м тельцем. За деревьями снова раздался рык, затем сестры явственно ощутили запах дикого зверя, и вот из леса вышла огромная темная гора, покрытая бурым мехом, яростно раздувающая ноздри. Тяжелые лапы, круглые уши, острые клыки и длинные страшные когти!
Втянув носом запах, Эдда схватилась за Бранзу:
— Это медведь! — воскликнула она.
Сестры прижимались друг к дружке, трепеща: младшая — от восторга, старшая — от ужаса перед грозным животным, от которого исходило не дружелюбие, но враждебность.
— Милосердные небеса! — заверещал коротышка, лихорадочно подгребая под себя драгоценности.
— Он словно кукла, — прошептала Эдда, — словно котенок! Совсем крохотный по сравнению с медведем!
Хищник наклонился и легким движением сбросил карлика с кучи сокровищ, тот откатился в сторону и вскочил на ноги.
— Бери, бери, — забормотал он. — Не беспокойся, я найду еще. Забирай все и благослови тебя небо, прекрасное животное. Конечно, конечно, ты как царь зверей заслуживаешь лучших украшений…
Голодный медведь, однако, унюхал на камнях и монетах запах человечины, равнодушно разгреб груду и двинулся на карлика.
— Нет, мой господин, прошу тебя, не надо! — заплакал маленький человечек. — Во мне нет ничего кроме старых жестких жил. Возьми их, повелитель, их! — Он попытался спрятаться за сестер и вытолкнуть их вперед. — Смотри, смотри, какие они сочные и жирные! Настоящие лакомые кусочки! Господин, ты славно попируешь их мясом! Ну зачем тебе высохший старикашка?
Обе девушки застыли на месте, как изваяния. Эдда с обожанием глядела на зверя, Бранза стояла, уткнувшись лицом в ее плечо, и лишь коротышка продолжал вопить и повизгивать. Эдда чувствовала его запах: запах крови и страха.
Медведь ударил тяжелой черной лапой — Бранза и Эдда услыхали, как она просвистела в воздухе, — и карлик навзничь повалился в траву, на свои рассыпанные сокровища. Острые когти пропороли живот и руку коротышки, остатки камзола вместе с кожей несчастного повисли лохматыми клочьями.
Лицо также было разодрано. Через дырку в порванной щеке Эдда успела разглядеть два пожелтевших зуба, прежде чем рану наполнила кровь. Отброшенный ударом карлик поднял невидящие глаза в небо, силясь не то разглядеть вышину, не то осмыслить произошедшее, и в следующее мгновение жизнь оставила его. На земле лежало бездыханное тело.
Бранза услышала звенящую тишину и повернула голову. Сперва она испугалась еще больше, но когда увидела карлика мертвым, страх немного ослаб. Кровь из щеки мертвеца струйкой стекала в траву, медленно, будто змея, извивалась то влево, то вправо.
Медведь, ровно сопя и приминая лапами тонкие стебельки травы, склонился над добычей и принялся пожирать ее. Эдда крепче прижала к себе Бранзу, опасаясь, что та вскрикнет, привлечет внимание зверя, и их постигнет та же печальная судьба.
Труп карлика покачивался, как подбитая перепелка в зубах охотничьего пса; он словно бы не возражал против того, что его едят, и все еще обдумывал, как с ним могло такое случиться, разглядывал сам себя. Впрочем, нет, от его лица уже ничего не осталось; медведь громко хрустел костями маленького черепа, похрюкивая, смачно вылизывал шершавым языком содержимое из обломков. Белые волосы коротышки налипли на морду и шею зверя, опутали его, точно паутина. Скоро на земле остались только лохматые клочья — и одежды, и плоти — да белые косточки; измазанная и вытоптанная трава, неряшливые пятна крови вокруг медвежьей пасти; безмолвное эхо криков жертвы.
Медведь сыто рыгнул, мотнул головой в сторону сестер и обратно, поднялся и побрел на окровавленных лапах к лесу. Сразу за первыми деревьями он уселся и начал приводить себя в порядок.
Оцепенелые Бранза и Эдда не сводили глаз со страшного зверя, глядя, как его язык, точно бледное живое существо, плавно двигается в тенистом сумраке деревьев. Зубы, очищенные от остатков пищи, сверкнули белизной; вылизанные когти оказались желтовато-серыми.
С кучи сокровищ поднялась в воздух и разлетелась стая разноцветных птиц — с зелеными хохолками, малиновыми грудками, золотистыми крылышками. Сияние золотых и серебряных монет померкло, на траве остались лежать цветки одуванчика и головки ромашек, еще пахнущие зеленым соком.
— Дикий зверь разорвал человека, — завороженно произнесла Эдда. — Точно как в сказке!
— Просто глазам не верю, — выдохнула Бранза. — С нами он всегда был такой ласковый…
— Я тоже, — согласилась младшая сестра. — Надо же, какой кровожадный!
Перед мысленным взором Эдды встал обезображенный труп карлика, вспомнилось чавканье и хруст костей. За деревьями медведь довольно пыхтел и облизывал лапы.
Первое, что решила сделать Бранза, как только немножко пришла в себя, — спрятать останки коротышки.
— Эдда, помоги мне, — сказала она и выдернула из земли толстый пук травы с корнями: на этом месте она выроет ямку. — Собери все кусочки, что остались от бедолаги, и неси сюда.
Эдда поглядела на останки так, будто видела их впервые.
— Зачем?
— Нельзя, чтобы Ма увидела его, даже растерзанного на части.
