Второй шквал оказался менее сильным, но мы услышали грохот падения нескольких деревьев, ослабленных первой атакой ветра. И, когда он начал совсем стихать, одно из деревьев рухнуло на нашу крышу. Билли вздрогнул и с опаской поглядел на потолок.
— Дом выдержит, малыш, — успокоил я.
Билли неуверенно улыбнулся.
Около десяти налетел последний шквал. Ветер взревел также громко, как в первый раз, а молнии, казалось, засверкали прямо вокруг нас. Снова падали деревья. Недалеко от воды что-то с треском рухнуло, и Стефф невольно вскрикнула, но Билли по-прежнему безмятежно спал у нее на коленях.
— Дэвид, что это было?
— Я думаю, лодочный сарай.
— О, Боже…
* 90 градусов по Фаренгейту примерно соответствует 32 градусам по Цельсию.
— Стеффи, пойдем вниз. — Я взял Билли на руки. Стефф смотрела на меня большими испуганными глазами.
— Дэвид, все будет в порядке?
— Да.
— Правда?
— Правда.
Мы отправились вниз. А через десять минут, когда порывы достигли максимальной силы, сверху донесся грохот и звон разбиваемого стекла: разлетелось панорамное окно. Так что привидевшаяся мне сцена, быть может, вовсе и не была столь нелепой. Стефф, которая к тому времени задремала, вскрикнула и проснулась. Билли заворочался в постели.
— Комнату зальет дождь, — сказала она. — Мебель испортит…
— Зальет — значит, зальет. Мебель застрахована.
— Мне от этого не легче, — произнесла она расстроенно. — Шкаф твоей матери… Наш новый диван… Цветной телевизор…
— Ш-ш-ш, — сказал я. — Спи.
— Не могу, — ответила она, но минут через пять уснула.
Я не ложился еще с полчаса, оставив для компании свечу горящей, и слушал, как бродит, бормоча, снаружи гром. Нетрудно было представить, как завтра утром множество людей, живущих вокруг озера, начнут вызывать своих страховых агентов, как зажужжат бензопилы владельцев тех домов, чьи крыши и окна пострадали от падающих деревьев, как на дорогах появятся оранжевые машины энергокомпании.
Буря стихала, и, вроде бы, нового шквала не предвиделось. Оставив Стефф и Билли, я поднялся наверх — посмотреть, что стало с комнатой. Раздвижная дверь уцелела, но там, где было панорамное окно, зияла рваная дыра, из которой торчали ветки березы — верхушка старого дерева, стоявшего с незапамятных времен во дворе у входа в погреб. И я понял смысл реплики Стефф, когда она говорила, что ей не легче от того, что у нас все застраховано. Я любил это дерево. Много суровых зим мы пережили с ней — единственной березой на нашем берегу, которую я никогда даже и не думал спиливать. В лежащих на ковре больших кусках стекла многократно отражалось пламя свечи, и я подумал, что нужно будет обязательно предупредить Стефф и Билли, а то они оба любили шлепать по утрам босиком.
Я пошел вниз. В ту ночь мы все трое спали на кровати для гостей: мы со Стефф по краям, а Билли между нами.
Утро было ясное и чистое, как звук колокола. Дул легкий ветерок, от которого по дороге весело бегали чередующиеся пятна света и теней от деревьев.
— О-о-о! — вырвалось у Билли.
Он стоял у забора, отделяющего нас от участка Нортона, и смотрел вдоль подъездной аллеи, ведущей к нашему дому. Аллея эта, длиной около четверти мили, выходит на грунтовую дорогу, которая через три четверти мили, в свою очередь, выходит на двухрядное шоссе, называющееся Канзас-роуд. Оттуда можно доехать куда угодно или, во всяком случае, до Бриджтона. Я взглянул в ту же сторону, куда смотрел Билли, и у меня похолодело на сердце.
— Ближе не подходи, малыш. Даже здесь уже опасно.
Билли спорить не стал.
Недалеко от того места, где он стоял, из травы доносилось шипение, и на первый взгляд могло показаться, что там извивается клубок змей: ведущие к нашему дому провода оборвались и лежали теперь беспорядочными витками всего футах в двадцати от нас на участке выжженной травы. Изредка они лениво переворачивались и плевались искрами. Если бы пронесшийся ливень промочил деревья и траву не так основательно, дом мог бы загореться. А так на траве образовалась лишь почерневшая проплешина там, где спутались провода.
— Электричество может убить человека, пап?
— Да. Может.
— А что мы будем с ним делать?
— Ничего. Подождем машину энергокомпании.
— А когда они приедут?
— Не знаю. — У пятилетних детей вопросов бывает хоть отбавляй. — Думаю, сегодня утром у них полно забот. Хочешь пройтись со мной до конца аллеи?
Он двинулся за мной, затем остановился, с подозрением глядя на провода. Один из них вдруг выгнулся и лениво перевернулся, словно бы приманивая к себе.
— Пап, а лектричество может пройти через землю?
Справедливый вопрос.
— Да, но не беспокойся. Электричеству нужна земля, а не ты. Все будет в порядке, если ты не станешь подходить близко к проводам.
— Земля нужна… — пробормотал он, подбежав ко мне, и мы, взявшись за руки, пошли по аллее.
Все оказалось несколько хуже, чем я ожидал. В четырех местах на дорогу упали деревья: одно маленькое, два средних и еще одно совсем старое, толщиной, наверное, футов пять, облепленное мохом, словно корсетом из гнили.
