— Так что же случилось, а? Что произошло? И что это за чертов туман?
— Не знаю, Олли, — ответил я.
Джим и его приятель Майрон стояли сразу за дверями, и каждый из них держал в руках по банке "Будвайзера". Я посмотрел на Билли, увидел, что он еще спит, и укрыл его стеганой подстилкой. Он зашевелился во сне, но потом снова утих. Я взглянул на часы: было всего 12.15. Невероятно. Мне казалось, что с тех пор, как я зашел на склад поискать, чем бы укрыть Билли, прошло по крайней мере часов пять. Но на самом деле все это заняло не больше тридцати пяти минут.
Я вернулся к Олли, Джиму и Майрону. Олли тоже взял себе пива и предложил банку мне. Я одним глотком отпил половину, как утром, когда пилил деревья. Стало немного легче.
Джим оказался Джимом Грондином, а фамилия Майрона была Ляфлер. Выглядел он сейчас несколько комично, но ничего не поделаешь: на губах, подбородке и щеках Майрона Цветка засохла кровь. Подбитый глаз уже распухал. Стройная девушка в красной кофточке, проходя мимо, бросила на него настороженный взгляд. Я хотел было сказать ей, что Майрон опасен лишь для подростков, которые пытаются доказать, что уже повзрослели, но смолчал. В конце концов, Олли был прав: они действительно хотели сделать как лучше, хотя делали это слепо и скорее из удали, чем из желания общего блага.
— Нам нужно будет сказать что-то людям, — начал я.
Джим открыл было рот, собираясь возразить.
— Мы с Олли не станем болтать о том, как вы посылали Норма наружу, если вы подтвердите сказанное нами о том… О том, что его утащило.
— Конечно, — подобострастно произнес Джим. — Если мы им не скажем, кто-нибудь еще пойдет на улицу. Как та женщина… Которая… — Он вытер ладонью губы и торопливо приложился к банке. — Боже, что происходит?…
— Дэвид, — пробормотал Олли. — А что… — Он замолчал, потом заставил себя продолжить: — А что, если они заберутся внутрь, эти щупальца?
— Каким образом? — спросил Джим. — Вы же закрыли дверь.
— Да, — сказал Олли. — Но весь фасад магазина — это сплошная стеклянная витрина.
У меня возникло такое чувство, будто я падаю в лифте с двадцатого этажа. Конечно, я все время знал это, но до сих пор почему-то об этом не думал. Я повернулся в ту сторону, где спал Билли, вспомнив, как обвивали щупальца Норма, и представил, что то же самое случится с Билли.
— Витринное стекло, — прошептал Майрон. — Боже милостивый!..
Я оставил их у охладителя пива, где они начали уже по второй банке, и пошел искать Брента Нортона. Нашел его разговаривающим с Бадом Брауном у кассы номер два. Оба они — Нортон, с шикарной седеющей прической и привлекательностью уже немолодого, но еще активного мужчины, и Браун, со строгой физиономией, — словно сошли с карикатуры из "Нью-Йоркера".
Человек двадцать пять бесцельно бродили между линией касс и витриной. Некоторые выстроились вдоль стекла, вглядываясь в туман, чем напоминали мне людей, разглядывающих новостройку через щели в заборе.
Миссис Кармоди сидела на конвейерной ленте у одной из касс и курила. Ее взгляд скользнул по мне, потом ушел в сторону. Выглядела она так, будто видела сны наяву.
— Брент, — позвал я.
— Дэвид? Куда ты запропастился?
— Вот об этом-то я и хочу с тобой поговорить.
— Там, у охладителя, люди пьют пиво, — мрачно произнес Браун тоном человека, сообщающего, что во время церковной службы показывают порнографический фильм. — Я их вижу в специальное зеркало. С этим нужно покончить.
Мы с Нортоном двинулись мимо стеллажей с посудой и кухонными принадлежностями к охладителю в дальнем конце магазина. Я оглянулся через плечо, отметив, как сильно выгнулись и потрескались деревянные рамы, окантовывающие высокие прямоугольные секции витринных стекол. Одно из них, вспомнил я, уже разбилось. Неровный клин стекла вывалился из верхнего угла рамы после того странного подземного толчка. Может быть, нам удастся заткнуть дыру какими-нибудь тряпками, скажем, охапкой тех женских лифчиков по 3 доллара 95 центов, что я видел у винного стеллажа…
На этом мои мысли внезапно оборвались, и мне пришлось зажать рот ладонью, как будто я хотел заглушить звук отрыжки. На самом деле я пытался подавить нервное хихиканье, вызванное мыслью о том, чем я собирался защититься от щупалец, утащивших Норма. Я сам видел, как одно из них — причем маленькое — давило упаковку собачьего концентрата, пока та просто не лопнула.
— Дэвид? Что с тобой?
— А?
— Твое лицо… Ты выглядишь так, словно придумал что-то или очень хорошее, или совсем ужасное. Меня как током ударило.
— Брент, а где тот человек, который выбежал из тумана и кричал, что что-то схватило Джона Ли Фровина?
— С разбитым носом?
— Да, тот самый.
— Он потерял сознание, и мистер Браун приводит его в чувство какой-то ароматной солью из аптечки первой помощи. А что?
— Он сказал что-нибудь, когда очнулся?
