— Майк, — сказал Миллер, — почему бы тебе не возглавить это маленькое мероприятие — укладывать мешки? Я хочу еще переговорить с Олли и Дэйвом.
— С удовольствием. — Хатлен хлопнул Дена Миллера по плечу. — Кто-то из нас должен взять на себя командование, и у тебя это отлично получается. Добро пожаловать в наш город.
— Означает ли это, что я получу скидку с налогов? — попытался пошутить Миллер. Внешне он напоминал петуха: маленький, подвижный, с редеющей рыжей шевелюрой. Вообще Миллер был из тех, кто не может не понравиться при первом знакомстве и так же легко разонравиться, когда пообщаешься с ним некоторое время. Из тех, кто знает, как делать абсолютно все лучше вас.
Доев шоколад, я взял банку пива, чтобы запить сладкое.
— Вот что я думаю, — сказал Миллер. — Надо выделить полдюжины человек на обматывание швабр тряпками и обвязывание веревками. Потом надо будет приготовить несколько канистр с жидкой растопкой для угля. Если срезать с них крышки, можно очень быстро делать факелы.
Я кивнул. Идея была хорошей. Хотя явно недостаточно хорошей в глазах тех, кто видел, как щупальца утащили Норма. Но в любом случае факелы лучше, чем соль.
— По крайней мере, им будет чем себя занять, — сказал Олли.
Губы Миллера сжались.
— Дела настолько плохи?
— Вот именно, — подтвердил Олли.
К полпятому мешки с удобрениями и подкормкой закрывали все окна, за исключением небольших амбразур для наблюдения. У каждого из них сидел дежурный со вскрытой банкой угольной растопки и горкой самодельных факелов. Всего сделали пять таких проемов, и Ден Миллер организовал смену дежурств. К полпятому я уже сидел на мешке у одного из проемов, Билли пристроился рядом, и мы всматривались в туман.
Сразу за окном стояла красная скамейка, на которой люди иногда поджидали друг друга, поставив рядом сумки с покупками. Дальше начиналась авгостоянка. Плотный тяжелый туман медленно клубился. Один вид его заставлял чувствовать себя безвольным и проигравшим.
— Папа, ты знаешь, что происходит? — спросил Билли.
— Нет, малыш, — ответил я.
Он замолчал, разглядывая свои руки, лежащие на коленях.
— А почему нас никто не спасает? — спросил он наконец. — Полиция, ФБР или еще кто-нибудь?
— Не знаю.
— А как ты думаешь, с мамой все в порядке?
— Билли, я просто не знаю, — ответил я и обнял его за плечи.
— Я очень хочу к маме… — прошептал Билли, борясь со слезами. — Я никогда больше не буду себя плохо вести…
— Билли… — сказал я и остановился, ощутив в горле соленый привкус и едва сдерживая дрожь в голосе.
— Это когда-нибудь закончится, папа? Кончится?
— Не знаю, — ответил я, и он уткнулся в мое плечо. Я положил руку ему на затылок и почему-то вспомнил вечер того дня, когда мы со Стефф обручились. Я смотрел, как она снимает простое коричневое платье, в которое она переоделась после церемонии. На бедре у нее был большой фиолетовый синяк от того, что за день до венчания она ударилась о полуоткрытую дверь. Помню, я смотрел на этот синяк, думая: "Когда она наставила себе этот синяк, она еще была Стефани Степанек", и испытывал что-то вроде удивления. Потом мы лежали рядом, а за окном сыпал с тускло-серого декабрьского неба снег.
Билли заплакал.
— Тс-с-с, Билли, тс-с-с, — говорил я ему, чуть покачивая голову, но Билли продолжал плакать. Такой плач умеют успокаивать только матери.
В "Федерал Фудс" наступила преждевременная ночь, и Бад Браун раздал штук двадцать фонариков — все, что имелись в наличие. Нортон от лица своей группы громко потребовал выделить фонари для них и получил два. Пятна света запрыгали по проходам, словно беспокойные призраки.
Прижимая к себе Билли, я продолжал смотреть в проем между мешками. Молочный полупрозрачный свет снаружи почти не изменился. Стало темно — оттого что мы заложили витрины мешками. Несколько раз мне казалось, будто я что-то вижу, но скорее всего мне это только казалось.
Билли снова увидел миссис Терман и, обрадовавшись, побежал к ней, хотя она и не приходила посидеть с ним целое лето. Ей тоже выделили фонарик, и она позволила Билли поиграть с ним. Скоро Билли уже выписывал лучом свое имя на чистых стеклянных панелях шкафов с замороженными продуктами. Оба они, похоже, были одинаково рады видеть друг друга и через некоторое время подошли ко мне. На груди у Хэтти Терман, высокой худощавой женщины с красивыми рыжими волосами, в которых только-только начала появляться седина, висели на цепочке с орнаментом очки — такие очки, насколько я понимаю, с полным правом могут носить лишь женщины средних лет.
— Стефани здесь, Дэвид? — спросила она.
— Нет. Дома.
Она кивнула.
— Алан тоже. Долго тебе еще дежурить?
— До шести.
— Что-нибудь видел?
— Нет. Только туман.
— Если хочешь, я побуду с Билли до шести.
— Ты хочешь, Билли?
— Да. Можно? — ответил он, медленно выводя фонариком дугу над головой и глядя на игру света на потолке.
