— Это из-за нас бабушка заплакала, — грустно сказал он.
— Знаю, — вздохнула Эдда. — Не надо было ей говорить…
Андерс помотал головой, бросил взгляд на спящего братишку, потом забрался в кресло, где сидела мать, и поболтал ногами, прислушиваясь к голосам и шагам на лестнице. После того как звуки стихли, мальчик посидел еще немного, вздохнул и многозначительно посмотрел в потолок:
— Она обещала прийти быстро!
— Знаешь, чего стоит уложить госпожу в постель! Во-первых, нужно переодеть ее в ночную рубашку и чепец, снять все украшения и убрать их в шкатулку, помешать угли в камине, чтобы комната не настывала. Кроме того, твоей маме, наверное, придется приготовить для госпожи успокоительный отвар из трав.
— А-а, — тоскливо протянул Андерс.
— Думаю, хозяйка не заругает нас, если мы здесь немножко осмотримся. Главное — не наводить беспорядка и не оставлять пятна от пальцев на пыли.
Перешептываясь, Эдда и Андерс осторожно, на цыпочках отправились разглядывать комнату. За этим занятием и застала их вернувшаяся Тодда.
— Андерс, тут ничего нельзя трогать! — воскликнула она.
— Мы только смотрим, — встала на защиту мальчика Эдда. — Госпожа Энни уснула?
— Нет, она просто лежит в кровати. Она просит… — Тодда прошла на середину гостиной, — чтобы с ней посидела ты — «чужестранка», как она тебя назвала, — потому что ты была знакома с лордом Дотом в своем мире. Госпожа Энни сказала, ты будешь ей утешением.
— Я?..
Тодда взяла на руки малыша Озела.
— Думаю, у бедняжки совсем не было друзей, кроме этого карлика, — печально заметила она. — У нас в городе, гм… его не слишком любили, хотя богатство позволило ему завести приятелей — из тех, что можно купить за деньги. Тем не менее госпожа Энни по-настоящему привязалась к нему. По ее словам, мистер Дот был очень добр к ней. Можешь себе представить, каково ей теперь…
Андерс вынырнул из-под локтя Эдды. Лучше бы старуха попросила, чтобы с ней посидел мальчонка — он такой серьезный и любознательный!
— И долго мне там быть? — осведомилась Эдда.
— Мы заглянем попозже, ближе к вечеру, — сообщила Тодда. — Стряпуха должна принести ужин, может быть, к этому времени госпоже Энни станет лучше, и ее можно будет оставить одну.
Выходит, она застрянет в доме до самого вечера! Эдда рассчитывала, что проведет этот день рядом с Тоддой и что все будет, как вчера: куча вопросов, неожиданные открытия, игры, возня с детьми. А вместо этого ее усадили на стул подле кровати старой госпожи!
Тодда с мальчиками удалилась. Эдда осталась одна в большой комнате, завешанной тяжелыми портьерами. В узком луче солнца, падавшем на пол из окна, висела пыль, а госпожа Энни тихо посапывала в широкой постели, свернувшись калачиком, как ребенок.
Разум Эдды, однако, не мог долго находиться в бездействии; даже сидя в спальне, она места себе не находила от волнения. Наконец-то она попала в тот мир, о существовании которого догадывалась еще с тех пор, как увидела карлика, яростно дергающегося на берегу ручья; с тех пор как Медведь (Рамстронг, а не тот глупый второй Медведь) спрыгнул с обрыва в никуда. Другой мир оказался именно таким, как она мечтала: ярким и причудливым. Люди в нем — например, Тодда, которая очень хорошо отвечает на вопросы и объясняет все правила поведения; Рамстронг, деликатный и воспитанный; даже маленький Андерс — невероятно интересные, каждый со своим характером, и у каждого своя, отличная от других история. Слыша обрывки чужих разговоров на улицах города, Эдда почти ничего не понимала. Люди вроде бы говорили на том же самом языке, но постоянно ссылались на прошлые события, о которых Эдда слыхом не слыхивала, и на других людей, ей не знакомых. Это-то и было самым потрясающим, самым любопытным: глубина ее внезапного невежества.
Она просидела у постели Энни довольно долго, пока от ровного дыхания старухи ее не начало клонить в сон. Тогда Эдда встала, подбросила в огонь аккуратно отпиленное полено, зевнула и потянулась, ожидая, пока пламя оближет его. Затем она взяла с ночного столика одно из старухиных украшений — перстень с молочно-зеленым камнем. В руках девушки перстень согрелся, но не ожил, как та малиновка, что была рубином в груде сокровищ Коллаби. Потом Эдда села у окна, откинула кружевную занавеску и принялась глядеть на прохожих. Некоторые останавливались, разговаривали друг с другом. Всякий раз, когда кто-то приближался к дому, Эдда задергивала штору, а когда улица пустела, опять отодвигала ее и напрягала глаза, стараясь разглядеть проезжающие вдали телеги или торговку фруктами на рыночной площади, которая махала руками, командуя детьми.
Интересно, что сейчас делают Ма и Бранза? Эдда вдруг вспомнила слова Тизела Вурледжа. Ах да, после того, как она покинула дом, минуло уже три зимы. Ее плечи поникли.
— Ты еще здесь? — послышался слабый голос из подушек.
— Да, госпожа Энни. — Эдда пересекла полутемную спальню и подошла к кровати.
Глаза старухи блестели, точно два огонька.