— Почему же нельзя?
— Потому что она тут же начнет спрашивать, кто он такой и чего хотел.
— Так мы ей скажем.
— Ни за что! — Бранза уже начала рыть. — Маме не надо его видеть.
— Не понимаю, что на тебя нашло, — пожала плечами Эдда и двинулась в сторону деревьев.
— Эдда, нет!
Бранза вновь опустилась на корточки и укоризненно поцокала языком.
— Ну и пусть медведь сожрет эту упрямицу, раз она не хочет помогать, — пробурчала девушка себе под нос.
Она подошла к низко склоненной ветви дуба и нарвала с нее листьев — их Бранза собиралась использовать вместо перчаток, чтобы убирать и заворачивать ошметки плоти гадкого карлика, не пачкая рук. Уложив несколько кусочков в землю, Бранза оглянулась на сестру. На лесной опушке Эдда что-то говорила медведю, но тот не обращал на нее внимания и продолжал вылизывать шкуру, удаляя с нее кровь и волокна пищи. Голос у Эдды был ласковым, настойчивым — когда она разговаривала таким тоном с матерью и сестрой, те либо сердито шлепали лукавую девчонку пониже спины, либо поддавались на ее мольбы.
— Ага, и он тебе залепит оплеуху, — промурлыкала Бранза и покачала головой, как иногда делала мудрая и понимающая Ма. Один из дубовых листьев в маленькой могиле вдруг развернулся, и мертвый карлик воззрился на Бранзу пустой глазницей. Девушка поспешила сложить в яму прочие останки и забросать их сверху листьями.
— Ку-ку, — произнесла у нее над ухом Эдда.
Уголком глаза Бранза заметила рядом с сестрой темную тень медведя. Животное стояло на четырех лапах с низко опущенной головой и смирным, почти пристыженным видом. Эдда сняла с его груди и морды несколько волосинок карлика и держала их за спиной, точно выпущенные из мотка шелковые нити.
— Видишь, как хорошо он умылся, чтобы понравиться маме.
Эдда свернула волосы коротышки колечком и бросила их в яму. Поглаживая медведя по загривку, она спокойно дожидалась, пока старшая сестра засыплет могилку. Наконец дело было сделано: Бранза вторкнула обратно пук травы и нахмурилась: он выглядел неестественно, так же, как и вытоптанная земля вокруг.
— Если Ма возьмет нас с собой в город, лучше обходить это место стороной, пока тут все не станет по-прежнему, — предупредила она.
Эдда удивленно изогнула бровь: сестра что, с ума сошла? Медведь поднял голову, втянул ноздрями запах Бранзы и ткнулся носом в ее перемазанную землей ладонь.
— Возьми корзину, Эдда. Донесешь хотя бы до ручья, я там вымою руки, — сказала Бранза и потрепала медведя за ухом. — А знаешь, хорошо, что ты слопал карлика, — шепнула она зверю. — Я очень рада, что нам больше не надо бояться встречи с этим уродцем. Мне он совсем не нравился.
Медведь удовлетворенно хрюкнул и потерся большой мягкой щекой о ее бедро.
Довольная Лига принесла домой потрошеную рыбу — две тяжелых серебристых тушки. Скоро придут из города дочки, принесут пряности и длинную стручковую фасоль, которая растет только у матушки Вайльгус. Замечательный выйдет ужин!
А вот и девочки! Из-за домика послышались их голоса — чуть звонче и веселее, чем обычно. Неужели привели с собой гостя? Может, молодого Груэна? И как она, Лига, должна себя с ним держать? Останется ли он на ужин? Хватит ли рыбы? Сколько съедают призрачные люди за один присест?
Увидев рядом с дочерьми крупную темную фигуру — низкую, широкогрудую, мохнатую, — Лига враз позабыла и про рыбу, и про ужин. Счастье нахлынуло на нее с такой силой, что она не могла ни смеяться, ни даже трепетать. Лига безмолвно стояла, любуясь знакомыми очертаниями на фоне темнеющего неба, славной косолапой иноходью.
— Мама, погляди, кто к нам вернулся!
Бранза и Эдда подвели к ней великолепного зверя, и сомнение сверкнуло в ее душе, как луч солнца на лезвии ножа. Лига не могла сказать наверняка, но, во-первых, этот Медведь двигался как-то иначе. Во-вторых, шерсть на голове и загривке отливала рыжиной, словно покрытая тончайшей вуалью или присыпанная красноватой пылью. Морда тоже казалась другой: круглее, моложе, доверчивей. И что хуже всего, он не узнавал Лигу.
— Это другой медведь. — Лига подошла к скамейке у стены домика и положила на нее рыбу.
— Получается, их больше одного? — удивилась Бранза.
— Глупенькая! Медведей в мире так же много, как прочих живых тварей — оленей, лис, ласточек.
На лицах сестер отразилась растерянность; Лига поняла, что они уловили в ее тоне горечь. Она просто решила, что дети привели ее Медведя, и жизнь на мгновение озарилась светом. А теперь все вернулось в обычный сумрак, с которым Лига давно уже свыклась.
— Но он пошел с нами по своей воле, — промолвила Эдда. — Казалось, он нас знает и ему приятна наша компания.
Медведь обнюхал лицо и плечи Лиги. Он крупнее того, первого. Сколько же времени прошло? Семь лет… или восемь?
Лига взяла в ладони голову животного, вгляделась в его ясные глаза, такие же темные и глубокие, как у первого медведя, но чужие.