Повсюду валялись ветки с ободранными листьями, и мы с Билли дошли до самой грунтовой дороги, отбрасывая в сторону те из них, что были не очень большие.
— Пап, можно я пойду к озеру?
Он устал бросать ветки, а когда ребенок устает что-то делать, единственный разумный способ занять его — это разрешить делать что-то другое. Мы вместе вернулись к дому, и здесь Билли побежал направо, обогнув дом и упавшие провода по широкой дуге, а я пошел налево к гаражу. Как я и предвидел, вдоль всего берега озера уже запели свою заунывную песню бензопилы соседей. Я залил в бачок пилы бензин, снял рубашку и двинулся было к аллее, но тут, озабоченно глядя на поваленные деревья, из дома вышла Стефф.
— Как дела?
— Справляюсь. Как дома?
— Я убрала стекла, но, Дэвид, ты должен сделать что-нибудь с березой. Дерево в гостиной будет нам мешать.
— Пожалуй, ты права, — преувеличенно серьезно сказал я.
Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Я поставил пилу на бетонированную площадку у крыльца и поцеловал Стефф.
— Не надо… — прошептала она. — Билли…
В тот же момент он выскочил из-за угла.
— Папа! Папа! Иди посмотри…
Стефф заметила оборванные провода и закричала, чтобы он был осторожнее. Билли, бежавший достаточно далеко от них, остановился.
— Все в порядке, мама, — произнес он таким тоном, каким люди обычно успокаивают очень старых и глупых, и двинулся к нам, демонстрируя, что с ним действительно все в порядке.
— Не волнуйся, — сказал я Стефф. — Он предупрежден.
— Да, но людей регулярно убивает током, — возразила она. — По телевизору все время предупреждают про оборванные провода… Билли, немедленно иди домой!
— Да ну, ладно, мам… Я хочу показать папе лодочный сарай. — Глаза его просто лезли из орбит от возбуждения.
— Иди домой! Эти провода опасны и…
— Папа сказал, что им нужна земля, а не я…
— Билли, не спорь со мной!
— Сейчас я приду посмотреть, малыш. Ты пока беги… — Я почувствовал, как напряглась Стефф, — …с другой стороны дома.
— Ага. Ладно.
Он пронесся мимо нас. Рубашка вылезла у него из брюк. Он скрылся за углом, и вскоре оттуда донеслось еще одно "о-о-о!", свидетельствующее о том, что он обнаружил новые следы разрушения.
— Билли знает про провода, — сказал я Стефф, положив руки ей на плечи. — Он боится их, и этого достаточно, потому что так он будет в безопасности.
По ее щеке скатилась слеза.
— Я тоже боюсь, Дэвид.
— Ну что ты. Все уже кончилось.
— Ты уверен? Зима была плохая… И поздняя весна… В городе ее называют "черной весной". Говорят, что такого в здешних местах не было с 1888 года-
"Говорят" — это наверняка имеется в виду миссис Кармоди, владелица "Бриджтонского антиквариата", магазинчика всякого хлама, в который Стефф иногда заглядывала. Билли всегда с радостью ходил с ней. Там, в глубине магазинчика, в одной из пыльных комнат "жили" чучела сов с окаймленными золотыми блестками глазами, навсегда расправившие крылья и ухватившиеся лапами за полированные сучья, трио енотов, стоящих возле "ручья", сделанного из длинного куска покрывшегося пылью зеркала, и даже изъеденное молью чучело застывшего в леденящем душу вечном молчаливом рыке волка, из пасти которого вместо слюны падали опилки. Миссис Кармоди уверяла, что волка еще в 1901 году застрелил ее отец, когда этот зверь пришел напиться у ручья Стивен-Брук.
Эти экспедиции в антикварную лавку доставляли и жене, и сыну массу удовольствия. Стефф успокаивало перебирание стеклянных украшений, а Билли изучал "смерть во имя таксидермии". Но мне, однако, всегда казалось, что старуха довольно неприятным образом влияет на здравомыслие Стефф, которая во всех других отношениях была практична и рациональна. Старухе просто удалось найти ее слабое место, "ахиллесову пяту" ее натуры. Впрочем, в городе Стефф не являлась единственным человеком, кого миссис Кармоди удалось приворожить своими предсказаниями и народными рецептами (которые прописывались всегда именем Божьим).
Вода из гнилого пня поможет вам избавиться от синяков под глазами, если ваш муж из тех, что после третьей рюмки распускают руки. Предсказать зиму вы сможете, сосчитав в июле количество сегментов на гусеницах или измерив толщину пчелиных сот в августе. А сейчас, Боже спаси и сохрани, вновь наступила черная весна 1888 года (восклицательных знаков поставьте, сколько вам захочется). Я тоже слышал эту историю. Ее здесь любят рассказывать: если весна будет достаточно холодная, лед на реке станет черным, как гнилой зуб. Редкое, конечно, явление, но едва ли из тех, что случаются раз в столетие. Тем не менее, эту историю рассказывают все, но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, кроме миссис Кармоди, мог рассказывать ее с такой убедительностью.
— Была обычная плохая зима, потом — поздняя весна. Теперь наступило жаркое лето. Прошла буря, но теперь уже все закончилось. Ты же всегда умела рассуждать здраво, Стефф.