— Господь сохранит твою Стеффи и моего Алана, — сказала миссис Терман и увела Билли за руку. Она сказала это с искренней убежденностью, но в глазах ее этой уверенности не было.
Около пяти тридцати в дальнем углу магазина послышались громкие спорящие голоса. Кто-то над чем-то рассмеялся, и кто-то — думаю, это был Бадди Иглтон, — выкрикнул:
— Все вы сумасшедшие, если собираетесь туда.
Несколько лучей света сошлись в центре группы спорящих, потом двинулись вместе с ними к выходу. Резкий издевательский смех миссис Кармоди, напоминающий скрипящий звук, когда ведешь пальцем по грифельной доске, расколол тишину. А над гомоном голосов послышался адвокатский тенор Нортона:
— Позвольте пройти! Позвольте нам пройти!
Мужчина, дежуривший у соседнего со мной проема, оставил свой пост и пошел посмотреть, из-за чего крики. Я решил остаться на месте: люди все равно двигались в мою сторону.
— Пожалуйста, — говорил Майк Хатлен, — давайте все обсудим.
— Нам разговаривать не о чем, — заявил Нортон. Из темноты выплыло его лицо, решительное, но изможденное и несчастное. В руках он держал один из выделенных "Обществу" фонариков. Закрученные пучки волос все еще торчали у него за ушами, как украшение рогоносца. Нортон вел за собой маленькую группку людей — пять человек из тех девяти или десяти, что были с ним вначале.
— Мы уходим отсюда, — объявил он.
— Что за безумие?! — спросил Миллер. — Майк прав. Мы можем все обсудить. Мистер Маквей жарит кур на газовом гриле, и мы сможем сесть спокойно, поесть и…
Он оказался на пути Нортона, и тот оттолкнул его. Миллеру это не понравилось. Лицо его налилось краской.
— Сами вы можете делать что хотите, — заявил он. — Но этих людей вы ведете на смерть.
Ровным тоном, свидетельствующим о непреклонной решимости или о непробиваемом заблуждении, Нортон сказал:
— Мы пришлем вам помощь.
Один из сторонников Нортона пробормотал что-то в его поддержку, но другой в этот момент потихоньку скользнул в сторону. Теперь с Нортоном осталось четверо. Возможно, это было не так уж и мало: даже самому Христу удалось найти только двенадцать.
— Послушайте, — сказал Майк Хатлен. — Мистер Нортон… Брент, останьтесь хотя бы чтобы поесть. Горячее вам не помешает.
— Чтобы дать вам шанс продолжить уговоры? Я слишком много времени провел на судебных заседаниях, чтобы попасться на эту удочку. Вы уже одурачили с полдюжины моих людей.
— Ваших людей? — Хатлен почти простонал. — Ваших людей? Боже праведный, что это за разговоры? Они просто люди, и все. Это — не игра, и тем более не судебное заседание. Там, снаружи, бродят какие-то твари, другого слова не подберешь, так какой же смысл рисковать своей жизнью?
— Твари, говорите? — сказал Нортон с усмешкой. — Где? Ваши люди уже часа два дежурят у проемов. Кто-нибудь хоть что-нибудь увидел?
— Нет, но там, позади магазина…
— Нет, нет и нет, — сказал Нортон, качая головой. — Это мы уже обсуждали не один раз. Мы уходим…
— Нет, — прошептал кто-то, и этот звук разнесся вдруг, отражаясь эхом, словно шорох опавших листьев в полумраке октябрьского вечера. — Нет-нет-нет…
— Вы попытаетесь удержать нас силой? — пронзительным голосом спросила престарелая леди в бифокальных очках, одна из "людей Нортона", если пользоваться его же термином. — Вы хотите нас задержать?
Мягкое бормотание протестующих голосов стихло.
— Нет, — ответил Майк. — Я не думаю, что кто-то будет вас задерживать.
Тут я наклонился, зашептал на ухо Билли, и он посмотрел на меня вопросительно и удивленно.
— Прямо сейчас беги, — сказал я. — Быстренько.
Билли побежал выполнять поручение.
Нортон пригладил волосы рассчитанным жестом бродвейского актера. Гораздо больше он мне нравился, когда беспомощно дергал стартер бензопилы, ругаясь и думая, что его никто не видит. Я не мог сказать тогда, да и сейчас не знаю, верил ли он в то, что делает, или нет. Глубоко внутри, я думаю, он знал, что должно случиться. Я думаю, что та логика, на которую он молился всю жизнь, в конце концов обернулась против него, как взбесившийся и озверевший некогда дрессированный тигр.
Он беспокойно огляделся вокруг, словно желал сказать что-нибудь еще, потом повел четверку своих сторонников мимо одной из касс. Кроме старушки, с ним были пухлый парень лет двадцати, молодая девушка и мужчина в джинсах и сдвинутой на затылок шапочке для гольфа.
Взгляд Нортона встретился с моим, глаза его чуть расширились, потом ушли в сторону.
— Брент, подожди минуту, — сказал я.
— Я не хочу больше ничего обсуждать. Тем более с тобой.
— Я знаю, но хочу попросить об одном… — Я обернулся и увидел, что Билли бежит к кассам.
— Что это? — спросил Нортон подозрительно, когда Билли вручил мне целлофановый пакет.
— Бельевая веревка, — ответил я, смутно понимая, что сейчас все в супермаркете смотрят на нас, собравшись по другую сторону от линии касс. — Тут ее довольно много. Триста футов.
— И что?