— Продолжал что-то говорить про эту свою галлюцинацию. Мистер Браун отвел его в свой кабинет, а то женщины начинали пугаться. Он пошел в общем-то даже охотно. Говорил что-то про стекла. Когда мистер Браун сказал, что в кабинете управляющего только маленькое окно, да и то забрано решеткой, он пошел охотно. Надо полагать, он все еще там.
— То, о чем он говорил, не галлюцинация.
— Конечно, нет.
— А тот толчок, что мы почувствовали?
— Тоже. Но, Дэвид…
Нортон напуган, напоминал я себе. Не перестарайся. На сегодня с него уже достаточно. С ним сейчас нужно полегче, потому что как раз именно так он и вел себя во время того дурацкого спора из-за земли. Сначала покровительственно, потом саркастически и, наконец, когда стало ясно, что он проигрывает, просто отвратительно. Не перестарайся, потому что он тебе нужен. Он, может быть, не способен завести собственную бензопилу, но если он скажет людям не паниковать, они не будут. Поэтому не перестарайся.
— Ты видишь вон те двойные двери за охладителем пива?
Он посмотрел на меня и нахмурился.
— Брент, ты меня слушаешь?
Он рассеянно взглянул на меня.
— Извини, Дэйв. Ты что-то говорил?
— Ты видишь эти двери?
— Вижу, конечно.
— Они ведут в складское помещение, расположенное вдоль всей западной стены здания. Когда Билли уснул, я пошел туда поискать, чем его можно укрыть…
Я рассказал ему все, скрыв только спор о том, стоит ли Норму выходить или нет. Я рассказал ему о том, что заползло в загрузочную дверь и чем все кончилось. Брент Нортон верить отказывался. Он отказывался даже предположить, что такое может произойти. Я подвел его к Джиму, Олли и Майрону. Все трое подтвердили мои слова, хотя Джим и Майрон Цветок уже здорово накачались.
Нортон опять не поверил. Просто уперся.
— Нет, — сказал он. — Нет, нет и нет. Простите, джентльмены, но это совершенно невозможно. Или вы пытаетесь меня разыграть, — он одарил нас сияющей улыбкой, показывая, что не хуже других понимает шутки, — или же все вы страдаете какой-то формой групповой галлюцинации.
Я начал терять самообладание, но все же сдержался. Мне нужно было думать о Билли и о том, что могло случиться или уже случилось со Стефани. Эти мысли грызли меня постоянно.
— Ладно, — сказал я. — Пойдем с нами. Там, на полу, остался кусок щупальца. Его отрезало дверью, когда мы ее закрывали. И там ты сможешь услышать их. Они шуршат у двери, словно ветер в зарослях плюща.
— Нет, — сказал он спокойно.
— Что? — я действительно подумал, что ослышался. — Что ты сказал?
— Я сказал "нет". Я не пойду туда. У всякой шутки должен быть предел.
— Брент, клянусь тебе, это не шутка.
— Разумеется, вы решили пошутить, — сурово произнес он, потом посмотрел на Джима и Майрона, остановил взгляд на Олли Виксе, который выдержал его спокойно и бесстрастно, и наконец взглянул на меня. — Это то, что вы, местные, называете "животики надорвать можно", да, Дэвид?
— Брент… Послушай…
— Нет, это ты послушай! — голос его загремел, разносясь по магазину, и несколько человек, изнервничавшихся и бесцельно шатающихся по проходам, обернулись в нашу сторону. — Это шутка. Банановая кожура. И вы выбрали меня, чтобы я на ней поскользнулся. Никто из вас особенно не любит людей со стороны, так ведь? Все вы тух друг за друга. Так же, как случилось в тот раз, когда я потащил тебя в суд, чтобы получить то, что причитается мне по праву. Ты тогда выиграл, ладно. А то как же? Ведь здесь твой отец — знаменитый художник, и это твой город, а я здесь лишь плачу налоги и трачу деньги!
Он уже не играл, а отчитывал нас хорошо поставленным адвокатским голосом. Он почти кричал, был на грани потери контроля над собой. Олли Викс развернулся и пошел прочь со своим пивом. Майрон и Джим смотрели на Нортона с откровенным удивлением.
— Ия должен идти туда и смотреть на какую-то резиновую игрушку за доллар и девяносто восемь центов, а эти два болвана будут стоять рядом и ржать?
— Эй, ты, полегче. Кого ты называешь болваном? — спросил Майрон.
— Я, к твоему сведению, просто счастлив, что дерево упало на твой лодочный сарай. Просто счастлив. — Нортон издевательски улыбнулся. — Его раздавило? Просто замечательно! А теперь прочь с дороги!
И он попытался отпихнуть меня, чтобы пройти. Я схватил его за руку и толкнул на охладитель.
— Прочисти уши и слушай, Брент. От этого зависят жизни людей. И жизнь моего ребенка для меня — не последнее дело. Так что ты лучше послушай, а не то, клянусь, я из тебя выколочу дерьмо.
— Ну, давай, — сказал Нортон, все еще улыбаясь с какой-то безумностью во взгляде. — Покажи всем, что ты сильный и смелый и можешь избить человека с больным сердцем, который тебе в отцы годится.
— Вмажь ему! — прорычал Джим. — Черт с ним и с его больным сердцем. Я думаю, что у этого паршивого нью-йоркского крючкотвора сердца вообще нет.
— Не лезь, — сказал я Джиму и наклонился к Нортону. — Прекрати кипятиться. Ты прекрасно знаешь, что я говорю правду.
— Ничего подобного… я… не знаю, — сказал он, тяжело дыша.