Зачем Скруп вступил в заговор с целью убийства короля, остается загадкой. Большинство современников полагали, что его соблазнило финансовое вознаграждение, – по мнению некоторых, целый миллион фунтов, хотя эта сумма, вероятно, сильно преувеличена, – которое предложило ему французское правительство, решившее во что бы то ни стало помешать англичанам вторгнуться во Францию. В пользу такой гипотезы говорит время, выбранное для заговора, а взятки могли передать злодеям французские посланники во время своего недавнего визита ко двору в Винчестер. Впоследствии Скруп отрицал, что подстрекал остальных; не признал себя зачинщиком и Кембридж; оба уверяли, что их вовлекли в заговор другие.
Граф Нортумберлендский тоже вступил в заговор, и, возможно, именно он предложил Кембриджу заручиться поддержкой Грея. В Конисберге граф открылся Грею и посвятил его в подробности заговора. Грей восторженно заявил о своей поддержке заговорщиков, и они с Кембриджем поскакали на юг, навстречу остальным. В случае если бы заговор оказался успешным, наибольшую пользу из него извлек бы для себя Кембридж: его сын Ричард был наследником Марча, который пока оставался бездетным. Граф лелеял мечту, что когда-нибудь его сын возложит на себя корону.
Как только Кембридж и Грей добрались до Саутгемптона, Грей разыскал Скрупа, после чего заговорщики несколько раз собирались, чтобы обсудить детали государственного переворота. На этой стадии в заговор вовлекли Марча. По-видимому, остальные через его капеллана уговорили его предъявить свои права на трон, потому что трон-де принадлежит ему по праву. Кроме того, Марч задолжал Скрупу крупную сумму денег и, возможно, намеревался получить прощение долга благодаря участию в заговоре, однако весь этот замысел не вызывал у него восторженного энтузиазма, он опасался гибельных последствий, если их план не удастся, и не был посвящен во все его детали.
Теперь заговорщики встречались в поместье Марча в Крэнбери, неподалеку от Винчестера, и в некоем доме в деревне Итчен-Ферри, под стенами Саутгемптона. Они выдвигали различные предложения, как именно убить короля, например поджечь его флот, отплывающий для завоевания Франции, но большинство из них были отвергнуты. В конце концов был разработан следующий план: Нортумберленд поднимет восстание на севере, в то время как Марч водрузит свой штандарт в Нью-Форесте и двинется на Уэльс, где заклеймит Генриха V, объявив его узурпатором трона. Шотландцам и валлийцам бросят клич, чтобы они поддержали мятеж, и даже легендарного Глендаура, если удастся его найти, призовут из его таинственного убежища. Печально известный мятежник-лоллард, сэр Джон Олдкасл, скрывавшийся в ту пору в Валлийской марке, поможет поднять восстание в юго-западных графствах, а король будет убит 1 августа, после чего Марч взойдет на трон под именем Эдмунда I. Этот тщательно продуманный план, включавший в себя все тайно или явно роптавшие против Генриха элементы английского общества, стал одним из опаснейших заговоров позднего Средневековья и имел весьма высокие шансы на успех.
Впрочем, вовлекши в заговор лоллардов и тем самым запятнав его ересью, Марч прогневил Скрупа, придерживавшегося весьма традиционных религиозных взглядов. Скруп хорошенько выбранил его за то, что он губит их предприятие, и тут Марчу изменило мужество, и всегда-то не особенно впечатляющее, и он попробовал отговорить Скрупа от его чрезвычайно рискованных планов. Когда Скруп остался глух к его мольбам, Марч решил признаться во всем королю.
Еще до того Генрих повелел построить флот для вторжения во Францию. 1 августа, в тот самый день, на который заговорщики назначили его убийство, он инспектировал войска в замке Порчестер. Ночью в его стан явился граф Марч, настоял на немедленной аудиенции и во всем признался королю. Генрих тотчас же понял, что «эти известья грозят ему бедой, суля погибель». Он был глубоко оскорблен изменой Скрупа, которая большинству людей той эпохи и вправду представлялась чудовищным злодеянием.
Генрих тотчас же стал действовать, призвав к себе вельмож, которые в этот момент находились в его свите. Спешно обсудив происходящее, они порекомендовали королю арестовать изменников и предать суду. Все они были схвачены той же ночью, обвинены в государственной измене и заключены в Саутгемптонский замок, где признались в своих преступлениях.
