16 сентября, в Ковентри, герцоги встретились перед огромной стеснившейся толпой в присутствии короля и всего двора. Болингброк выглядел блестяще в полном вооружении, верхом на белом скакуне под сине-зеленым бархатным чепраком, расшитым антилопами и золотыми лебедями, поскольку лебедь был личной эмблемой герцога. Моубрей, облаченный в фиолетовый бархат, также поражал воображение зрителей.
В то самое мгновение, когда Болингброк и Моубрей должны были ринуться друг на друга, король, сидевший на возвышении, бросил наземь жезл и повелел прервать поединок. Затем он погрузился в задумчивость и два часа размышлял, пока герцоги ожидали его решения, сдерживая нетерпеливых коней. Потом Ричард вернулся на поле поединка и, без всяких предуведомлений, объявил, что приговаривает обоих к изгнанию, Болингброка на десять лет, а Моубрея навечно. Уолсингем замечал, что этот приговор не имел «под собой никакой правовой основы» и «был совершенно несправедлив», ибо давал королю предлог избавиться от обоих бывших противников. Оставшимся лордам-апеллянтам тоже не суждено было избежать монаршего гнева: Арундел в тот же год был казнен, а Уорик отправлен в пожизненное изгнание.
Едва успев изречь приговор, король призвал ко двору десятилетнего наследника Болингброка, Генри Монмута, в качестве заложника, долженствующего обеспечить послушание отца. Болингброк нашел приют в Париже, где один французский аристократ сдал ему в аренду особняк. Моубрей никогда больше не увидел Англию: он отправился в паломничество в Иерусалим, но умер от чумы на обратном пути.
Бездетность короля тревожила большинство его подданных, ибо королеве Изабелле предстояло достичь детородного возраста лишь через несколько лет. Пока же Ричард объявил своим наследником Роджера Мортимера, четвертого графа Марча, внука Лайонела Антверпенского, второго сына Эдуарда III. В 1398 году Роджеру исполнилось двадцать четыре; как и его отец, он служил короне на посту лорда-наместника Ирландии, хотя и не сумел подчинить непокорные, непрерывно враждующие между собой ирландские кланы. В июне этого года Марч попытался установить свою власть на тех землях, которые по праву принадлежали ему в Ирландии, но попал в засаду и был убит ирландцами в Кенлисе, в провинции Ленстер. У него остался сын, Эдмунд, всего семи лет от роду, – наследник не только графского титула своего отца, но и самого английского трона.
Ричард II и Гонт теперь в буквальном смысле прервали всякое общение друг с другом. Опечаленный изгнанием сына, Гонт заболел. Он умер в 1399 году в замке Лейстер и был погребен рядом с Бланкой Ланкастерской в соборе Святого Павла[13]. Гонт до конца любил Кэтрин Суинфорд, а в своем завещании назвал ее своей «дражайшей подругой». Она пережила его на четыре года и упокоилась под сводами Линкольнского собора.
Смерть Гонта роковым образом изменила судьбу Ричарда. Несмотря на все их разногласия, Гонт неизменно сохранял верность короне и поддерживал монарха, а теперь, когда его не стало, столкновение короля и Болингброка сделалось неизбежным.
Известие о кончине отца застало Болингброка в Париже. Хотя королевский приговор, обрекавший его на изгнание, не давал ему вернуться в Англию еще девять лет, его утешало сознание, что теперь он – герцог Ланкастерский, первый пэр королевства и сказочно богат, ведь наследство Ланкастеров намного превосходило любые английские владения. Перед его отъездом король заверил его, что его имениям ничто не угрожает, и в подтверждение издал особые жалованные грамоты.
Но затем Болингброка постиг сокрушительный удар: Ричард отозвал жалованные грамоты, конфисковал все его поместья и раздал эти земли своим сторонникам. Хуже того, изгнание Болингброка он объявил теперь пожизненным. Столкнувшись с таким предательством, Болингброк преисполнился решимости вернуться в Англию и положить конец вероломству Ричарда раз и навсегда.
В мае 1399 года Ричард II отплыл в Ирландию, предприняв, как потом окажется, неудачную попытку разрядить взрывоопасную ситуацию, сложившуюся там после гибели Марча. Перед отплытием он повелел провозгласить своим предполагаемым наследником маленького сына Марча и назначил Йорка регентом на время своего отсутствия. Рэтленд отправился в Ирландию вместе с королем. Ричард не мог этого знать, но его отъезд сыграет роковую роль в назревающем конфликте.
Предположительно 4 июля Болингброк высадился в йоркширском Рейвенспёре, порту, давным-давно исчезнувшем из-за эрозии прибрежных почв. Когда его корабль пристал к берегу, герцог преклонил колени и поцеловал родную землю. Он прибыл сюда, взбунтовавшись против законного, коронованного и помазанного на царство монарха, хотя поначалу и утверждал, будто намеревался всего-навсего защитить свои ланкастерские владения и реформировать правительство. Впрочем, он действительно признавал право Ричарда на трон и право графа Марча наследовать королю.
