Узнав о нашествии Уорика, Лондон погрузился в хаос. В конце сентября верные Уорику жители Кента пошли на столицу и устроили беспорядки, напав на живших в Саутварке фламандских и голландских ткачей и разрушив их дома. Лорд-канцлер, епископ Стиллингтон, бежал, укрывшись в охраняемом законом убежище, а Уорик, узнав об этом, вновь назначил вместо него на должность лорда-канцлера своего брата, архиепископа Невилла.
29 сентября до Эдуарда IV дошла весть о том, что Уорик приближается и что Монтегю с большим войском идет на помощь своему сюзерену, готовясь сокрушить мятежников. Поэтому король стремительно поскакал на юг ему навстречу. В Донкастере, по словам Коммина, «король остановился (как говорил потом он сам) в укрепленном доме, куда не было входа, кроме как по подъемному мосту. Войско его стало на постой в окрестных деревнях. Однако, когда король сидел за трапезой, начальник его караула и менестрели вбежали в покой, принеся весть о том, что маркиз Монтегю и некоторые другие вскочили на коней и велели всем своим людям кричать: „Спаси Господь короля Генриха!“» Сначала Эдуард не поверил, но затем все-таки послал гонцов, чтобы узнать правду, «и схватился за оружие, и поставил стражу на всех входах в свой замок, дабы защитить его». Затем он облачился в доспехи, как и его товарищи Гастингс и Риверс «и многие другие рыцари и сквайры».
Монтегю, по словам Уорика, «ненавидел короля и намеревался взять его в плен, а посему, когда до королевского приюта оставалась всего миля, он объявил своим ратникам, что примкнет к Уорику. Впрочем, один из его людей тотчас же покинул этот сбор, дабы сообщить о сем королю Эдуарду, и умолял его не вступать в бой, ибо у него недоставало сил напасть на Монтегю». Предательство Монтегю стало для короля тяжелейшим ударом, так как Эдуард полагался на него, рассчитывая, что тот будет оборонять север, пока сам он двинется на юг, чтобы разбить Уорика, ныне пребывавшего в Ковентри.
К этому моменту солдаты Эдуарда дезертировали во множестве, и его войско сократилось до каких-нибудь двух тысяч. В ужасе он осознал, что власть стремительно от него ускользает и что ему не остается ничего иного, кроме как бежать. В сопровождении Гастингса, Глостера, Риверса и тех частей, что сохранили ему верность, король бросился на восток через весь Линкольншир, едва не утонув по пути в заливе Уош, и в десять часов вечера в воскресенье, 30 сентября, прискакал в порт Кингс-Линн в Норфолке, намереваясь покинуть Англию и искать убежища у своего союзника Карла Бургундского. К счастью, по словам Коммина, «Господь ниспослал королю спасение» и он нашел два больших, неповоротливых голландских судна, «нагруженных товарами» и отплывающих в Голландию, а пока стоящих на якоре. Капитаны согласились взять на борт Эдуарда и его отряд из семисот-восьмисот человек, и в восемь часов утра 2 октября они вышли в море. «У короля не нашлось ни пенса» и ни одной перемены платья, и потому он «пожаловал капитану за перевоз добротный плащ, подбитый куньим мехом, и пообещал когда-нибудь щедро вознаградить. Что же до его свиты, то мир не видывал столь жалкого сборища». Вскоре корабли вошли в порт Алкмар на территории Голландии, принадлежавшей герцогству Бургундскому.
Тем временем герцог Карл послал в Кале Коммина, чтобы обеспечить лояльность лорда Уэнлока и его гарнизона Эдуарду IV. Однако Уэнлок, внешне демонстрируя верность королю Эдуарду, втайне давно вел переговоры с его врагами. Коммин осознал это и отправился в Булонь предупредить герцога. Там они получили весть о поражении Эдуарда; прошел даже слух о том, что Эдуард убит, и Карл ему поверил. Герцог послал Коммина обратно в Кале и далее собирать информацию и сделать все, что в его силах, чтобы сохранить альянс с Англией, но когда он прибыл туда, то обнаружил, что Уэнлок и весь гарнизон носят эмблему Уорика с изображением медведя и суковатого посоха. Хуже того, вернувшись к себе в занимаемое жилище, он увидел, что двери покрыты росписями, белыми крестами и стихами, прославляющими пакт Людовика и Уорика. Коммин немедленно встретился с Уэнлоком, но, хотя тот согласился и далее поддерживать союз Англии с Бургундией, он добавил, что готов сделать это, если королем будет не Эдуард IV, а Генрих VI.
1 октября весть о бегстве Эдуарда из Йоркшира была оглашена в Лондоне. Королева Елизавета, находившаяся на восьмом месяце беременности, почувствовала, что оставаться в Тауэре уже небезопасно, и той же ночью, вместе со своими детьми и с матерью, укрылась в Вестминстерском аббатстве, воспользовавшись законным правом на убежище. Когда она явилась туда, «в великой бедности, покинутая всеми друзьями», аббат Томас Миллинг принял ее тепло и, вместо того чтобы поместить ее вместе с чернью в крестообразном огромном здании убежища, отдал в ее распоряжение три лучшие комнаты в собственном доме на территории аббатства.
Едва появившись в Вестминстере, королева получила весть о том, что авангард Уорика вступил в Лондон, не встретив сопротивления. Елизавета тотчас же послала аббата к лорд-мэру и олдерменам, прося их взять под контроль лондонский Тауэр и обеспечить защиту города от жителей Кента и остальных частей наступающей армии Уорика. Мэр, однако, отдавал себе отчет в том, что противостоять столь многочисленному войску – сущее безумие и что ему и его коллегам целесообразнее будет договориться с Уориком, а затем умолить его оградить город от наиболее склонных к насилию членов его свиты.