Грей предстал перед судом 2 августа в общем зале нынешнего трактира «Красный лев» на Лоуэр-Хай-стрит в Саутгемптоне. Он дал письменные показания, признав свою вину, и был приговорен к казни, положенной государственным изменникам. Он самым жалким образом умолял пощадить его, однако мольбы его не были услышаны, хотя король милостиво смягчил приговор, заменив ужасные пытки простым отсечением головы. После этого он был доставлен из импровизированного суда к так называемым Крепким вратам, северному въезду в город через крепостную стену, и обезглавлен возле них. Голову его отправили в Ньюкасл в знак предостережения северянам, которые вздумают бунтовать.
В тот же день Кембридж и Скруп, будучи пэрами королевства, потребовали, чтобы их судили равные им по званию. Заслушать их был назначен комитет из двадцати лордов, включая Марча и брата Кембриджа Йорка. 5 августа они предстали перед судом, были признаны виновными и приговорены к смерти. После этого из Саутгемптонского замка, где он пребывал в заключении, Кембридж написал королю, прося сохранить ему жизнь, но Генрих остался неумолим, и в тот же день графу отсекли голову у Крепких врат. Его голову и тело погребли в часовне странноприимного дома Божьего в Саутгемптоне, а все его звания, титулы и имения, как было в тот же день объявлено, отошли короне.
Приговоры Грею и Кембриджу были смягчены, но такого милосердия не удостоился вероломный Скруп, которого сочли самым коварным злодеем из всех заговорщиков и на которого, следовательно, в полной мере обрушили кару, достойную государственных изменников. В своем завещании он просил похоронить его в Йоркском соборе рядом со своими родственниками, однако король повелел выставить его голову на всеобщее обозрение над городскими вратами, выходившими на главную улицу Йорка – Миклгейт-Бар.
По словам Уолсингема, Генрих оплакивал судьбу Кембриджа и Скрупа, но беспощадная жестокость, проявленная им к заговорщикам, обеспечила ему спокойствие в будущем, ибо до конца его царствования серьезных возмущений против дома Ланкастеров больше не было. Марч был помилован и отныне неизменно сохранял верность королю, служа под его началом во Франции и помогая защищать страну от любых вражеских вторжений с моря. В ноябре парламент подтвердил вынесенные Саутгемптонским судом приговоры, задним числом объявив вне закона тех, кто уже был осужден. Разгром заговора упрочил позиции Генриха, поскольку народ был склонен видеть в его спасении произволение Господне. С королем примирился даже Нортумберленд, а впоследствии, после казни мятежника в 1417 году, и сын Олдкасла.
В 1421 году родственник Марча сэр Джон Мортимер предпринял тщетную попытку возвести графа на трон. Он был арестован и заточен в подземной темнице Тауэра, откуда сумел бежать, но снова был схвачен и стал содержаться отныне под более бдительным надзором. Предприятие Мортимера получило весьма незначительную поддержку; на самом деле лишь очень и очень немногие восприняли его серьезно, и в 1424 году, после второй попытки к бегству, он был признан виновным в государственной измене, повешен, подвергнут пытке через вырывание внутренностей и четвертован.
В конце лета 1415 года Генрих V переправился через пролив Ла-Манш во Францию во главе войска из десяти тысяч человек, осадил город Арфлёр и взял его. Во время осады многие его солдаты умерли, но в большинстве своем не от ран, а от дизентерии. Далее король повел свою поредевшую армию в Кале. Хотя он насаждал строгую дисциплину и запрещал блудниц и вино, марш его солдат по Северной Франции был отмечен преступлениями, убийствами, грабежами, поджогами и изнасилованиями, да и сам Генрих нисколько не щадил мирное население.
В октябре англичане одержали неожиданную и блестящую победу над цветом французского рыцарства в битве при Азенкуре. Войско Генриха значительно уступало по численности французскому, и, если бы не его несравненный полководческий талант, победу точно одержали бы французы. Снова, подобно тому как было это при Креси и при Пуатье в царствование Эдуарда III, исход сражения решило искусство английских лучников. Стрелы, выпущенные англичанами из больших, в человеческий рост, луков, несли смерть, пробивая тяжелые доспехи французских рыцарей, а те, когда их сбрасывали с коня, зачастую не могли подняться на ноги и в любом случае с трудом сражались пешими. