ачала планировать свой отъезд из Франции.
26 ноября «возвращенный» парламент собрался в Вестминстере. Генрих VI лично председательствовал на этой ассамблее, участники которой подтвердили его право на престол и признали законным наследником принца Уэльского и его потомков, а если таковых не случится – герцога Кларенса и его потомков. На открытии парламентской сессии архиепископ Невилл, присутствовавший, как положено лорду-канцлеру, прочитал проповедь на слова пророка Иеремии: «Возвратитесь, дети-отступники, говорит Господь»[41].
Протокол этой сессии парламента не сохранился, однако рассматривавшиеся на ней дела зафиксированы во многих документах того времени. Согласно «Большой Лондонской хронике», «король Эдуард был лишен наследства вместе со всеми своими детьми и провозглашен по всему королевству узурпатором власти. Глостер, его младший брат, был объявлен изменником, и оба лишены гражданских и имущественных прав». Все изданные начиная с 1461 года указы, которыми объявлялись вне закона и лишались прав аристократы из ланкастерского лагеря, были отменены. Джасперу Тюдору официально был возвращен титул графа Пембрука вместе с земельными владениями, и, кроме того, король щедро вознаградил его, даровав ему другие поместья, включая обширные имения в Южном Уэльсе и в Валлийской марке, прежде принадлежавшие лорду Герберту. Наследственные владения вернули и другим аристократам – сторонникам Ланкастеров, в том числе Эксетеру, Сомерсету и Ормонду и «потомкам оных, на веки вечные». Парламент признал Уорика лордом-наместником и защитником королевства и короля, Кларенса – его помощником и ликвидировал большинство органов йоркистского правительства. Лорд Монтегю получил монаршее прощение за прежнюю свою преданность Эдуарду IV, так как заявил, что служил ему из страха.
Пока Кларенс, поддержавший возвращение на трон Генриха VI, почти ничего не выиграл; несомненно, он полагал, что обретет куда большую политическую власть, когда бразды правления получит Уорик, но пока не было никаких признаков, что это произойдет. К тому же у него почти не было надежд взойти на трон. Теперь, когда парламент отменил указы о лишении прав ланкастерских пэров, ему еще угрожала перспектива утратить несколько своих имений, и, хотя Уорик пообещал ему возместить эти потери, Кларенс был настроен достаточно реалистично, чтобы усомниться в надежности его слова.
3 декабря, на великой ассамблее в Туре, Людовик XI официально расторг договор о дружбе с Бургундией, аннулировав его на том основании, что Карл-де заключил альянс с Эдуардом IV. Этот враждебный шаг возвещал начало войны между Людовиком и его могущественным вассалом, каковая и составляла издавна цель Людовика. Теперь он вознамерился сокрушить Бургундию с помощью Англии и, не теряя времени, отдал своим войскам приказ вторгнуться на территорию Бургундии. Только потом он отправил посланника в Англию обсудить, какую поддержку она ему окажет, тем самым поставив Уорика перед fait accompli.
Прежде чем французские посланники взошли на корабль, который должен был привезти их в Англию, они получили аудиенцию у принца Уэльского, приложившего свою печать к двустороннему договору, по условиям которого он обязывался воевать с Бургундией, пока не будет завоеван последний уголок герцогских владений, и убедить своего отца-короля ратифицировать это соглашение.
Приплыв в Англию, посланники принялись уговаривать Уорика выполнить его часть соглашения с Людовиком, предлагая ему бургундские графства Голландию и Зеландию в качестве приманки; Людовик знал, что Уорик столь страстно жаждет титула принца и сопутствующих ему земельных владений, что не устоит перед таким соблазном, не слушая ничьих возражений. Впрочем, ни посланники, ни граф не сумели убедить английских вельмож и купцов, что альянс с Францией будет более выгоден для Англии, чем тот, что Эдуард IV уже заключил с Бургундией. Корабли не отплывали из лондонского порта и не приходили туда, английские товары нельзя было экспортировать за границу. Лондонские купцы в такое время совершенно не жаждали союза с Францией. Выступали против него и простые люди, ведь договор с Бургундией принес Англии новое процветание и открыл прибыльный рынок для ее товаров. Простой народ не видел оснований рисковать этими преимуществами. В таком случае Уорику, чтобы поступить честно и выполнить свою часть соглашения с Людовиком, пришлось бы пойти наперекор интересам английского народа.
До сих пор Карл Смелый проявлял сочувствие к вернувшему себе власть Генриху VI, однако весть о том, что Людовик расторг их договор, заставила его задуматься о своем положении и прийти к выводу, что, может быть, выгоднее было бы поддержать йоркистов, которые неизменно относились к нему дружелюбно.
Папа все еще не дал принцу Эдварду и Анне Невилл разрешения на брак; терпение Людовика давно-давно было исчерпано, и в отчаянии он послал главного викария Байё попросить подобное разрешение у православного патриарха Иерусалимского. Оно пришло в начале декабря, и тогда король прибыл в Амбуаз, где должно было состояться венчание. 13 декабря принц сочетался браком с Анной Невилл, а пышный, торжественный обряд совершил над ними главный викарий Байё в придворной часовне, в присутствии множества представителей королевских домов Франции и Анжу, а также герцога Кларенса.