Уорик послал своего уполномоченного, сэра Джефри Гейта, в Лондон впереди войска, чтобы принять капитуляцию города и освободить Генриха VI. Гейт не пользовался популярностью у горожан, потому что в свое время подстрекал жителей Кента на мятеж, и против него поднялся ропот. Тем не менее 3-го числа комендант Тауэра сдал крепость Гейту и лорд-мэру, а это означало, что теперь именно Гейт ответствен за жизнь и благополучие Генриха VI. Поступая в соответствии с указаниями Уорика, Гейт послал епископа Винчестерского освободить короля. Генрих вышел из темницы «глубоко потрясенный, совершенно подавленный обрушившимися на него бедами и невзгодами». Согласно Уоркворту, он «был одет не столь достойно, сколь подобает принцу, и не содержался в столь безупречной чистоте, сколь пристало принцу». Гейт распорядился, чтобы его перевезли в королевские апартаменты Тауэра и поселили в роскошных покоях, приготовленных для предродового затвора королевы Елизаветы.
5-го числа архиепископ Невилл вступил в Лондон во главе большого войска и взял под контроль Тауэр. На следующий день Уорик и Кларенс, в сопровождении Шрусбери, Стэнли и основной части армии, вошли в Сити в составе торжественной процессии и отправились прямо в Тауэр, где преклонили колени перед Генрихом VI и приветствовали его как своего «законного монарха». При их появлении многие пройоркистски настроенные рыцари и сквайры, а также некоторые члены совета стали укрываться в убежищах при различных церквях и монастырях, а сравнимое число приверженцев Ланкастеров и Невиллов – эти же убежища тем временем покидать. Одним из тех, кому пришлось спасать свою жизнь, был Томас Говард, придворный казначей Эдуарда IV, который, после неудачной попытки бежать за границу и присоединиться к своему сюзерену, нашел убежище в Колчестере.
Уорик приказал, чтобы с короля «совлекли прежние одеяния и облачили» в мантию синего бархата, а затем он и другие лорды сопроводили его в Лондон, пройдя по Чипсайду во дворец епископа Лондонского, что возле собора Святого Павла, где королю предстояло на время остановиться. Здесь они посадили его на трон и возложили на голову его корону. Уорик оказал Генриху «монаршие почести», говорит Уоркворт, «и так ему вновь была возвращена корона, чему все его приверженцы возрадовались несказанно». Однако присутствующие на церемонии заметили, что король сидит на троне вялый, беспомощный и безучастный, ни дать ни взять мешок с шерстью. «Он превратился в бледную тень, жалкое подобие себя прежнего», в марионетку, которой манипулировали Кларенс и Уорик, ныне правивший Англией от имени короля в должности лорда-наместника. Как гласит «Большая Лондонская хроника», Генрих не возликовал, когда ему вернули престол, «но всего лишь возблагодарил Господа и направил все свои помыслы на служение и угождение Ему и отверг почти всю мирскую тщету и суетную пышность». По словам Коммина, он напоминал «безмолвное коронованное теля» и, вероятно, был совершенно потрясен новым поворотом событий. Ум его, никогда не отличавшийся остротой или уравновешенностью даже до пребывания в темнице, еще более притупился в результате плена. В последующие месяцы «все, что совершалось от его имени, творилось не по воле его и без его ведома». Впрочем, он отнюдь не впал в безумие и вполне сумел даровать помилование человеку, который ударил его кинжалом во время его заточения в Тауэре.
В тот же день у Креста Святого Павла народу было объявлено о позорном бегстве Эдуарда IV, а сам он провозглашен низложенным. Отныне во всех письмах, грамотах, указах и других документах год правления Генриха VI обозначался следующим образом: «На сорок девятый год царствования Генриха VI и первый год его возвращения на престол». Поэтому историки называют этот период реставрации Генриха Возвращением.
Вернувшие себе власть Ланкастеры и их союзники вскоре стали говорить, что беды предшествующего правления Генриха произошли по вине «окружавших короля злодеев», которые своей алчностью подорвали его авторитет, а королевство лишили благополучия и процветания. Именно эти «лживые, коварные лорды», а не сам Генрих, якобы несли ответственность за утрату английских владений во Франции. Теперь в стране будет установлен новый порядок, и первым его признаком стало обращенное к главным чиновникам двора Эдуарда IV требование оставить свои должности, на которые затем назначили людей с безупречным ланкастерским прошлым.
11 октября король Эдуард благополучно прибыл в Гаагу. Оттуда он переехал в Сен-Поль, где провел несколько дней в обществе герцога Бургундского. Эдуард умолял герцога помочь ему вернуть королевство, но Карл пока не готов был поддержать ту или иную сторону. Он хотел подождать и посмотреть, сдержит ли Уорик свое обещание заключить союз с Людовиком XI, и не собирался предпринимать ничего, что могло бы вызвать враждебность графа к Бургундии. Эдуарду пришлось смириться и ждать, и он переехал в Брюгге, где поселился во дворце сеньора Грютхёйзе, губернатора Голландии. По словам Коммина, Грютхёйзе «обошелся» с Эдуардом и его спутниками «очень достойно», «ибо он подарил им множество всяческих одеяний» и оказывал им почести, подобающие прибывшему с визитом монарху.