всех пэров Англии, он поскакал в столицу, согласно «Кройлендской хронике», «повелев развернуть штандарты и нести их перед собой. Многие из тех, кто узрел это, были удивлены и поражены, ибо не осталось никаких врагов, с которыми он мог бы сразиться, однако сей осторожный принц, зная коварство и двуличие жителей Кента, нисколько не доверял им и решил, что не сложит оружие, пока не покарает этих мятежников, что он вскоре и сделал». Он также посвятил в рыцари отличившихся при защите Лондона.
Хвалы королю «оглашали все края», а лондонцы с восторгом, шумно и радостно приветствовали его триумфальное вступление в столицу, бурно ликуя и выкрикивая ему благословения. Он вышел победителем из блестящей кампании, в ходе которой уничтожил большинство своих врагов. Своим успехом он был обязан не только собственной стремительности, упорству и смелости, но также и своим выдающимся полководческим способностям и умению подбирать на важные командные посты талантливых людей.
Но если в этот день Лондон стал свидетелем торжества, то увидел и трагедию, ибо перед королем в составе торжественной процессии несли паланкин, в котором на потеху хохочущей, улюлюкающей, выкрикивающей насмешки толпе сидела Маргарита Анжуйская, до дна испившая в тот день чашу унижений и горя. По пути зеваки забрасывали ее камнями и грязью и осыпали оскорблениями.
Генрих VI все еще пребывал в Тауэре, но Фоконберг, восстав во имя Ланкастеров, в буквальном смысле слова подписал ему смертный приговор. Теперь, когда принц Эдвард был мертв, Эдуард IV, несомненно, чувствовал, что устранить низложенного короля было бы вполне оправданным шагом. Пока Генрих остается в живых, всегда будут продолжаться вооруженные столкновения, сопровождающиеся бессмысленными человеческими жертвами и потерей доходов короны, а если он постоянно будет тратить свои деньги и свои силы, Эдуард IV не ни на йоту не продвинется в деле возрождения страны. Не было смысла продолжать гражданскую войну, ей надо было положить конец. Поэтому Генрих должен был умереть.
«В ту же ночь, когда король Эдуард вступил в Лондон, – говорит Уоркворт, современник описываемых событий, – король Генрих, находившийся под стражей в лондонском Тауэре, был казнен между одиннадцатью и двенадцатью часами, во время пребывания в Тауэре герцога Глостера». По преданию, убийца нанес Генриху смертельный удар, когда он преклонил колени на молитве в глубокой нише восточной стены своего покоя в Уэйкфилдской башне, помещении, где сегодня экспонируются драгоценности британской короны.
Согласно официальному варианту событий, содержащемуся в «Истории прибытия», Генрих воспринял вести о гибели сына, пленении жены и «крушении всех надежд» на реставрацию своей династии «с такой злобой, гневом и негодованием, что умер от одного лишь неудовольствия и меланхолии». Такое утверждение обмануло весьма немногих. Миланский посланник в Париже вскоре услышал, что король Эдуард «повелел тайно убить короля Генриха в Тауэре. Коротко говоря, он предпочел искоренить род Ланкастеров». У Коммина были основания полагать, что именно Глостер «убил бедного короля Генриха собственными руками или приказал убить его в своем присутствии», а Полидор Вергилий уверяет, что ко времени воцарения Генриха VII большинство англичан полагало, будто «Глостер зарубил его мечом». Какова бы ни была роль Ричарда Глостера в произошедшем, – а его участие в убийстве кажется вполне вероятным, ведь, судя по многозначительному замечанию Уоркворта, он остался той ночью в Тауэре именно для того, чтобы убедиться, что акт цареубийства совершен, – приказ убить Генриха мог исходить только от короля Эдуарда. Глостер никогда не осмелился бы совершить подобное деяние своевольно.
А это совершенно точно было убийство. Генрих VI умер в результате сильного удара по голове. В 1911 году, когда его останки были эксгумированы и обследованы, выяснилось, что его скелет разделен на части, а кости черепа «сильно раздроблены», согласно сообщению, опубликованному в журнале «Археология» («Archeologia»). Более того, «к одному из фрагментов черепа прилипли пряди каштановых волос, и лишь в одном месте они изменили цвет, судя по всему окрасившись кровью».
У автора «Кройлендской хроники» не было никаких сомнений по поводу причины его смерти.
Обнаружение безжизненного тела короля Генриха VI в лондонском Тауэре я обойду молчанием. Да смилуется Господь над тем – кто бы это ни был, – кто осмелился святотатственно поднять руку на помазанника Божия, и дарует ему достаточно времени раскаяться! Да заслужит совершивший сие деяние имя жестокого убийцы, и да удостоится его жертва славы невинного мученика.
22 мая, по словам Уоркворта, тело покойного короля было положено в гроб и провезено по улицам Лондона в собор Святого Павла, где на несколько дней было выставлено для торжественного прощания. «Лицо его было открыто, так что любой мог увидеть его, и, когда он упокоился в гробу, кровь его заструилась и обагрила мостовую, а затем, когда его доставили в Блэк-Фрайерс, внезапно потекла снова». Увидев это, лондонцы стали перешептываться, и, как гласит «Большая Лондонская хроника», «прошел слух, будто к смерти Генриха причастен герцог Глостер».
