физического тела, таких нужд и такой среды, какие есть у нас. Для нас такое простое понятие, как дом, указывает не только на здание, в котором можно укрыться. Это контекст, среда, архитектурный памятник, точка отсчета или место назначения. Мы узнаем дом по внешнему облику, но также по материалу, звукам и, быть может, даже по запахам. Какие-то ваши представления о доме отличаются от моих, а какие-то совпадают с ними. Вы и я трогали свой дом руками и ступали по нему ногами. Мы искали в нем убежище. Мы ходили по нему и вокруг него бессчетное количество раз, но редко над или под ним. Мы не плаваем и не летаем через дом. Мы не уносим его с собой, но и он не забирает нас. Никто и никогда не учил вас, что дом имеет такие свойства дома. Но если настанет день, когда вы сможете вести с компьютером осмысленный, а не абсурдный разговор, то это случится лишь потому, что кто-то научит компьютер всем этим и каким-то другим вещам. А если окажется, что мы никогда не сможем поговорить с компьютером по душам, то это произойдет не по той причине, что наш интеллект несовместим. А из-за нашей физической сущности и ограничений, которые она накладывает на наше понимание мира.
Достижение взаимопонимания – непростое дело. Возможно, это одна из самых замечательных вещей, которые мы можем делать. Наше сходство – физическое, перцептивное и нейрональное – делает этот процесс возможным, по крайней мере, его облегчает. Это позволяет мне воспроизвести в голове многое из того, что происходит в вашей голове, просто слушая, что вы говорите, или наблюдая, как вы движетесь и взаимодействуете с предметами и людьми. В таком качестве это воспроизведение сродни чтению мыслей, которым мы заняты постоянно и автоматически.
Новые научные данные о картах мозга открывают нам возможности для чтения мыслей по-новому. Как открытие двигательной карты в мозге Джексона более ста лет назад позволило Макюэну находить и удалять опухоли, так сейчас ученые используют научные знания о картах мозга для новых технологических прорывов, ранее казавшихся невозможными. Такие достижения, как восстановление двигательной способности парализованных людей и налаживание общения с людьми в вегетативном состоянии, помогают людям с повреждениями или заболеваниями мозга, но одновременно они поднимают вопросы о неприкосновенности и суверенности личной жизни человека.
11Карты как двери: карты мозга для чтения и записи мыслей
Очень важно понимать механизм отображения. Если мы знаем, как что-то отображается, мы способны узнать, что отображается, и подействовать на это. И теперь эта возможность открыта для нас в отношении человеческого мозга. Ученые, врачи и коммерческие компании имеют необходимые знания и технические возможности для чтения мыслей как минимум в некоторых формах. С этим все соглашаются. Но что это означает с практической точки зрения и не стоит ли по этому поводу беспокоиться?
Ответы на эти вопросы зависят от трех факторов. Первый – реальная доступность различных форм чтения мыслей на сегодняшний день или в ближайшем будущем. Ниже мы рассмотрим несколько направлений, где карты мозга уже стали дверьми, открывающими доступ к чтению из мозга или записи чего-либо в мозге людей. Такие технологические подходы обобщенно называют интерфейсами “мозг – компьютер”. Мы увидим, как сочетание универсальных и уникальных свойств карт мозга уже теперь делает возможными некоторые формы чтения и записи мыслей, тогда как другие, вероятно, останутся недоступными для нас.
Второй фактор – практическая значимость. Даже если какая-то технология реализуема на практике, может оказаться, что ее нерационально внедрять в широком масштабе. Например, Форд представил миру автомобиль “Мэч 1 Левакар” более шестидесяти лет назад. На протяжении десятилетий казалось, что мы вот-вот начнем отправляться на работу на летающих машинах. Если мы способны полететь на Луну, уж тем более сможем слетать в магазин. Однако подобный персональный автомобиль так и не был создан. Технологии появляются и развиваются только при условии, что физические трудности преодолимы, необходимые материалы доступны, существует значительный потребительский интерес и мало альтернативных решений. Хорошо, что мы не стали тратить время на разработку трехмерной системы дорожного движения для летающих автомобилей “Левакар” и “Скай Комматер”; мы могли надолго увлечься технологиями, которые так никогда и не воплотились в жизнь. Но если технология действительно реализуема на практике и способна изменить общество, было бы глупо ее игнорировать. Только приближая появление новых технологий, мы понимаем, в какой степени они способны изменить наш мир. И поэтому важно понять, являются ли технологии чтения и записи мыслей практичными и пригодными для широкого круга людей.
Третий фактор связан с возможными последствиями внедрения технологии. Каким именно целям будут служить развивающиеся технологии? И какого рода вторичные последствия они могут иметь для нашего здоровья, личной защищенности и независимости? Мы вернемся к этому вопросу и обсудим, что мы собираемся выиграть и в чем можем проиграть, если такие технологии войдут в нашу обыденную жизнь.
С самого начала важно учесть мнения, страхи и надежды, которые уже имеются у многих из нас в отношении подобных концепций. Чтение мыслей – многогранный термин. Этот распространенный элемент научно-фантастических утопий и параноидальных фантазий часто подразумевает обман и вторжение в ценнейшую частную собственность – чужие мысли. Однако на самом деле большинство работ по развитию технологии чтения мыслей нацелены на то, чтобы помогать людям, которые больны или страдают в результате поражения мозга или тела. В таком варианте чтение мыслей в первую очередь и в наибольшей степени сосредоточено на желаниях человека, которому оно должно помочь. Иными словами, разум, который читают, хочет, чтобы его прочли. Этот простой, но важный факт идет вразрез с нашими стойкими страхами по поводу чтения мыслей других людей.
Чтобы оценить уникальные возможности, которые чтение мыслей предоставляет для помощи немощным людям, давайте рассмотрим случай двадцатитрехлетней женщины, которую я назову Кэрол. Кэрол перестала говорить в тот день, когда пыталась перейти оживленную улицу и ее задели две машины[259]. Удары сильно повредили мозг, растянув и сдавив важные ткани лобных долей и других отделов. Кэрол выжила, но находилась в тихом и безмолвном состоянии, которое врачи называют вегетативным, и не реагировала на просьбы, на звуки и на окружающих людей. Она лежала на больничной койке месяц за месяцем, не проявляя никаких признаков осознания окружающей действительности.
Подобно другим людям, находящимся в вегетативном состоянии, Кэрол не давала наблюдателям никаких оснований полагать, что она в сознании, не говоря уже о наличии у нее способности думать или следовать инструкциям. Однако нейробиолог Адриан Оуэн, работавший тогда в Университете Кембриджа, решил провести сканирование мозга с помощью фМРТ и понять, в сознании ли Кэрол и другие подобные ей люди. В этой задаче есть неожиданная сложность: не существует однозначной границы, отделяющей людей в сознании от тех, кто находится в бессознательном состоянии[260]. Можно использовать метод фМРТ, чтобы проверить, активируется ли у пациента зрительная карта V1, когда ему показывают цветные картинки, или карта звуковых частот A1, когда в его наушниках играет музыка. Однако наличие такой активности в сенсорной коре не дает окончательного ответа на вопрос, действительно ли человек осознает происходящее. Например, Эдгар Адриан слышал сообщения нейронов из соматосенсорной карты S1 шетлендского пони, когда животное находилось под наркозом и его обмякшее тело держалось на скамье и мешках с песком. В полностью функциональном мозге активность первичных сенсорных карт играет ключевую роль в осознанном восприятии сенсорных событий. Но и в отсутствие этой глобальной сети данные участки мозга могут по-прежнему обрабатывать сигналы от кожи, глаз и ушей. Однако это не означает, что человек, скажем так, “в себе” и воспринимает и осознает эти сигналы.
Оуэн и его коллеги искали более строгий показатель. Им нужен был тест, который бы однозначно доказывал то, что пациент находится в сознании. Они стали давать пациентам словесные инструкции и просили выполнять их. Если люди слышали инструкции, понимали их и инициировали ответное действие, их считали находящимися в сознании. На самом деле это высокая планка: требовалось, чтобы люди с тяжелыми повреждениями мозга бодрствовали, обрабатывали словесные инструкции, удерживали их в рабочей памяти и реагировали в ответ. Возможно, никто из людей в вегетативном состоянии не способен был бы это сделать. Но чтобы разобраться, Оуэн с коллегами должны были найти способ, который позволил бы пациентам, не владеющим своими телами, неспособным пошевелить даже большими пальцами ног или перевести взгляд, следовать инструкциям.
Решение было найдено в картах мозга – благодаря их воспроизводимому сходству у разных людей. Как мы видели, создание зрительных образов активирует зрительные карты, а создание двигательных образов активирует двигательные карты. Возможно, человек в сознательном состоянии, но в обездвиженном теле все еще способен создавать мысленные образы, которые Оуэн мог бы обнаружить с помощью фМРТ. Поэтому Оуэн и его коллеги помещали пациентов в аппарат для МРТ и просили их представить себе, что они играют в теннис. Если пациенты слышали и понимали, анализ должен был показать воображаемую игру в теннис как повышение активности двигательных карт. Пациентов также просили представить себе, как они ходят по своему дому. Если пациенты слышали и понимали, ученые видели бы соответствующий зрительный образ по усилению активности в парагиппокампальной области мест. С Кэрол этот эксперимент был проведен в первый раз. И ученые увидели активность, которую надеялись увидеть, в правильных отделах мозга и в правильное время. Очевидно, что Кэрол слышала их и следовала их инструкциям. Ее тело оставалось недвижным, но мозг был в сознании и бодрствовал, и теперь ученые это знали