– Я все собираюсь заскочить. Но по вечерам я обычно работаю и к тому времени, как моя смена заканчивается, хочется уже пойти домой и задрать ноги.
– Не могу винить вас за это, – улыбнулась я. Бекки мне нравилась. Она излучала доброту. – Вы покрасили волосы?
Она снова впечатлилась.
– И кто еще говорит про хорошую память? Да, мне захотелось оттенков осени.
– Выглядит замечательно.
Ей было приятно это слышать.
– Спасибо. Что привело вас сегодня?
– Мне снова нужны ваши газетные архивы.
– Вы помните, где стоят компьютеры?
Я махнула рукой в сторону главного коридора:
– На застекленной террасе. Помню.
Она кивнула и улыбнулась.
Прошлый раз здесь было пусто. Сегодня здесь была изящная хорошенькая женщина. Она сидела на каменной плите перед камином. Справа и слева от дымохода было стекло. Вокруг нее на матах сидели дети. Женщина говорила бойко и оживленно, и ее интонации напомнили мне Бриттани Ротшильд – главную чирлидершу в моем колледже. У нее еще больше учительского духа, чем у меня, а это кое о чем говорит.
Несколько детей болтали между собой, не слушая. Еще пара с утомленным видом развалилась на своих креслах. Если подумать, довольно позднее время для чтения.
– Софи, – тихо сказала Бекки, возникшая в дверях рядом со мной. – Я забыла сказать тебе, что по вторникам у нас вечера чтения. В здании за библиотекой есть детский сад, поэтому мисс Колдуэлл приводит детей сюда и читает им вслух. Родители забирают их около шести.
– Ясно, спасибо.
Какой-то дошкольник издал душераздирающий вопль, и она взглянула на меня со смесью изумления и ужаса.
– Может, вам лучше подождать ухода детей, перед тем как вы займетесь своими поисками?
Должна признаться, поиски статей о смерти дедушки и о пропаже девушки плохо сочетаются с компанией детишек, пусть даже они далеко от компьютеров.
– Да, может быть…
И тут бойкая мисс Бойкинсон, как прозвал бы ее Оливер, объявила со своего места у камина:
– Кто готов слушать новую историю о ламе?
Я повернулась к ней. Дети взбодрились и придвинулись ближе. Мисс Колдуэлл была примерно моего возраста. Темные волосы собраны в высокий хвост. Зубы словно из рекламы зубной пасты. Она одарила детей такой широкой улыбкой, будто ждала, что они сейчас выстроятся в шеренгу для танца чирлидеров.
Но больше всего меня заинтриговало то, что она читает истории о ламе. Разве это не знак? Мне надо остаться и заняться поисками.
– Думаю, я останусь, – прошептала я. – Воспользуюсь компьютером в дальнем углу. Они меня даже не заметят.
– Они скоро разойдутся, – успокоила меня Бекки. – Обычно родители их быстро разбирают.
Я кивнула и села за компьютер, развернутый монитором к окну, чтобы никто не мог заглянуть мне через плечо и увидеть, что я делаю. Не то чтобы эти дети были достаточно взрослыми, чтобы что-то понять или интересоваться такими вещами. Просто я предпочитаю держать свои изыскания в тайне.
Я пошевелила мышкой, запуская поисковик по архиву, когда воспитательница детского сада заставила меня замереть.
– На этот раз наша крошка лама собирается навестить бабушку и дедушку. Все готовы?
Я уставилась на женщину, даже не подозревавшую о моем присутствии. Ламы, бабушки и дедушки. Определенно знак. Пора заняться делом.
Я щелкнула по окошку поиска, впечатала имя Аманда и снова остановилась. Я даже не знаю ее фамилии. Но сколько пропавших девушек по имени Аманда может быть в Бухте Дружбы? Я даже не знаю, это ее полное имя или нет. Просто догадка. Поэтому я впечатала ее имя, слово «пропала» и год. Готово! Нашлось только две статьи, где говорилось примерно то же, что рассказала Брэнди. Но я все равно нажала на иконку «распечатать». На другом конце стола зажужжал принтер. Я взглянула на детей, но никто из них не обратил внимания на шум, они были слишком заняты рассказом.
– «Ты забыла зубную пасту, – вдохновенно читала мисс Колдуэлл. – Что же нам делать?»
«Мы продолжим расследование», – мысленно ответила я.
Потом я впечатала имя Нила Маршала.
Первой статьей в поиске оказался некролог дедушки. Я прочитала прекрасные слова о нем и его жизни. Ни одного упоминания о чем-то необычном, это обнадеживало. Не хотелось бы, чтобы последнее воспоминание о дедушке было замарано намеком на скандал. Хотя, предполагаю, в некрологах в любом случае о таком не пишут. «Был выпускником Корнелла и крутил роман с женщиной в два раза моложе» – не то, чем будет хвастаться семья. Я узнала, что он родился в Уэтчестере, штат Нью-Йорк, в возрасте между двадцатью и тридцатью годами путешествовал по всей Америке, пока не осел в Бухте Дружбы в 1970 году вместе со своей спутницей Маргарет Лафлер по прозвищу Санни. В 1975 году он основал туристическую компанию «Хорошие времена», которой владел и управлял до конца дней. Он был страстным путешественником, любил природу и суровую красоту Мэна. После его смерти остались Санни и две их дочери – Азалия Рейн и Чайна Кэт Санфлауэр.