Ко времени вторжения в стране поднялась волна недовольства Ричардом, особенно в Лондоне, где Болингброк пользовался популярностью, а Йорку не под силу было собрать тех немногих сторонников Ричарда, что не отплыли с королем. С прибытием Болингброка перед Йорком возникла дилемма, ибо ему приходилось выбирать между верностью племяннику-королю и верностью сыну своего любимого брата, Гонта. Как это было ему свойственно, он медлил три недели.
По мере продвижения на юг Болингброк с удовольствием осознал, что поддержать его готовы очень и очень многие. Аристократы и простолюдины стекались под его знамена, и он быстро собрал большое войско, почти не встречая нигде сопротивления. Князья церкви предлагали ему помощь, а архиепископ Кентерберийский заверил всех, примкнувших к Болингброку, что им будут прощены грехи и непременно уготовано «место в раю». В Бристоле герцог обнаружил нескольких особенно ненавидимых советников Ричарда и без промедления повелел отрубить им головы, чем весьма угодил горожанам.
Из-за ненастной погоды и штормов весть о вторжении Болингброка достигла Ирландии и слуха короля лишь спустя какое-то время, а едва узнав о бедствии, Ричард отплыл домой, намереваясь собрать войско и встретиться со своим кузеном на поле брани. В конце июля он высадился в Южном Уэльсе, но не сумел привлечь достаточно сторонников; более того, многие из его людей бросали его, включая Рэтленда, который распустил оставшихся солдат короля и ускакал в стан Болингброка, чью сторону наконец, после долгих размышлений, принял и Йорк. Всеми покинутый, охваченный паникой, Ричард облачился в монашескую рясу и бежал в замок Конви, где сдался делегации, присланной Болингброком. В Личфилде, по дороге в Лондон, он попытался спастись, выбравшись из окна башни, но был пойман внизу, в саду. После этого его больше не оставляли в одиночестве, но неусыпно стерегли десять – двенадцать вооруженных стражников.
2 сентября Болингброк вступил в Лондон, где был встречен восторженно. Короля Ричарда, пленника в его свите, приветствовали насмешливыми возгласами и закидывали мусором с крыш, а под конец дня заточили в лондонском Тауэре. Ни у кого более не осталось сомнений, кто же теперь правит Англией. Тем не менее в Конви Генри поклялся, что Ричард «сохранит свою королевскую власть и земли».
На протяжении сентября король неоднократно требовал, чтобы ему позволили публично обратиться к парламенту. Даже проланкастерский хронист Адам из Аска, в это время посетивший Ричарда в темнице, преисполнился к нему сочувствия и отметил, «сколь великая тревога охватывает его, когда он говорит о судьбе, уготованной королям Англии». Несомненно, он снова и снова мысленно возвращался к участи Эдуарда II, низложенного, а затем убитого в 1327 году.
Тем временем Болингброк, запамятовав о своем обещании, назначил комиссию, которой предстояло решить, кто же будет королем Англии. Многих магнатов не радовала перспектива увидеть его на троне; несколько собраний лордов, изучив его притязания на престол по праву рождения, объявили их несостоятельными. Однако, по словам Адама из Аска, вельможи нашли достаточно причин отстранить Ричарда от власти: «Вероломство и нарушение клятв, святотатство, противоестественные преступления, насильственное взыскание поборов с подданных, низведение оных до рабского состояния, трусость и слабость правления». Казалось, что Генри остается единственной реалистичной альтернативой, ведь законный наследник, Марч, был еще ребенком. Адам из Аска утверждал, что Ричард «готов был отречься от короны», но это ланкастерское измышление. Готов он был пойти на столь отчаянный шаг или нет, «ради безопасности государства решено было низложить его властью духовенства и народа, для исполнения какового намерения их спешно и собрали от имени короля в Михайлов день».
На самом деле Ричард отнюдь не собирался отрекаться от престола, и Болингброк вполне осознавал это. Первым его побуждением было предать Ричарда высокому суду парламента, где его дело рассматривали бы пэры, однако прецедентов тому не существовало, а королевскую власть окружал такой мистический ореол, что ожидаемого результата Болингброк мог и не добиться. Поэтому он прибегнул ко всем находившимся в его распоряжении средствам, чтобы вынудить Ричарда отречься от трона, ибо стремился, чтобы низложение Ричарда и его собственное последующее восшествие на престол получили некие законные основания. Зная, что его притязания на трон весьма сомнительны, он выбрал официальную линию, согласно которой низложение Ричарда оправдывалось его дурным правлением. Законы же о престолонаследии лучше было при этом вовсе обойти молчанием.
Хотя поначалу Ричард не собирался отрекаться от престола, он вскоре понял, что ничего иного ему не остается. Целый месяц систематическим давлением и угрозами его принуждали к сотрудничеству, и в конце концов, измученный и сломленный, он сдался. По словам одного из его сторонников, францисканского монаха по имени Ричард Фрисби, он согласился отречься от престола «по принуждению, будучи заточен в темницу, а значит, его отречение не имело силы. Он никогда бы не сложил с себя власть, если бы пребывал на свободе».