Есть все основания полагать, что королева Маргарита запретила сыну осуществлять брачные отношения. Если Уорик будет свергнут – а его положение в Англии было отнюдь не прочным, – Анна Невилл окажется неподходящей супругой для наследника дома Ланкастеров, а если их союз не будет скреплен физической близостью, то нетрудно будет добиться расторжения этого брака и принц сможет найти более удачную партию. В 1472 году автор «Кройлендской хроники», описывая Анну, использовал слова «maiden» («девица») и «damsel» («барышня», «девица»), обыкновенно употреблявшиеся по отношению к незамужней девственнице.
Донесения, полученные королем Людовиком от его посланников из Лондона, убедили его и королеву Маргариту, что сейчас можно вернуться в Англию, не подвергаясь опасности. На следующий день после венчания королева, принц и принцесса Уэльские и графиня Уорик выехали из Амбуаза, на первом этапе своего пути домой, в сопровождении почетного эскорта в лице графов д’Э, Вандома, Дюнуа и Шатильона. Вскоре после этого они торжественно вступили в Париж и были встречены у городских ворот высшими должностными лицами университета, парламента и судебно-полицейского управления Шатле, а также отцами города, причем все они были облачены в свои лучшие мантии. Эти сановники препроводили королеву и ее спутников в город, украшенный шпалерами и вывешенными из окон и с балконов разноцветными полотнищами и запруженный радостной, ликующей толпой. В то же время в Англии король Генрих дал указания казначейству выделить Уорику две тысячи фунтов, на которые тот смог бы отправиться во Францию с флотом и войском «и привезти домой дражайшую возлюбленную супругу нашу, королеву, и сына нашего, принца».
Маргарита провела Рождество в Париже и готовилась отправиться в Англию, как вдруг узнала о том, что 5 января 1471 года Карл Бургундский и Эдуард IV встретились близ Сент-Омера. Это несколько обеспокоило ее, однако донесения, отправленные королю Людовику его посланниками из Лондона, уверили ее, что политическая ситуация там стабильна и что она и ее сын могут вернуться, не подвергаясь опасности. Поэтому королева переехала из Парижа в Руан, где стала дожидаться появления Уорика, которому предстояло сопроводить ее в Англию.
Уорик так и не прибыл. Бóльшую часть своего ежегодного дохода, который наверняка не превышал 15 тысяч фунтов, он потратил на финансирование своей большой свиты, своих прошлогодних военных операций и содержание своих поместий. Испытывая недостаток в средствах, он израсходовал деньги, выделенные ему на путешествие, на другие, более неотложные нужды и теперь не мог позволить себе отправиться во Францию за королевой. Не подозревая об этом, Маргарита отказывалась уезжать, не допуская даже мысли о том, чтобы покинуть Францию, пока Уорик не прибудет в один из французских портов. Пока она ожидала его в Руане, граф ожидал ее в Дувре, уверенный, что она отплывет и без него. Впрочем, вскоре срочные дела государственной важности заставили его вернуться в Лондон.
Наконец Маргарита была вынуждена признать, что Уорик не прибудет, и приехала в Дьепп, намереваясь без промедления сесть на корабль и отплыть в Англию. Хотя капитаны ее флотилии предупреждали ее, что погода не благоприятствует плаванию, она не желала слушать. Трижды ее корабли выходили в море, и трижды их выбрасывало на побережье Нормандии ураганными ветрами и штормовыми волнами. Некоторые суда оказались сильно повреждены и нуждались в ремонте, и наиболее суеверные из приближенных королевы стали перешептываться, что бурю вызвали колдуны, нанятые йоркистами; другие же видели в разгуле стихий проявление гнева Господня. Ненастная погода продлилась довольно долго, и королеве не оставалось ничего иного, кроме как ждать, негодуя и злясь на бесконечное промедление.
А дома, в Англии, Уорик отчаянно пытался упрочить свои позиции. У него вызывала сомнения верность королевских подданных в графствах Глостер и Херефорд, и потому он предоставил Пембруку, и без того уже отвечающему за поддержание мира в Южном Уэльсе и Валлийской марке, широкие военные и административные полномочия в долине Северна. Одновременно Кларенс, внешне сохраняя верность Уорику, но, возможно, преследуя собственные цели, подослал своих агентов в дома нескольких аристократов, которых подозревал в тайных симпатиях к Эдуарду IV; он стал шпионить в том числе за Нортумберлендом, Шрусбери и Стэнли. Без ведома упомянутых лордов агенты Кларенса должны были следить за всеми разговорами, ведущимися в их домах, и в принципе за всем, что там происходит, с целью заметить, не нарушают ли они верность правительству. Герцог направил в каждый дом по двое шпионов, чтобы один находился на посту, пока другой будет докладывать ему об увиденном.