
— Но когда ты впервые заподозрил его? Что его выдало? — спросил Конвей. — То, что астероид оказался в запретной зоне?
— Это было последним звеном, — сказал Старр. — Я понял, что он не просто отшельник, через час после первой встречи. С этого времени я знал, что для меня он важнее всех в Галактике.
— А как насчет объяснения? — Конвей насадил на вилку последний кусок бифштекса и принялся сосредоточенно жевать.
Дэвид продолжал:
— Хансен узнал во мне сына Лоуренса Старра. Сказал, что встречался с отцом, и сказал правду. Ведь члены Совета мало кому известны, и, чтобы объяснить, как он увидел сходство, нужно признать личную встречу. Но в этом признании было два странных момента. Он сказал, что сходство особенно сильно, когда я сержусь. Так он сказал. Но вы рассказывали, дядя Гектор и дядя Гус, что отец редко сердился. «Смеющийся» — вот обычное определение, которое вы использовали, говоря об отце. Далее, прибыв на Цереру, Хансен ни одного из вас не узнал. Даже ваши имена ничего ему не сказали.
— А в этом что странного? — спросил Хенри.
— Вы двое были неразлучны с отцом. Как мог Хансен встречаться с отцом и не знать вас? Встретиться с отцом в таких обстоятельствах, когда он был в гневе, и запомнить его лицо на всю жизнь, так чтобы суметь узнать его во мне через двадцать пять лет? Есть лишь одно объяснение. Отец не был с вами только во время своего последнего полета на Венеру, и Хансен присутствовал при его убийстве. И он не был рядовым пиратом. Рядовой пират не становится настолько богат, чтобы построить себе на астероиде роскошное жилище и провести двадцать пять лет, создавая новую пиратскую организацию вместо разгромленной с самого начала. Должно быть, он был капитаном напавшего пиратского корабля. Тогда ему было тридцать лет: подходящий возраст для капитана.
— Великий космос! — ошеломленно воскликнул Конвей.
Верзила негодующе завопил:
— И ты не застрелил его?
— Зачем? У меня были более важные дела, чем личная месть. Да, он убил моего отца и мать, но мне все равно приходилось быть с ним вежливым. По крайней мере на время.
Счастливчик поднес к губам чашку кофе и остановился, чтобы взглянуть на город.
Он сказал:
— Хансен проведет остаток жизни в тюрьме на Меркурии, это большее наказание, чем быстрая легкая смерть. Сирианцы оставили Ганимед, значит, будет мир. Это для меня в десять раз лучшая награда, чем его смерть; и лучшая дань памяти моим родителям.