— Не нравится им, что мы здесь, — буркнула Трикси.
— Не повезло нам, — ответила Джулия. — Зато мы заплатим.
Двое стариков, размахивая руками, обратились к хозяину за стойкой.
— Пойдем отсюда, — сказала Трикси.
— Из-за того, что мы женщины? — спросила Джулия.
— Из-за того, что я хочу бурбона, — ответила Трикси.
Хозяин кафе уже утихомирил стариков. Перекинув через плечо салфетку, он подошел к столику, где сидели подруги, и произнес несколько слов по-арабски.
— Простите, — начала Джулия. — Parlez-vous français?[5]
Но хозяин кафе продолжал сердито говорить по-арабски. Трикси и Джулия собрались уходить, и вдруг услышали голос:
— Мадам, рад снова видеть вас! — Перед ними стоял мужчина в белом костюме. Он повернулся к Трикси, приподнял шляпу и взял на себя труд успокоить хозяина кафе. — Он говорит, что женщины не должны здесь появляться без провожатых, — он широко улыбнулся, — но, как видите, я это недоразумение уладил.
Кровь бросилась Джулии в лицо.
— Мы в любом случае уже уходим.
— Я пока не ухожу. — Трикси пожирала незнакомца глазами.
— Ты же хотела бурбона, — напомнила Джулия.
Трикси улыбнулась:
— Я передумала.
Господин в белом, не теряя времени, представился: Мубарес, предприниматель из Саудовской Аравии, торгует кухонной посудой. Джулия не взяла предложенную визитку, но ее тут же прикарманила Трикси.
— Мадам, — обратился он к Джулии, — простите, если я в прошлый раз вас чем-то обидел.
— Джулия, — встрепенулась Трикси, — чем же мистер Мубарес мог тебя обидеть?
— Ничем, — отрезала Джулия.
Но мистер Мубарес был явно очарован ею. Когда он несколько раз предложил показать Джулии город, Трикси надулась:
— Честное слово, мистер Мубарес, из-за вас девушка чувствует себя гадким утенком!
— Напротив, мадам… — стал извиняться Мубарес.
— Вы умеете гадать? — спросила Трикси и протянула через стол бледную руку.
Мубаресу ничего не оставалось: взяв ее ладонь, он стал плести небылицы о славе, богатстве и счастье.
— А теперь ей. — Трикси шаловливо кивнула в сторону Джулии.
— Я не хочу знать свою судьбу, — возразила Джулия.
Но Трикси настаивала, и пришлось протянуть руку мистеру Мубаресу. Когда их пальцы встретились, у Джулии учащенно забилось сердце. Мубарес, казалось, не находил слов. Он извинился и выпустил ее ладонь.
Трикси следила за ними с восхищением и завистью.
— Ну? — спросила она нетерпеливо. — Что ее ждет?
Мубарес смешался.
— Воображение мое здесь бессильно, — отвечал он.
— Ничего страшного, мистер Мубарес, — сказала Джулия.
Трикси, не теряя времени даром, принялась засыпать Мубареса вопросами о его жизни, пытаясь приковать к себе его взгляд, то и дело устремлявшийся на Джулию. Мубарес рассказывал о своей юности, о том, как ловил рыбу и продавал экипажам британских подлодок в Персидском заливе; о том, как отец отправил его в Джидду, в школу для детей банкиров; о том, как расширялась его торговля — от жестяных кастрюль и сковородок до посуды из нержавеющей стали для ресторанов и отелей.
Когда пришла пора уходить, Мубарес предложил проводить их, но подруги отказались. Джулия бросила на него прощальный взгляд: красавец в белом костюме одиноко сидел, потягивая мятный чай.
Трикси и Джулия возвращались назад через арабский квартал, радуясь приключению.
— Очаровашка! — сказала Трикси. И с досадой глянула на Джулию: — Скольких трудов мне стоило, чтобы он хоть раз на меня посмотрел!
Джулия улыбнулась и тут же вспыхнула от стыда.
— Боже, неужели я с ним заигрывала?
— Не совсем, — поправила Трикси. — Заигрывала я, да что толку?
Джулия шепотом призналась:
— Меня в дрожь бросало от его взглядов.
— Его из-за тебя тоже бросало в дрожь! — Трикси рассмеялась и, заметив, что Джулия покраснела, добавила: — Ради всего святого, только не говори, что ты из тех примерных жен, что не допускают и мысли о другом мужчине!
Джулия отвечала с укоризной:
— Трикси, я обожаю Говарда. До других мне и дела нет.
Трикси залилась хохотом.
— Еще бы! Но что страшного, если дрогнет сердечко? Так, забавы ради. — Трикси взяла Джулию под руку. — Голубушка, мы обе знаем, что Говарду нечего опасаться.
— Как прошел день? — спросил вечером Говард.
— Хорошо, — коротко ответила Джулия.
Она уговаривала Уилла съесть еще кусочек курицы, но тот убежал, топая по кафельному полу, а Джулия, пунцовая, осталась один на один с мужем.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Говард.
— Нет, просто прошлись по арабскому кварталу.
Говард устремил на жену серьезный взгляд.
— Говорят, Трикси кокетка. О ней идет дурная слава. Бедняга Чип! — Говард передернул плечами. — Он, конечно, и сам не ангел, но с женушкой ему повезло, нечего сказать!
— Не нравится мне Чип, — нахмурилась Джулия.
— Ладно, хватит о Ховитцерах, — вздохнул Говард, будто спор исчерпан, и американцев оставили в покое.
