й и Римой. Она открыла его и принялась за еду. По щекам ее катились слезы. Ланарк обнял ее за плечо, но она стряхнула его руку, и он тоже начал жевать. В зоне он не испытывал пока ни особого голода, ни жажды; еда показалась ему безвкусной, и он сложил ее обратно в рюкзак, но Рима бешено работала челюстями, словно это была своеобразная форма мести. Она поглощала финики, инжир, говядину, толокно и шоколад и все это время не переставала плакать. Не сводя с нее испуганного взгляда, Ланарк робко произнес:
— Ты съела уже больше половины припасов.
— Ну?
— А ведь у нас впереди долгое путешествие.
Откликнувшись то ли стоном, то ли смешком, Рима доела все остальное, откупорила фляжку с бренди, сделала два больших глотка и, пошатываясь, удалилась в туман. Сквозь муть Ланарк различил, как она опустилась на колени у дороги, и услышал, что ее рвет. Вернулась она бледная, положила голову Ланарку на колени и тут же заснула.
Вначале Ланарку было приятно ощущать на коленях груз. Глядя на ее лицо, похожее во сне на личико ребенка, он преисполнился чувством превосходства, с примесью нежности и печали — как бывает обычно, когда смотришь на спящего. Но сидеть было жестко и неудобно, и Ланарк начал тяготиться своей позой. Мысли его были заняты дорогой, тем, куда бы с нее свернуть. Неподвижность требовала усилий, мышцы болели. Наконец он коснулся губами век Римы.
— В чем дело? — спросила она, открыв глаза.
— Рима, нам пора.
Она выпрямилась и убрала назад волосы.
— Если ты не против, я лучше останусь и подожду тебя здесь.
— Не исключено, что ждать придется долго. Я отказываюсь умирать у дверей заведения, где наломал дров.
— Наломал дров? Наломал дров? В жизни не слышала такого бреда.
Не зная, как ее успокоить, он ляпнул наобум:
— Я тебя люблю.
— Заткнись!
Его гнев вырвался наружу.
— Мне нравится, как в трудных обстоятельствах ты разом отбрасываешь прочь и мужество, и рассудок.
— Заткнись! Заткнись!
— Раз уж мы решили, что держать себя в руках не обязательно, дай мне, пожалуйста, бренди.
— Нет, бренди нужно мне.
Ланарк поднялся на ноги:
— Ну как, ты идешь?
Рима скрестила руки на груди. Он резко бросил:
— Если тебе нужна аптечка, можешь взять в рюкзаке.
Рима не пошевелилась. Он униженно взмолился:
— Пойдем, пожалуйста.
Рима не пошевелилась.
— Если погромче постучаться, кто-нибудь, может, откроет.
Рима не пошевелилась. Ланарк положил рядом с нею фонарь, пробормотал: «Прощай!» — и пошагал прочь. Вприпрыжку спускаясь с первого холма, он ощутил толчок в спину. Обернулся и увидел Риму, запыхавшуюся, всю в слезах.
— Ты хотел меня бросить! Бросить одну в тумане!
— Я думал, ты этого хочешь.
— Ты тупой негодяй.
Ланарк проговорил неловко:
— Ну ладно, давай руку.
Они взялись за руки, и Ланарк тут же обессилел. Все тело у него болело. Он не мог даже хорошенько сжать пальцы Римы. Рима сама держала его за руку и вела вперед. Ему было неприятно ее касаться. Хотелось лечь и заснуть. Стараясь выдать свою нетвердую походку за небрежную, он думал злобно: «Скоро она устанет меня тащить», но Рима преодолела большое расстояние без единой жалобы. Наконец, настроившись беспечно, он сделал вид, что напевает себе под нос. Остановившись, Рима вскричала:
— Давай же помиримся, Ланарк! Пожалуйста, пожалуйста, ну почему бы нам не помириться?
— Я слишком устал, чтобы мириться. Спать хочу.
Всмотревшись в его лицо, она расслабилась и просияла.
— Я думала, ты меня ненавидишь и хочешь от меня отделаться.
— Так оно и было — тогда.
— Давай сядем. Я тоже устала, — проговорила Рима весело и села на дорогу.
Ланарк предпочел бы песчаную обочину, но слишком устал, чтобы возражать. Он лег рядом с Римой. Она погладила его по волосам, и он почти уже погрузился в сон, но, почувствовав что-то странное, сел.
— Рима! Асфальт в трещинах! На нем растет мох!
— Я и подумала, что сидеть стало удобней.
Ланарк с тревогой осмотрелся и увидел сквозь туман предмет, заставивший его забыть об усталости. Перед ними совершенно неподвижно стояло темное сгорбленное существо приблизительно в четыре фута высотой, безголовое, с множеством ног. Ноги были собраны в кучку и согнуты, как перед прыжком. Схватив Ланарка за плечо, Рима прошептала:
— Паук.
Ланарк почувствовал, как натянулась кожа головы. В ушах послышался шум. Он встал и тихонько попросил:
— Дай мне фонарь.
— У меня нет фонаря. Пойдем отсюда.
— Обратиться к этому спиной? Нет уж.
Сделав глубокий вздох, Ланарк шагнул вперед. Темное тело оказалось скоплением многих тел, каждое из которых имело собственную ногу. Он крикнул радостно:
— Рима, это поганки!
На желтой линии выросла куча больших поганок, причем половина их округлых шляпок смотрела налево, а другая половина — направо. Ланарк нагнулся, чтобы рассмотреть ножки. Они росли на куче гнилого тряпья, где валялись также ржавые пряжки и пупырчатый синий цилиндр. Ланарк указал:
— Смотри, термос! А эта куча старого тряпья, должно быть, твой рюкзак!
— Не трогай! Гадость какая!
— Как они сюда перебрались? Мы оставили их у колесниц. Не ползли же они по дороге нам навстречу.
— Здесь возможна любая пакость.
— Не будь дурочкой, Рима. Здесь происходили странные вещи, но не ужасные. Этот гриб — форма жизни, как мы с тобой.
— Как ты — возможно. Но не как я.
Глядя как завороженный на грибы, Ланарк обошел их вокруг и тут почувствовал легкое прикосновение к своим лодыжкам.
— Рима, да тут мох и трава.
— Что удивительного в траве?
— Это лучше, чем пустыня с грудой ржавых колес. Пошли, там впереди склон. Попробуем на него забраться.
— Зачем? У меня болит спина, а ты вроде бы до полусмерти устал.
За скопищем поганок дорога исчезала под заросшей насыпью. Ланарк стал карабкаться на нее первым, Рима, ворча, последовала за ним.
Продираясь сквозь заросли дрока, ежевики и папоротника-орляка, они радовались, что одеты в пальто. Белый туман рассеялся, и Ланарка с Римой окружила освещенная тьма, под необъятным небом, полным звезд. Они стояли на краю десятиполосной автомагистрали, которая пересекала дымку, как дамба прорезает пенный океан. Машины проносились слишком быстро, чтобы их можно было различить: крохотные звездочки в отдалении внезапно вырастали, просвистывали мимо с ураганной скоростью, на противоположной стороне горизонта вновь стягивались в звездочки и исчезали. На травянистой обочине виднелся дорожный знак, высотой в добрых тридцать футов:
— Отлично, — обрадовался Ланарк, — наконец мы на правильном пути. Пошли.
— Видно, это закономерность: когда я могу идти, ты еле передвигаешь ноги, а когда мне нужен отдых, ты тянешь меня за собой.
— Ты действительно устала, Рима?
— Нет, что ты. Ничего подобного. Я устала? Что за ерунда.
— Хорошо. Тогда пойдем.
Едва они тронулись с места, как туманный горизонт слева озарился сиянием и из-за черной зубчатой вершины на небо выплыл желтый светящийся шар. Рима сказала:
— Луна!
— Не может быть. Слишком быстро восходит.
На шаре, как на луне, имелись пятна. Он пересек Орион, миновал Полярную звезду и, опустившись, скрылся за горизонтом по ту сторону дороги. Чуть позже он, с небольшой щербинкой на боку, вновь появился из-за горы слева. Рима остановилась:
— Больше не могу. Спина болит, живот вздулся, пальто жутко жмет. — В ее голосе слышалось отчаяние.
Она яростно расстегнула пальто, и Ланарк удивленно уставился на нее. Прежде платье свисало с нее, как с вешалки, теперь же живот подпирал грудь, а янтарный бархат обтягивал его, как оболочка воздушного шара. Взволнованная какой-то мыслью, Рима опустила взгляд и проговорила слабым голосом:
— Дай мне руку.
Испуганно вглядываясь в Ланарка, она прижала его ладонь к низу своего живота. Он открыл было рот, чтобы сказать: «Я ничего не чувствую», но тут ощутил сквозь плотную стенку странные слабые биения.
— Там кто-то есть.
Рима истерически вскрикнула:
— У меня будет ребенок!
Ланарк широко открыл глаза, она ответила обвиняющим взглядом. Он старался остаться серьезным, но не смог. По его лицу расползлась широкая счастливая улыбка.
— Ты рад! — оскалившись, взвизгнула она. — Рад!
— Прости, ничего не могу с собой поделать. Низким напряженным голосом она проговорила:
— Как ты, наверное, меня ненавидишь…
— Я тебя люблю!
— …Ухмыляешься, узнав, что мне предстоят жуткие муки, что у меня разверзнется живот и я, быть может, умру…
— Ты не умрешь!
— …на краю треклятой автострады, без единого треклятого доктора на треклятом горизонте.
— Мы успеем добраться в Унтанк!
— Откуда ты знаешь?
— А если не успеем, я о тебе позабочусь. Роды — процесс естественный. Обычно.
Рима опустилась на колени в траву, спрятала лицо в ладони и истерически зарыдала, на Ланарка же напал безудержный смех, поскольку он почувствовал себя свободным от ноши, которую, сам о том не подозревая, нес на себе всю жизнь. Потом, устыдившись, он тоже встал на колени и обнял Риму. Она не сопротивлялась. Они простояли так долгое время.
Глава 34Перекрестки
Когда Ланарк снова посмотрел на небо, по нему плыл полумесяц.
— Рима, нам нельзя застревать на месте.
Рима встала, и они с Ланарком пошли, взявшись за руки. Она жалобно проговорила:
— Нехорошо было с твоей стороны радоваться.
— Не тревожься, Рима. Слушай, когда Нэн была беременна, ей не на кого было надеяться, но она хотела ребенка и благополучно родила.
— Хватит сравнивать меня с другими женщинами. Нэн дурочка. Кроме того, она любила Сладдена. А это совсем другое дело.
Ланарк встал как вкопанный.
— Ты меня не любишь?
Рима нетерпеливо отозвалась:
— Ты мне нравишься, Ланарк, и конечно, я тебе доверяю, но надеяться на тебя трудно, так ведь?