Иммерсионная природа памяти может оказывать чудесное или чудовищное действие – в зависимости от того, хотим ли мы пережить эти воспоминания. Например, при посттравматическом стрессовом расстройстве или при депрессии людей часто посещают навязчивые и давящие образы из прошлого[201]. Эти болезненные или страшные воспоминания не имели бы такой силы, если бы память только перечисляла случившееся, не показывая, как все происходило и – особенно – что мы при этом чувствовали.
Мысленные образы позволяют нам возвращаться в далекое прошлое. Но мы пользуемся ими также для запоминания того, что произошло только что. Психологи называют это рабочей памятью – способностью удерживать “под рукой” информацию на короткий период времени. Допустим, вы увидели, как один автомобиль на скорости врезался в другой припаркованный автомобиль и скрылся. Вам нужно запомнить номер, пока вы не сможете его записать или кому-то сообщить. Что вы сделаете? Если у вас под рукой нет ручки или мобильного телефона, вы можете повторять про себя последовательность букв и цифр: NJ612B5. NJ612B5. NJ612B5. Эта “внутренняя речь” является вариантом мысленного образа.
Психологи много лет изучали это явление и сделали несколько интересных наблюдений[202]. Для рабочей памяти такого рода важен не смысл или зрительный образ слов или чисел, которые мы пытаемся запомнить, а то, как эти слова или числа звучат при произнесении вслух. Запомнить последовательность созвучных слов, таких как “цвет, свет, слет, сетка, ветка”, гораздо труднее, чем последовательность слов с непохожим звучанием. Аналогичным образом для рабочей памяти важна длительность произносимого слова, а не его длина на бумаге. Люди способны повторить в уме фразу, длящуюся не более двух секунд. Если она звучит дольше, к концу фразы они уже забывают начало.
Исследования с помощью фМРТ выявили роль карт мозга в функционировании рабочей памяти и тем самым помогли объяснить ее особенности. Исследования показали, что мы используем карту тела в моторной коре и карту звуковых частот в слуховой коре соответственно, чтобы вообразить, как мы произносим слова и как мы их слышим[203]. Вот почему трудно повторять в уме слова и одновременно с этим говорить или петь; реальная и воображаемая речь в значительной степени используют одни и те же участки мозга. Аналогичным образом, когда мы слушаем, как кто-то говорит, это мешает нам отображать звуки нашей внутренней речи с помощью слуховой коры. Короче говоря, эти области мозга могут обрабатывать реальные и воображаемые движения или звуки речи, но плохо справляются с тем и с другим одновременно.
Схожий процесс имеет место во второй форме рабочей памяти, которую мы используем для сохранения зрительной информации, такой как узор на ткани или расстановка фигур на шахматной доске[204]. Когда мы рассматриваем изображение, воссоздаем его в уме и сохраняем в рабочей памяти, активируется один и тот же участок зрительной карты мозга[205]. И как при звуках реальной речи нарушается рабочая память, основанная на внутренней речи, так способность удерживать в памяти изображение нарушается при рассматривании реального рисунка. Нейрональные отображения двух разных образов интерферируют друг с другом на зрительной карте мозга.
Воспоминания, рабочая память, восприятие истории и фантазия переносят нас в другие место и время, когда мы бодрствуем, но когда мы спим, работает иной тип воображения. Хотя сны и мысленные образы, намеренно создаваемые нами в дневное время, это не одно и то же, между ними есть родственная связь. Подобно воображению и воспоминаниям, сны запускаются сигналами из таких отделов мозга, как гиппокамп, использующих для отображения событий, действий, места и времени распределенное кодирование. И во всех случаях эти сигналы действуют через сенсорные и двигательные карты мозга, активируя их и заставляя нас переживать чувства и ощущать движения, хотя мы ничего такого не делаем. Как и мысленные образы, сны вызывают в мозге активность, соответствующую содержимому конкретного сна. Например, нейроны веретенообразной зоны лиц активируются, если мы видим во сне лицо[206].
Тот факт, что сны и воображение разыгрываются на картах мозга, указывает на большое значение этих структур, их зон и границ. Ландшафт мозга, который мы используем для восприятия мира, также формирует и искажает содержимое наших снов, памяти и фантазий. Например, именно поэтому даже во сне мы не видим, что происходит у нас за спиной. На наших зрительных картах нет территорий, отображающих пространство позади нас, и этого места нет ни в снах, ни в воображении.
