И когда отец Гриши пришел в наш дом, мама спросила меня: пойду ли замуж. Я и ответила:
– Нет, не пойду!
В нашем селе работы для меня никакой не было, поехала я в соседнее село, побольше, устроилась работать санитаркой в роддом. Работаю, зарплату получаю и обедаю бесплатно с персоналом. Хоть еда и немудреная, но дома-то и совсем голодно. Из зарплаты немного себе оставлю – остальное маме пошлю, на младших.
Была я хоть и тоненькая, но ловкая, быстрая. Чистоту любила. Все перемою, перетру. Всех рожениц уважу. Они меня любили очень – я их жалела. Старая санитарка приберется да сидит под лестницей в своем закутке, дремлет. А я к каждой роженице подойду – может, помочь чем, может, что подать… В свободную минутку «Акушерство: краткое пособие по практическим умениям» читаю, что непонятно, у акушерки спрашиваю. От корки до корки пособие выучила! Хоть экзамен сдавай!
Стала старшая меня звать с ней роды принимать – я стараюсь, все запоминаю. Она мне говорит:
– Ты должна выучиться на акушерку или даже на врача-хирурга – у тебя руки золотые и интуиция какая-то прямо сумасшедшая. Беременных чувствуешь, будто всю жизнь только и делала, что роды принимала. Откуда это у тебя? Может, какая повитуха у тебя в роду была?
А я и правда чувствовала беременных. Если какую привезут, я только гляну на нее, животик трону – и как-то сразу вижу, будут ли осложнения или нет, быстро родит или помучается. Сама не знаю как – вижу, и все. Я с роженицей посижу, успокою, утешу, когда и прикрикну; хоть и молоденькая – а как-то с ними управлялась.
Первый раз стремительные роды приняла, когда акушерка в кино с мужем ушла.
Какое это было счастье, когда помогла я родиться в мир новому человеку – крепенькому, смешному бутузу! А потом уже моя начальница сама стала меня оставлять с роженицами – вроде на пару работаем. Главврач узнал, но не запретил, вроде как и не знает. Возмечтала я выучиться на акушерку, сунулась в медицинское училище – а там про мои три класса узнали и обсмеяли. Сказали:
– Иди, девочка, учись! Окончи хоть семилетку – тогда и поговорим!
Так я и не стала акушеркой, даже медсестрой не получилось стать. Дочери зато у меня – медики. И у обеих руки золотые – в меня. В них моя мечта воплотилась. Да… Ну, это много лет спустя случилось.
А тогда стал за мной ухаживать один молодой человек, на четыре года старше меня. Отец у него был киномеханик – очень по тем временам профессия почетная. Кино в клубе показывают – все рты пооткрывают, смотрят. А этот мой ухажер отцу помогал. Звали его Михаил, и был он инвалид. В армии они с другом на мину наступили, их и разбросало. Михаилу ногу оторвало, он ходил на протезе. Еще глаз у него был как бы вывернутый и пипки носа не хватало – нос словно приплюснутый. Я его очень жалела: надо же, такое несчастье с человеком случилось!
И вот стали они с отцом меня сватать, а я любимому отказала, как же за нелюбимого пойду?! А Михаил никак не отставал, так и ходил за мной. Моя хозяйка, у которой я на квартире жила, ему сочувствовала. И вот как-то он опять стоит у двери, меня караулит, в клуб зовет. А я – на работу да с работы, и ни с кем не гуляла – скромная очень была. Тут моя хозяйка послала меня за капустой: иди, говорит, попроси от моего имени у такой-то капусты квашеной. Я пошла – и Михаил со мной. Говорит:
– Пойдем, я знаю, где капусту искать!
Я и не сообразила сначала, а он привел меня к себе домой. Зашли во двор, там сарайка, в сарае корова, телка, поросенок, куры по двору ходят – они хорошо жили.
Он к дому подошел, в дверь постучал – его мать сразу и открыла:
– Заходите, заходите, гости дорогие!
Так обманным путем он меня в дом к себе и завел. Зашли – там и мать, и отец. Я растерялась, оробела. Раньше ведь времена другие были, строгие, особенно в селе. Просто так девушки к парням в гости не хаживали, с родителями не знакомились. Мать посадила нас тут же за стол. Я сижу – пунцовая, на грани обморока. А отец его говорит:
– Наливай щей молодым, да в одну чашку – пусть из одной хлебают!
А какое там хлебают – мне в горло от стыда ничего не лезло! Так они и засватали меня.
В нынешнее время девушки не поймут: подумаешь, у парня в гостях побывала да за одним столом посидела! А в те времена все иначе было… Я себя чувствовала так, словно судьба это моя и никуда мне от этой судьбы не деться…
Да и жалела очень Михаила.
Началась моя семейная жизнь. Когда меня замуж провожали – в грузовик сели. Молодежь наверху. Гриша пришел со своими друзьями. Соседка, жена милиционера, дала мне свою фату и платье – и я была такая красивая в этой фате! И я плакала. Отчего-то я так сильно плакала! Вышли все меня провожать – и Гриша стоит, платочком глаза вытирает. Тоже плакал.
Свекровь говорит:
– Сходи в фате сфотографируйся на память!
– Нет, мама, это же нужно через все село идти… Мне стыдно…
Так у меня даже и фотокарточки на память не осталось…
Муж мой оказался очень ревнивым. Ребята часто его спрашивали:
– И как только такая красавица за тебя замуж вышла?!
А он перед ними гордится, а домой придет – ударит меня:
– Признавайся, с кем бываешь?
– Что ты, Миша, я кроме работы не хожу никуда. Если не на работе – так по хозяйству кручусь… За что ты меня обижаешь?!
Вроде успокоится, да ненадолго. В следующий раз опять – нож со стола схватит:
– Зарежу тебя, если не признаешься!
Стал бить. Как-то протезом в спину пнул, я потом разогнуться не могла. Начнет избивать – я только лицо закрываю, чтобы люди следы побоев не увидели. А мать его очень меня любила. Увидит, что он злой домой пришел – и мне говорит:
– Дочка, иди на мою постель.
Я лягу к стенке, а она с краю, он и не смеет меня бить. Тем только и спасалась.
Приехали его братья, стали его укорять:
– Миша, зачем ты молодичку обижаешь?!
Он только и пробормотал им в ответ сквозь зубы:
– Учите, учите!
Как-то сидели за столом у сестры моей свекрови. А я очень любила песни петь, и голос у меня был чистый, звонкий. И вот все поют, и я сижу, пою, а муж – хмурый. Махнул мне, чтобы вышла, – я вышла на двор. А там сеновал, огороженный лоховником. Лоховник – кусты такие с колючками, острыми, как иголки. Он сорвал этот лоховник – и давай меня по ногам стегать. Больно! Я подпрыгиваю, а он рычит:
– Ты зачем песни поешь?!
– Все поют – и я пою!
– Я не хочу, чтобы ты пела!
Еле убежала от него, все ноги в ранках.
Вот такой ревнивый был. К женщинам меня ревновал, не только к мужчинам. Если только увидит, что разговариваю с женщиной, у которой мужа нет, – вспыхнет весь… Я жалела его: тяжелая ведь это страсть, ревность-то… Мучает она человека сильно!
А иной раз и все хорошо было, отступал от Михаила этот морок. Вместе ходили с ним на футбол, в кино, к родным в гости – и вроде бы даже похоже было, что у нас настоящая семья…
Время шло, родители его ждали деток, а я никак не беременела. Уже столько родов приняла – а сама никак… Повела меня свекровь к врачу, пришли – а там мужчина, военный врач. Я – бежать: стыдно. Свекровь поймала, в кабинет затолкала. Врач меня на кушетку положил, подол платья задрал, осматривает меня, а я лицо руками от стыда закрыла. Он смеется:
– Здесь закрыла, а тут все открыто!
Как я от стыда жива осталась… Позвал врач мою свекровь и стал ей строго выговаривать:
– Невестка ваша – девушка здоровая. Только у нее дефицит веса! Она у вас что – голодает?! И нагрузки у нее, видимо, физические чрезмерные! Стыдно, дорогие мои! Взяли девушку юную в семью – ее беречь нужно, а не пахать на ней! Кого она вам родит, когда сама еле ходит?! И еще: откуда у нее столько синяков, а?!
Свекровь моя бледнела да краснела, а я и слова вымолвить не могла. Вернулись домой. Она с Михаилом потом и со свекром поговорила, и на какое-то время муж мой угомонился, перестал меня бить. Свекровь кусочек получше подкладывает, свекор тяжелое носить не дает.
И пришло щедрое солнцем лето, и утренний теплый ветерок обласкал щеки. Серая полынная степь расцвела ярко-зеленым мятликом, розовыми полянами бессмертника, желтыми мазками зверобоя. У болот начали смелую перекличку кулики и цапли, дикие утки и гуси, в тростниках – стаи куропаток, в зарослях басисто замяукали желтовато-коричневые камышовые коты.
Стало мне полегче житься – тут я и понесла. Свекор и свекровь очень внука хотели – внук и родился.
Вскоре после родов снова на работу вышла – раньше не было таких декретных отпусков, как сейчас. Часто с собой в роддом брала малыша – привяжу к груди, с ним рожениц смотрю, с ним по палатам бегаю, а если роды, он тут же с новорожденными лежит – ждет, мамочки присматривают. Часто с бабушкой оставляла – бабушка старенькая, мать свекрови, помогала, с правнуком нянчилась. Ну и я, возвращаясь с работы, к нему бросалась птицей! Ах, какое это было счастье – держать в руках маленькое тельце, радоваться первой улыбке, первому зубику, первому шажку!
Как-то Гриша приехал в наше село, а я со свекровью на рынке была, молоко продавали. Она отправила меня зерно для птицы купить; смотрю: Гриша.
– Ну что, Вера, лучше меня выбрала?! За калеку вышла! Разойдись с ним!
– Да что же теперь, Гриша, я девушкой за тебя не вышла… У меня сын…
– Как своего растить буду! Твой сын – мой сын! Я люблю тебя и в жены возьму!
– Поздно теперь, Гришенька…
Узнала потом, что он уехал куда-то далеко, женился там, но детей у них с женой не было. И умер Гришенька рано – желудок у него больной оказался…
Как-то муж в очередной раз меня приревновал. Гуляли мы с ним и с сыночком, что там ему в голову пришло – я даже и не поняла… Говорит мне у дома:
– Заходи, я тебе сейчас башку снесу!
– Подожди, Миша, дай я ребенка на кровать положу. Сына перепугаешь!
Положила я сыночка на кровать – он спит. Смотрю: Михаил топор надо мной заносит. И я только слышу звук:
– У-ух!
От испуга упала. Тут вбежал соседский мальчик да как закричит: