там серьезное, и он сказал, что боится возвращаться домой, не пойму почему. Кто же мог так с ним обойтись? Бедняга, мы его пока приютим в задней комнате на втором этаже. Это, вообще-то, комната Артура, но вряд ли Лен будет возражать против соседства с малышом. Нам его очень жалко, ему сейчас нужен кто-то, кто сможет окружить его домашней заботой, потому что сам он, похоже, с этим не справится…
– А он не сказал, кто она? – перебила ее Мэриен.
– Нет. – Клара удивленно подняла брови. – Он обычно никогда не называет имен.
– Пойдем я тебе налью чего-нибудь. – Мэриен вдруг показалось, как будто это происходит не с ней. Конечно, Клара и Джо не могли знать, что это за женщина, а иначе они ни за что бы не привели сюда Лена. Она была крайне удивлена, что он вообще пришел. Он же не мог не понимать, что есть большая вероятность столкнуться на этой вечеринке с Эйнсли, впрочем, наверное, он уже достиг такого состояния, что ему было на это наплевать. Но больше всего ее беспокоило то, какое впечатление его присутствие может произвести на Эйнсли. Это могло бы ее сильно расстроить, не дай бог, она учудит что-нибудь совсем ужасное.
Когда они вышли в гостиную, Мэриен сразу поняла: офисные девственницы чутко зафиксировали, что Леонард один и доступен. Они обступили его, прижав к стене на нейтральной территории, причем две стояли по бокам, отрезав ему путь к отступлению с флангов, а третья оказалась прямо перед ним. Одной рукой он оперся о стену для равновесия, а в другой держал стеклянную кружку с пивом. В процессе разговора он постоянно скользил взглядом по трем лицам, словно не хотел слишком долго смотреть ни на кого из них. На его лице, которое приобрело бело-серый оттенок плохо пропеченной корочки пирога и непривычно одутловатый вид, застыло смешанное выражение подозрительности, скуки и тревоги. Но девицам, похоже, все же удалось выжать из него какие-то слова, потому что Мэриен услышала восторженный вопль Люси: «Телевидение! Это так интересно!» – и сдержанное хихиканье двух других. Леонард припал к кружке и отпил изрядный глоток пива.
Мэриен раздавала оливки, когда увидела, что к ней, покинув мужскую территорию, приближается Джо.
– Привет! – кивнул он ей. – Спасибо за приглашение! У Клары так редко получается вырваться из дома.
И они оба поглядели на Клару, которая, стоя около дивана, оживленно болтала с женой одного из «мыльных мужиков».
– Я о ней очень беспокоюсь, – продолжал Джо. – Мне кажется, ей приходится гораздо труднее, чем многим другим женщинам. Такая жизнь вообще очень трудна для любой женщины, окончившей университет. Она осознает, что у нее развитый ум, профессора прислушиваются к тому, что она им говорит, относятся к ней как к разумному человеку, но когда она выходит замуж, ее ядро подвергается вторжению…
– Ее что? – переспросила Мэриен.
– Ее ядро. Средоточие ее личности, то, что она создала, ее образ самой себя, если угодно.
– А, ну да, – кивнула Мэриен.
– Ее женская натура и ее ядро на самом деле находятся в противостоянии, ее женская натура требует от нее пассивности…
У Мэриен на секунду возникло видение огромного шарообразного пирога с шапкой из взбитых сливок и пьяных вишенок, парящего в воздухе над головой Джо.
– …и она позволяет мужу захватить ее ядро. А уж когда появляются дети, она просыпается в одно прекрасное утро и осознает, что внутри у нее ничего не осталось, она – полая, и ей уж не понять, кто она такая, потому что ее ядро разрушено. – Он слегка покачал головой и отпил из стакана. – Я вижу, как это происходит с моими студентками. Но предупреждать их об опасности бесполезно.
Мэриен оглянулась на увлеченную беседой Клару, одетую в простенькое бежевое платье, с длинными волосами желтовато-грушевого оттенка. «Интересно, – подумала она, – Джо когда-нибудь сообщал Кларе, что ее внутреннее ядро разрушено?» И у нее тут же возник образ яблока с червяками внутри. Она не отрывала взгляда от Клары, а та вдруг выразительно взмахнула рукой, и «мыльная жена» отшатнулась от нее с выражением ужаса на лице.
– Хотя, разумеется, осознание этого ничего не меняет, – продолжал разглагольствовать Джо. – Так происходит вне зависимости от того, осознаешь ты это или нет. Может быть, женщинам вообще надо запретить поступать в университеты, тогда потом у них и не возникнет сожалений по поводу того, чего они лишили себя в плане интеллектуальной жизни. Например, когда я предлагаю Кларе заняться чем-нибудь, записаться, например, на вечерние курсы, она только с усмешкой смотрит на меня.
Мэриен посмотрела на Джо с нежностью, смешанной с пьянящей легкостью от выпитого. Она представила себе, как он хлопочет по дому, бегая в одной майке, размышляя об интеллектуальной жизни, моя посуду и небрежно отрывая марки от почтовых конвертов; интересно, а что он потом делает с этими марками. Ей захотелось обнять его, приголубить, утешить, убедить, что Кларино ядро на самом деле вовсе не разрушено и что все будет хорошо; ей захотелось чем-то вознаградить Джо взамен. И она протянула ему блюдо с оливками.
– Вот, возьми!
За спиной Джо распахнулась входная дверь, и в квартиру влетела Эйнсли.
