Только подумала, как из-за двери тихий голос позвал:
– Дашутка! Заходи, доченька! И хозяева не отдыхают, и болящая не спит – милости просим!
Эти слова меня просто подкосили. Я стояла как вкопанная и не знала, то ли мне убегать, то ли все-таки зайти. А из-за двери голосок снова позвал:
– Дашутка, доченька, не бойся!
От этих ласковых слов у меня перехватило дыхание. Я глубоко подышала с минуту, шмыгнула носом и решительно толкнула дверь.
Я не сразу осмотрелась, потому что никак не могла оторвать глаз от болящей – она лежала в большой комнате на кровати, выстеленной досками, и смотрела прямо на меня. У нее было совсем молодое лицо, даже не лицо, а личико – кругленькое, прозрачное, с девичьим румянцем на щечках. Она улыбалась так приятно, так нежно, что я сразу почувствовала к ней расположение. Голосок такой тихий, нежный, бархатный:
– Подойди, доченька, не бойся! Вот на стул присядь… зови меня «тетя Валя». Чего ты так испугалась?
– Я не испугалась. А откуда вы мое имя знаете? Соседи рассказали? А почему «Дашутка»?! Меня так никто не зовет!
– Ты хотела сказать: больше так меня никто не зовет?
И тут я начала плакать. Я плакала и плакала, слезы лились, и мне почему-то совсем не было стыдно. А моя странная собеседница молчала и смотрела на меня большими ласковыми глазами. Потом она сказала:
– Мамочка твоя и бабуся молятся о тебе, доченька… Они за тобой присматривают…
А икону-то ты с комода убери – на божницу поставь, там ей место. Да попроси в соборе у Марии Петровны лампадку, она тебе бесплатно ее даст, старенькую такую, красненькую… И маслица тебе плеснет. Ты лампадку-то затепли перед иконой. Кто на ней изображен – знаешь?
Я сквозь слезы помотала головой. Глаза у меня расширились и стали, наверное, по блюдцу:
– Не знаю… Старичок какой-то…
– Ну, не знаешь, так уже догадываешься! Не тот ли это старичок, что тридцать девять лет назад мне явился?! Это, доченька, не просто старичок. Это хозяин земли Лальской, твоей бабуси Милы любимый святой – Никола Угодник.
Она знала имя моей бабушки! Знала не только ее имя, знала даже, как я бабусю называла в детстве! Это было чересчур для меня! Я соскочила со стула как ошпаренная и попятилась к двери. А болящая ласково сказала:
– Ты иди сейчас, доченька, иди. Завтра приходи ко мне. Да будь осторожна: будет тебя соседка твоя, Тамара, чем угощать – не бери у нее ничего. Она, видишь, зарится на твою часть дома, а лукавый ее подучает пакости делать. Она и сама не хочет, а делает… Ты на нее не серчай, а брать все же – ничего не бери. Иди с Богом!
30 июля. Я поставила икону Николы Угодника на божницу. Икона стала совсем светлой, красивой, яркой – как будто недавно написана, и образ святого виден явно и отчетливо. У него внимательный, серьезный взгляд, высокий лоб с залысинами, небольшая округлая и кучерявая борода, красная мантия, на плечах золотые кресты. Над головой – нимб, над нимбом, по обе его стороны надпись: СТЫИ НИКОЛАЕ.
По нижнему полю написано: «Написася стая икона в лето 1855 го ме августа въ 20 день совершися». Это значит, ей более ста лет… Кто были люди, которые молились перед этой иконой? Где они сейчас? Почему икона оказалась в сарае и превратилась в черную доску? Почему она сейчас заиграла всеми красками?
Я сходила к Марии Петровне и попросила у нее лампадку. И она мне сразу ее дала. Лампадка старенькая, красного цвета. Еще дала лампадного масла и несколько свечей. Деньги не взяла, сказала, что это ее припасы. Больше писать пока не могу. Все это слишком чудесно для меня.
31 июля. Сегодня соседка Тамара принесла мне две шаньги с творогом. Я не хотела их брать, но она все равно их оставила у меня на табуретке у порога. И быстро ушла.
Я не успела оглянуться, как мой Рыжик залез на табуретку и съел кусочек творога из шанежки. А потом походил-походил по комнате и вдруг упал – и умер. Умер мой кот! Я схватила Рыжика в охапку – он был еще теплый. Висел у меня в ладонях, как тряпочка. Я заметалась по комнате, потом выскочила в огород, пробежала туда-сюда, и мне хотелось кричать на всю улицу, но я сдержалась.
Потом неожиданно для самой себя я бросилась к тете Вале. Забежала к ней, даже не постучавшись, даже не подумав, что могу испугать больную, но она не испугалась – как будто ждала меня. Посмотрела ласково и сказала мне своим нежным голоском:
– Дашутка, милая, давай сюда своего Рыжика. Положи мне его на грудь. Не бойся, не бойся. Сейчас-сейчас. Присядь, милая, подожди чуток.
Тетя Валя закрыла глаза и стала шептать что-то. Она даже знала, как зовут моего котенка! Я расслышала слова «Господи, помилуй!» и поняла, что она молится. Я сидела, и все внутри у меня дрожало, а мой Рыжик лежал на груди у тети Вали как тряпочка. Он лежал так, лежал, а потом, совсем неожиданно, потянулся, зевнул, раскрыл свои прекрасные глазки и начал мурлыкать. А милая тетя Валечка вся побледнела как полотно. А я, плакса противная, опять начала плакать, как в прошлый раз, когда была у нее.
5 августа. Писать мне некогда, но нужно все равно все записать. Я теперь каждый день хожу к тете Валечке. Она – удивительный человек! И с ней случилась удивительная чудесная история.
Я буду все это подробно записывать. Зовут тетю Валечку – Валентина Прокопьевна Мургина. Она родилась четвертого сентября 1922 года. Сейчас ей пятьдесят восемь лет, но выглядит она моложе, гораздо моложе – как юная девушка. У нее очень молодые глаза, пальчики как свечечки, девичий румянец на щечках. Такое чувство, что она не постарела с того самого дня, как с ней произошло одно невероятное событие. Разговаривает тетя Валечка тихо, ласково, она очень обходительная. Очень-очень добрая. Я не понимаю, как такое могло случиться, но за короткое время она стала мне как родная. Я прямо люблю ее. Когда я говорю ей об этом, она серьезно отвечает:
– Это потому, доченька, что я молюсь о тебе. Господь дарует близость душ. Любовь Божия объединяет людей.
Невероятное событие произошло так. В 1942 году тете Валечке исполнилось двадцать лет. Она, как и большинство ее подружек, работала в заготконторе. Шла война, и жизнь была тяжелая, голодная. Но молодость брала свое, и после работы девушки бегали в клуб, смотрели кино, танцевали. Все они были комсомолками, воспитывались атеистками. Шел Великий пост, но, конечно, никто из них не постился. И вот как-то, четвертого апреля, Валечка с подружками бежали на танцы. Когда они подошли к перекрестку, навстречу им вышел старичок. Высокий лоб с залысинами, сам в подряснике – в длинной черной одежде. Взгляд такой внушительный, властный…
А от перекрестка одна дорога ведет в клуб, а другая – в храм. И старичок строго сказал девушкам:
– Не время сегодня для танцев. Страстная Суббота – полное безмолвие, ангелы на небе плачут. Идите в храм!
Девушки ничего не ответили, стайкой пробежали мимо старичка. Только Валечка остановилась. Она засмеялась, задорно притопнула ножкой, сделала несколько танцевальных па, покрутилась на месте и побежала за подружками. Но уже в тот момент, когда она все это делала, странный холодок прошел по ее телу, и ей стало не по себе. Она обернулась – старичок смотрел вслед девушкам строго и печально.
Все было как обычно в клубе, интересный фильм, потом танцы, но Валечке было не до фильма, не до танцев – строгий и печальный взор старичка так и стоял у нее перед глазами. Она ушла домой одна, не дожидаясь подружек.
А утром Валечка не смогла встать с постели. Тело стало деревянным, и она не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Не шевелился ни один член ее тела – сохранилась лишь возможность говорить. Мать ее, Фекла, еле руки свела ей на груди: думала – умрет.
И вот тут в дом зашел вчерашний старичок. Он посмотрел на девушку и сказал ей, что будет лежать она сорок лет. Валечка растерялась, не могла вымолвить ни слова, а старичок ушел.
Так тетя Валечка стала лежать. Это даже подумать страшно: каково это молодой девушке, моей ровеснице, полной жизни, полной сил и энергии, – внезапно оказаться прикованной к кровати. Не иметь возможности встать, погулять по саду, пойти на речку, почувствовать прохладу воды на разгоряченном от солнышка теле, взобраться на колокольню, полюбоваться простором и вдохнуть полной грудью свежий воздух… Не иметь возможности работать на любимой работе, да даже просто почесать себе нос!
Постепенно бедная тетя Валечка вся иссохла. Но она не просто лежит – она постоянно молится. Еще она много читает, у нее есть специальная подставка для книг, которую ставят ей на грудь. Я не знаю, как тетя Валечка стала такой, как сейчас, мне это трудно пока понять, но она необыкновенный человек! Она видит, слышит и понимает намного больше, чем обычные люди.
Но все-таки это просто ужасно – вот так лежать почти сорок лет! Когда я стала жалеть ее, она мне ответила:
– Не жалей меня, Дашутка! Если бы ты знала, доченька, как я счастлива! Как благодарна святителю Николаю Чудотворцу и Господу за их милость ко мне! Ведь я могла остаться такой, как была… А они привели меня к покаянию…
А когда я спросила, откуда она узнает все, она ответила:
– Господь по молитве открывает. Да и не знаю я ничего! Так просто говорю, да вдруг и угадаю…
Но это не так! Она очень многое знает!
10 августа. Мой Рыжик подрос немножко. Он самый умный котенок на свете! Я каждое утро подливаю маслице в лампадку перед иконой святителя Николая Чудотворца. С утра пишу конспекты, а потом бегу к тете Валечке. Ей очень нужна помощь! Я протираю ее тройным одеколоном. И вот удивительно: бывает, неделю лежит человек в больнице, а у него уже пролежни, а тетя Валечка почти сорок лет лежит – и ничего!
Однажды врач из Ленинграда приезжал, предлагал ее маме Фекле отвезти дочь к нему в клинику, но мама не согласилась. Сейчас Феклы уже нет в живых. После ее смерти за тетей Валечкой ухаживают ее двоюродная сестра с мужем по фамилии Ципилевы. Очень хорошие люди и любят тетю Валечку, но они работают и не могут находиться с ней весь день. К ней также часто приезжают бабушки из разных мест, и некоторые остаются пожить и поухаживать. Часто приходит бабушка Фаина Павловна, она показала мне, как нужно обтирать больную, мазать ей ножки мазью.