Хронисты ничего не говорят о том, где Маргарита Анжуйская провела вечер 21-го числа. Впрочем, на следующий день она совершенно точно оказалась в заточении в Тауэре. О том, как она восприняла весть о смерти мужа, тоже нет никаких сведений, однако она стала решительно настаивать, чтобы ей было выдано его тело, в чем ей было отказано. Вскоре она получила письмо от своего убитого горем отца, короля Рене: «Дитя мое, да поможет тебе Господь, да ниспошлет Он тебе мудрости и терпения, ибо редко помощь смертных может облегчить столь печальную участь». Рене и сам недавно перенес тройную утрату: за год до описываемых событий за считаные недели умерли его сын, Иоанн Калабрийский, его внебрачная дочь Бланш и его зять Ферри де Водемон. «Когда ты сможешь хоть на миг забыть о собственных страданиях, – писал он Маргарите, – подумай о моих. Они невыносимы, дочь моя, однако я готов утешить тебя».
Заупокойная служба по Генриху VI была совершена в монастыре доминиканцев Блэк-Фрайерс, после чего его тело на барке, «как положено, освещенной светильниками, было отправлено за пятнадцать миль от Лондона по Темзе», в аббатство Чертси в Суррее, и там погребено с почестями в часовне Пресвятой Девы.
«Много незаживающих язв, много смертельных ран остались неисцеленными», – отмечает Свиток с протоколами заседаний парламента за 1474 год, спустя три года после того, как завершилась война между Ланкастерами и Йорками. Автор «Кройлендской хроники» утверждает, что «этот злосчастный раздор, подобно губительной чуме», поразил «не только принцев и простой народ, но и всякое общество, будь то капитул, коллегия или монастырь». Многие лорды, выйдя из этого конфликта, столкнулись с перспективой разорения. «Число погибших было огромно, ибо, кроме герцогов, графов, баронов и знатных воинов, жестоко убитых на этой войне, множество простых людей, пожалуй, и вовсе не поддающееся подсчету, умерло от ран. Вот в каком состоянии оказалось королевство».
На самом деле войны Роз не уничтожили большую часть средневековой аристократии, хотя именно такое впечатление оставляют эти горькие жалобы. Несмотря на то что во время этих войн погибли тридцать восемь пэров, полностью прекратили свое существование всего семь благородных семейств, не считая королевских домов. И если этот конфликт, несомненно, привел к возвеличению некоторых и без того «чрезмерно могущественных» подданных короля, другие представители аристократии вообще отказались в нем участвовать. Разумеется, целью этих войн было уменьшить разрыв между королем и вельможами и постепенно уничтожить королевскую власть, в то время как гибель столь многих лордов и рыцарей также возвещала завершение века рыцарства.
Придворные историки Тюдоров любили напоминать своим читателям об ужасах войн Алой и Белой розы и красочно изображать, как королевство погрузилось в пучину жестокой гражданской войны из-за спора о короне и как война эта длилась более тридцати лет. Не жалея усилий, они описывали эту войну как мрачную пору насилия, политической анархии и общественного упадка. Эдвард Холл задавал риторический вопрос: «Какие несчастья, какие страдания, какие ужасные бедствия обрушились на этот чудный край из-за вражды и раздора знаменитых домов Ланкастеров и Йорков, я не могу ни постичь разумом, ни вымолвить устами, ибо найдется ли хоть один знатный человек, хоть один джентльмен благородного происхождения, хоть один представитель древнего рода, чье семейство не было бы заражено и поражено, словно чумой, этой противоестественной распрей?» Антикварий Елизаветинской эпохи Джон Стоу называл войны Роз «бесконечной чередой низвержений в бездну и извержений из глубин оной», а Шекспир посвятил им цикл пьес, в которых так описал их в знаменитых строках:
Британия безумствовала долго,
Самой себе удары нанося:
Брат в ослепленье проливал кровь брата,
Отец оружье поднимал на сына,
Сын побуждаем был к отцеубийству.
Своей враждой Ланкастеры и Йорки
Всех ввергли во всеобщую вражду[42].
«Кройлендская хроника» за 1486 год рассматривала войны Роз прежде всего как династический конфликт, зародившийся, когда Йорк предъявил свои притязания на престол. Этой точки зрения стали последовательно придерживаться Тюдоры, а ее изложение в «Кройлендской хронике» свидетельствует, что появилась она очень рано. Полидор Вергилий, официальный историк Генриха VII, прослеживал происхождение конфликта вплоть до узурпации престола Генрихом IV, однако этот взгляд явно был слишком упрощенным и не учитывал политический упадок, воцарившийся в сороковые и пятидесятые годы XV века. Полидор Вергилий с легкостью поверил, что Господь покарал Генриха VI за грехи его предка, Генриха IV, однако не объяснил, как этот факт можно примирить с блестящей карьерой Генриха V.