Я широко открыла глаза. Настоящее имя моей мамы – Азалия Рейн? Никогда не слышала, чтобы ее называли иначе, чем Леа. А тетушку Кэтрин на самом деле зовут Чайна Кэт Санфлауэр? Я не смогла сдержать смешок. Да уж, дедуля и бабуля были хиппи до мозга костей. Я попыталась представить первый день в детском саду среди детей с именами Карен и Диана. Неудивительно, что мама вечно злилась на родителей. Хотя, по правде говоря, ей повезло по сравнению с тетей. Чайна Кэт Санфлауэр – это просто кислотный трип, а не имя.
Я покачала головой, продолжая читать. В остальном некролог был самый обыкновенный, если не считать упоминания партнера по туристической компании. Некоего Фрэнка Ходжкинса. И, разумеется, слов о том, что дедушка умер неожиданно. Аккуратная формулировка для подозрительного, судя по всему, происшествия – падения с утеса, как я уже выяснила. Я распечатала себе и эту статью тоже.
До сих пор я не узнала ничего такого, чего еще бы не знала.
Я щелкнула по стрелочке назад и начала изучать результаты поиска по имени дедушки.
«“Хорошие времена” приходят в Бухту Дружбы». Я кликнула по заголовку и наткнулась на статью, объявляющую об открытии дедушкиной туристической компании. Черно-белая фотография дедушки, бабушки и Фрэнка Ходжкинса. Они обнявшись позировали на фоне старого фермерского дома, который словно сошел с декораций «Гроздьев гнева»[4]. Я видела его на фотографиях у нас дома. Это первый дом детства матери. Я не могла представить, как она росла в прекрасном викторианском особняке, который я унаследовала, и уж тем более не могла представить, что она и тетя Кэтрин жили в подобном месте.
Несмотря на не самое лучшее качество фотографии, я видела, что мой дедушка был красивым мужчиной, хотя я это уже знала по фотоальбомам, найденным в бабушкином доме. Он немного напоминал Джонни Деппа в период косматых волос. Он улыбался не столько в камеру, сколько моей бабушке. Тонкая, гибкая, с длинными волнистыми распущенными волосами. Босиком и в сарафане. Она тоже не смотрела в камеру. Она улыбалась своему возлюбленному. На их лицах читалась любовь и гордость.
Я не смогла сдержать улыбку. Могу представить, как эта счастливая пара танцует в грязи на Вудстоке. Путешествуют по всей стране с рюкзаками, питаясь любовью и приключениями. Протесты за мир. Концерты Grateful Dead, ночи под звездами. Потом они обосновались здесь. Праздновали рождения дочерей, Азалии и Чайна Кэт. И открытие нового бизнеса.
Я подавила очередной смешок. Могу только представить, как мама и тетя ненавидели свои имена. Готова поспорить на свой паб, что они поменяли их официально. Хотя это открытие подбивало меня на то, чтобы поменять их имена в телефоне.
Но эксцентричные хиппи или нет, пара на этой фотографии не выглядела людьми, которые могут быть замешаны в обмане и убийстве. Не вижу этого. У них не такие лица.
Еще я не могла не заметить, как сильно я напоминаю бабушку на этой фотографии. Уверена, что я тоже не похожа на убийцу. Это все равно что представить, как Ширли Темпл[5] отплясывает чечетку[6].
Теперь Фрэнк Ходжкинс. Он кажется моложе, чем мои бабушка и дедушка, хотя по зернистой фотографии понять сложно. Но меня поразила одна деталь. Он уж точно не выглядел безмятежным хиппи. Мужчина стоял прямо и неподвижно, улыбаясь в камеру. Коротко подстриженные волосы, приглаженные на военный манер. Аккуратно застегнутая на все пуговицы рубашка и шорты, напомнившие мне форму бойскаутов. Я внимательно рассматривала фотографию, пытаясь представить, как они с дедушкой смогли объединиться для общего бизнеса. Это не казалось очевидным решением.
Я снова нажала иконку печати. На этот раз шорох принтера утонул в суете у камина.
– Ладно, дети, строимся в линейку. – Мисс Колдуэлл встала и хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание галдящих и смеющихся детей. Она положила руки на бедра. – Маты в кладовку, пожалуйста.
Точно чирлидерша.
Почему-то я даже не заметила, как женщина закончила читать. Она помогла детям собрать маты, которые они тащили к кладовке в дальнем конце помещения.
– Не забудьте вещи, – велела она все так же бойко. – Ваши родители здесь.
Я высунулась из-за компьютера и увидела в коридоре группу взрослых, машущих детям, которые хватали куртки, пакеты для еды и рюкзаки. Топот маленьких ножек эхом отдавался на террасе, пока дети бежали навстречу родителям.
– Надеюсь, мы не сильно вам мешали, – сказала мисс Колдуэлл, попрощавшись с детьми и родителями. Она подошла к компьютерам, где я работала.
– О, вовсе нет, – заверила ее я. – На самом деле я так увлеклась, что ничего не слышала.
– Хорошо. – Она протянула руку: – Я – Карли Колдуэлл.
– Софи Лаффлер, – представилась я, пожимая ее ладонь. Такая миниатюрная. Легко могу представить ее на вершине человеческой пирамиды с руками, раскинутыми в форме буквы «V».