– Прошу прощения, – бросила Мэриен, покидая Джо.
Она поставила блюдо на музыкальный центр и бросилась наперерез Эйнсли: надо было ее предупредить.
– Привет! – запыхавшимся голосом произнесла та. – Извини, что опоздала, но просто у меня возникло желание начать паковать вещи…
Мэриен увлекла ее в спальню, надеясь, что Лен не заметил прихода Эйнсли. Бросив взгляд в угол комнаты, она удостоверилась, что тот по-прежнему плотно окружен девицами.
– Эйнсли, – начала она, когда обе оказались наедине с горой пальто. – Лен здесь и, боюсь, он сильно пьян.
Эйнсли разоблачилась: она была великолепна. На ней было зеленоватое, с бирюзовым оттенком, платье, и в тон платью подобраны тени для век и туфли; тщательно завитые локоны сияли. Кожа тоже сияла, подсвеченная обилием гормонов, живот еще не выпирал.
Прежде чем ответить, она придирчиво оглядела себя в зеркале.
– Да что ты? – произнесла она, иронически вытаращив глаза. – Знаешь, Мэриен, теперь это меня ни капельки не волнует. После нашего разговора днем я поняла, что мы во всем разобрались, и теперь можем оба вести себя как взрослые люди. Ему больше нечего сказать такого, что бы меня расстроило.
– Но, – продолжала Мэриен, – по-моему, он очень расстроен. Так говорит Клара. Видимо, он пока поживет у них в доме. Я видела его, когда он вошел: выглядит ужасно! Так что надеюсь, ты не скажешь ничего, что еще больше расстроит его?
– Мне нет смысла, – беззаботно заявила Эйнсли, – вообще с ним разговаривать.
Тем временем в гостиной сгрудившиеся за невидимой оградой своей территории «мыльные мужики» разошлись вовсю. Оттуда то и дело слышались взрывы хохота: кто-то рассказывал неприличные анекдоты. Женский гомон тоже стал громче и возбужденнее, и отдельные женские арии, казалось, старались перекрыть баритоны и басы. Когда из спальни появилась Эйнсли, все присутствующие, не сговариваясь, подались к ней: некоторые из «мыльных мужиков» предсказуемо покинули свои позиции и поспешили знакомиться, а их жены, всегда остававшиеся начеку, вскочили с дивана и торопливо шагнули вперед, чтобы их опередить. Эйнсли безучастно улыбалась.
Мэриен отправилась на кухню налить стакан для Эйнсли, а заодно и обновить свой. Строгий порядок на кухне, где бутылки и стаканы еще недавно стояли стройными рядами, в процессе вечера был полностью нарушен. Раковина была завалена тающими кубиками льда и объедками с тарелок, гости не знали, куда девать косточки от оливок, и тоже сбрасывали их в раковину, здесь же валялись осколки битого стекла; бутылки, полупустые и опорожненные, стояли повсюду – на кухонной стойке, и на столе, и на холодильнике, а на полу была лужа непонятно чего. Но чистые стаканы еще оставались. Мэриен наполнила один для Эйнсли.
Выйдя из кухни, она услышала голоса из спальни.
– Да ты даже симпатичнее, чем твой голос в телефоне!
Это был голос Люси. Мэриен сунула голову в спальню. Там стояла Люси, устремив взгляд из-под серебряных век на Питера. Он возвышался перед ней с фотоаппаратом в руках и с мальчишеской, правда, глуповатой ухмылкой на лице. Значит, Люси сняла осаду с Леонарда. Наверное, поняла, что это бесполезное занятие: она всегда была куда прозорливее в таких делах, чем другие две девицы. Но какими же умилительными выглядели ее потуги очаровать Питера, хотя нет, скорее, жалкими. Ведь Питер снят с аукциона окончательно и бесповоротно, как будто уже был женат.
Мэриен усмехнулась и удалилась, но не раньше чем ее заметил Питер и преувеличенно радостным голосом, видимо, почувствовав себя виноватым, крикнул, взмахнув фотоаппаратом:
– Салют, милая! Вечеринка удалась на славу! Пора всем фотографироваться!
Люси с улыбкой обернулась к двери, и ее серебряные веки приподнялись, точно оконные жалюзи.
– Это тебе, – произнесла Мэриен, врезаясь в плотный круг «мыльных мужиков» и передавая Эйнсли стакан.
– Спасибо, – ответила та и взяла стакан с рассеянным взглядом, который, по мнению Мэриен, предвещал беду.
Она проследила за взглядом Эйнсли. С другого конца комнаты на нее в упор смотрел Лен, приоткрыв рот. Милли и Эмми упрямо продолжали удерживать его в плену. Милли теперь сместилась с фланга в центр, стараясь своей широкой юбкой блокировать ему пространство для маневра, а Эмми перемещалась взад-вперед, точно разыгрывающий защитник в баскетболе; но один фланг все же остался оголенным. Мэриен снова взглянула на Эйнсли – и как раз вовремя: та улыбнулась. Манящей улыбкой.
И тут раздался стук в дверь. «Пойду открою, – подумала Мэриен, – ведь Питер занят в спальне». Она распахнула дверь, и перед ней возникло обомлевшее лицо Тревора. За его спиной стояли двое других и еще незнакомая фигура, вероятно, женская, в мешковатом пальто из шотландского твида, темных очках и длинных черных гетрах.
– Мы не ошиблись квартирой? – спросил Тревор. – Здесь живет Питер Уолландер? – Он явно ее не узнал.