— Напомни, как тебя зовут, детка.
— Эдда, мэм.
— Эдда, а дальше? По отцу?
— Видите ли, мэм, мы взяли фамилию Лонгфилд, хотя отца у меня никогда не было.
— Лонгфилд? Ох, только не это. Не хочешь же ты сказать, что имеешь отношение к этому подонку? — Старуха пристально вгляделась в лицо девушки. — Да ты на него и не похожа.
— Вы его знаете?
— Лучше бы нет. Слава богу, он давно мертв, и никто по нему не плачет.
— Похоже, что дом, в котором мы жили в нашем мире, и есть та разваленная хижина, где прежде жил этот Лонгфилд.
— Знаю, знаю, о чем ты говоришь. Я сама ютилась неподалеку, пока не разбогатела. Скажи-ка мне, чужестранка, каким образом ты смогла перенестись из того мира в этот?
— Я нашла то место, через которое пролез второй Медведь, Вурледж. Мне, наверное, очень сильно захотелось побывать в другом мире, и я прошла сквозь стену.
Энни Байвелл долго и пристально смотрела на Эдду, потом отвлеклась от своих тяжелых мыслей и резко села в постели.
— Я сделала ужасную вещь, — призналась она.
Беззубая старуха с всклокоченными волосами совсем не была похожа на леди. Скорей, она напоминала нищенку, которая случайно оказалась в высокой роскошной кровати и нахлобучила на голову чей-то кружевной чепец.
— Она мне запретила, — продолжала Энни, — но я не послушалась и сделала по-своему, а теперь не в силах что-либо исправить.
В голове у старухи, очевидно, царил кавардак, но говорила она вполне отчетливо, разве что немного шепелявила, а ее взгляд был ясным и сосредоточенным.
— Кто и что вам запретил? — не поняла Эдда. — И почему это надо исправлять?
— Та женщина из Хай-Оукс-Кросс, — коротко пояснила старуха, как будто Эдда должна была ее помнить. — Она сказала: «У тебя есть дар, вопрос в том, как ты его намерена использовать. Надеюсь, не во вред». Потом я рассказала ей, что умею показывать человеку его собственный рай. Я еще спросила, смогу ли когда-нибудь переносить людей туда при помощи волшебной силы, а она ответила: «Вероятно, да, но лучше этого не делать. Последствия могут быть непредсказуемы».
Госпожа Энни вновь стала похожа на маленькую девочку. Она пристально глядела перед собой, видимо, размышляя о непредсказуемых последствиях, темное личико собралось складками вокруг беззубого рта. Через некоторое время старуха вспомнила о своей челюсти, взяла ее с ночного столика и с коротким щелчком вставила в рот.
— А вы все равно сделали по-своему? — поинтересовалась Эдда, после того как зубы оказались на месте. — Ослушались ту женщину?
Госпожа Энни сложила тонкие руки на коленях и тревожно огляделась, словно боялась, что кто-нибудь выскочит из-за портьеры и отругает ее.
— Я отправила туда Коллаби.
— Так это вы отправили его? Я думала, он попал к нам при помощи своего собственного волшебства.
— Его собственного? Коллаби не умел творить волшбу.
— Разве? — Перед глазами Эдды всплыла пригоршня лягушачьих икринок, которые в ладони карлика превратились в сияющие жемчужины.
— Если в нем и было что необычное, так только малый рост. Он хотел пустить в дело мои чары. А уж проторив дорожку в другой мир, он начал шастать туда и обратно, несмотря на все мои предостережения. Хотя о чем я могла его предостеречь? Та дама сказала, что предсказать последствия невозможно, да так оно и было. Если судить по рассказам Коллаби, он попал совсем не в то место, куда я его посылала. Откуда там взялись долговязые люди, спрашивала я себя. Должно быть, он по ошибке очутился в мире грез какого-то другого человека. Я страшно перепугалась и больше никогда не повторяла ничего подобного. Теперь вот гляжу на тебя и думаю: может, оно твое? — Госпожа Энни пристально посмотрела на Эдду поверх скомканных простыней.
— Что «мое»?
— То место, откуда ты пришла. Быть может, это твой райский мир?
О чем это она?
— Я всегда хотела попасть сюда, — пожала плечами Эдда.
Госпожа Энни устало откинулась на подушки.
— Там, где я живу, люди только и знают, что улыбаться. Они очень добрые и все время улыбаются, но никогда не высказывают своего мнения, не делают ничего нового, никуда не стремятся. Это невероятно скучно!
— Проклятие. Будь он твоим, все дырки, которые проделал Коллаби между мирами, исчезли бы в тот миг, когда ты здесь появилась. Тот мир исчез бы целиком. Ты все-таки думаешь, что он не твой?
— Я не понимаю, что означает «райский мир» и как он может быть чьим-то. Вы хотите сказать, что я жила в мире, который был… выдуман кем-то? О котором кто-то мечтал?
— Ну, вроде того.
— Но… — Эдда обхватила голову руками, чтобы удержать мысль, грозившую лопнуть, будто мыльный пузырь. — Тогда почему я настоящая? Не придуманная? Почему я не растаяла в воздухе, когда покинула мир грез?
Госпожа Энни беспомощно развела сухими лапками.
— Ох, детка. Я уж и не знаю, настоящая ты или нет. Подумать только: сидишь рядом со мной и так складно рассуждаешь!