На самом деле индивидуальные особенности карт мозга человека, такие как соотношение размеров отдельных зон на специфических картах, по-видимому, влияют на четкость мысленных образов. Поскольку на больших зрительных картах V1 отдельные нейроны обычно имеют маленькие рецептивные поля, люди со сравнительно большими картами V1 обычно отличаются более острым зрением или способностью различать более мелкие детали[207]. Примечательно, что люди с обширными картами V1 также часто имеют лучшую зрительную рабочую память и точнее определяют местоположение в зрительных мысленных образах[208].
Слабости мозговых карт могут объяснять, почему респонденты Гальтона так сильно различались по силе воображения. Но они не могут объяснить одного из его самых интригующих наблюдений: некоторые люди вообще не способны создавать мысленные образы. Гальтон писал: “К своему изумлению, я обнаружил, что значительное большинство ученых мужей, к которым я обратился в первую очередь, возразили, что мысленные образы им неведомы, и восприняли странным и нелепым, что я считал слова “мысленные образы” обозначением того, что, по моему мнению, знакомо всем людям. Они имели об их истинной природе не большее представление, чем не различающий цветов человек, не знающий о своем дефекте, имеет о природе цвета. У них был ментальный недостаток, о котором они не подозревали, и эти люди естественным образом полагали, что те, кто говорил о наличии у себя [этой способности], – выдумщики”[209].
Современные исследования подтверждают наблюдение Гальтона: у некоторых людей вообще не бывает мысленных образов. Но почему это так? Наука пока не нашла убедительного ответа на этот вопрос, но есть несколько интересных наблюдений. Ясно одно: поскольку способность создания мысленных образов зависит от активации сенсорных карт мозга, таких как зрительная карта V1, нарушения, затрагивающие восприятие, также ухудшают способность создавать мысленные образы. Если инсульт, травма головы или другие повреждения затрагивают зрительные области коры мозга и нарушают зрительное восприятие, они аналогичным образом вредят процессу создания зрительных образов[210]. Например, в результате повреждения определенного отдела зрительной коры мозга люди теряют способность различать цвета. Они по-прежнему видят мир, но только в черно-белой гамме. Они также все еще могут создавать отчетливые мысленные образы, но и эти образы лишены цвета. Люди с повреждением мозга, затронувшим веретенообразную зону лиц, не могут больше узнавать лица окружающих и мысленно представлять конкретные лица. Даже временное нарушение активности нейронов карты V1 у здорового человека путем транскраниальной магнитной стимуляции снижает эффективность выполнения упражнений, требующих как зрительного восприятия, так и создания мысленных образов[211].
Однако, хотя повреждения, нарушающие восприятие, обычно ухудшают воображение, обратное происходит не всегда. Вот пример мужчины, которого я назову Майклом. У этого шестидесятипятилетнего человека в результате хирургической операции на коронарных артериях возникло, казалось бы, незначительное осложнение[212]. До операции Майкл часто в связи со своей работой мысленно видел здания, а перед тем, как заснуть, видел лица и различные события. После операции он обнаружил, что не может воссоздавать зрительные образы в бодрствующем состоянии и не может видеть их ночью во сне. Проверка зрения и неврологических функций не выявила нарушений. Видел он хорошо. Он также мог запомнить то, что видел. Но ему не удавалось вызвать в памяти образы. Майкл отмечал: “Я могу вспомнить детали, но не могу их увидеть… Не знаю, как это объяснить… Время от времени мне не хватает способности видеть”. Состояние Майкла – неспособность создавать мысленные образы – получило название только недавно: афантазия[213].
Ученые исследовали мозг Майкла с помощью фМРТ. Когда он смотрел на изображения знакомых лиц, в веретенообразной зоне лиц и на зрительной карте, в том числе V1, наблюдалась нормальная активность. Но когда его просили представить себе знакомое лицо, эти области проявляли значительно меньшую активность по сравнению с активностью у обычных людей, выполняющих такое же задание. Зрительные области мозга Майкла были функциональными и по виду нормальными, но по какой-то причине они не вовлекались в создание мысленных образов. Почему-то не разгоралась искра, которая должна была бы привести в действие нейроны в этой области.
Майкл потерял способность визуализировать образы после хирургической операции, однако другие люди, включая научных собратьев Гальтона, сообщали о том, что никогда не обладали таким умением. Эти люди не имели зрительных или когнитивных нарушений. У них были прекрасные творческие способности и память. И многие из них говорили, что до десяти или двадцати лет не подозревали, что другие люди действительно что-то видят мысленным взором