В первый раз Джулия и Говард поспорили из-за друзей; в их браке это была неизведанная область. Трикси все не звонила, и это могло означать конец дружбы с Ховитцерами, но однажды вечером Джулии позвонила миссис Мак-Кросс.
— Джулия, как дела? Как малыш Вилли? Пообедаем завтра вместе?
— Простите… — начала Джулия, спешно подыскивая отговорки, но миссис Мак-Кросс не сдавалась.
— Я хотела сказать пару слов о вашей… подруге. Все о вас беспокоятся и считают, что ваша подруга-американка не нашего круга…
— Не нашего круга? — переспросила Джулия.
Когда миссис Мак-Кросс повесила трубку, Джулия поняла, что и она «не их круга». Между тем все самое интересное в Бахрейне было для нее связано с Трикси.
Не считаясь с неприязнью Говарда к Ховитцерам, Джулия пригласила Трикси сходить с детьми на пляж. Свои планы она раскрыла мужу лишь в день прогулки.
Говард опешил.
— Я думал, они нам не нравятся.
Говард сознательно пошел на хитрость, и вовсе не из-за Ховитцеров, а чтобы испытать преданность Джулии. Но у той был наготове ответ:
— Милый, это ради Уилла. Здесь больше нет его ровесников, только Уэйн. Ведь здорово, если у Уилла будет друг?
Говард вынужден был согласиться.
На этот раз Уилл и Уэйн неплохо поладили. Они наперебой требовали то ломтик сыра, то яблоко, а наевшись, бегали голышом по песку и строили замок. Время от времени они отвлекались и учили друг друга грязным словечкам. Уилл предложил несколько «туалетных» выражений, а у Уэйна был обширнейший запас похабщины. Но, когда дело дошло до «ублюдка» и «сукина сына», Трикси вскочила и что-то шепнула Уэйну на ухо. Дети вновь стали строить замок.
— Он ведь не твой? — Трикси глянула на Уилла.
— Что? — встрепенулась Джулия.
— Он не твой сын. Он приемный.
Пораженная проницательностью Трикси, Джулия дождалась, пока дети убегут на безопасное расстояние, и ответила:
— Да, приемный.
— Уэйн тоже приемный. У нас с Чипом много лет не получалось. После того как у меня родилось двое мертвых детей, я поняла: что-то здесь не так. — Трикси положила руку на живот.
— Очень сочувствую, — отозвалась Джулия.
Трикси молчала, а Джулия задавалась вопросом: не эти ли утраты так ожесточили ее подругу?
— У тебя дома, при одном взгляде на Уилла, — сказала Трикси, — я тут же догадалась, что у нас есть кое-что общее.
Не успела Джулия обсудить с подругой их общую тайну, как до них донеслись испуганные детские крики.
На берег с глухим ревом набежала волна и смыла замок, увитый водорослями и укрепленный раковинами мидий. Уилл смотрел на Уэйна в испуге, со слезами на глазах, но его товарищ лишь захихикал и плюхнулся прямо на развалины, оставив на песке безупречный отпечаток голой попки. Уилл, взглянув на это, впервые в жизни по-настоящему рассмеялся — звонко, радостно, заливисто, — и Джулия подскочила от неожиданности.
— Что с тобой? — спросила Трикси.
— Раньше он никогда не смеялся, — ахнула Джулия.
Через минуту Уилл и Уэйн, визжа от восторга, уже оставляли следы попок по всему пляжу.
Вечером, слушая рассказ Джулии о том, как прошел день, Говард понял, насколько сильно та привязалась к Трикси. С тех пор подруги сделались неразлучны. Особенно поразило Джулию, до чего похожим было у них детство: родители Трикси тоже развелись, когда та была еще подростком, и отдали ее в женский пансион со строгими порядками. Обе девочки искали утешения в любви: Джулия — в мечтах, на страницах Шекспира, а Трикси — в веренице «плохих парней».
Джулия и Трикси повели детей во дворцовые сады в Манаме. Пока малыши гонялись друг за другом среди пальм, Трикси призналась:
— Я уже рассказала Уэйну, что он приемный.
— Боже, Трикси, зачем? Разве он поймет? Маленькому ребенку нужна надежность. Если он узнает, что потерял родителей, то станет бояться и тебя потерять!
— Он должен знать правду, — отвечала Трикси. — Вранья в моей жизни и так хватает. Не хочу лгать сыну.
Джулия резко сказала:
— То есть ты врешь Чипу?
Трикси помедлила.
— Да… Чипу так удобнее. Вот я и не сознаюсь, что он мне опротивел. И что живу я с ним только ради Уэйна. — Трикси помолчала, потерла незаживший синяк под глазом. — Вообще-то я ему сказала однажды, но он, похоже, смирился. Надо смотреть правде в лицо: брак — это сплошные уступки.
— Уступки? — Джулия нахмурилась. — По-моему, брак — это узы, союз. Мы с Говардом любим друг друга, доверяем друг другу, нам интересно вместе.
— Что ж, милая моя, тебе крупно повезло, — отвечала Трикси.
Джулия передала бы ее похвалу Говарду, питай он хоть каплю уважения к Трикси, но пересуды на работе уронили Трикси в его глазах. Долгие месяцы он уклонялся от встреч в семейном кругу. Но однажды вечером к ним явился сам Чип и стал зазывать в гости: Уэйну исполнялось четыре года, и Ховитцеры устраивали скромный ужин. На сей раз Говард не смог отказать — нельзя мешать дружбе сына с Уэйном.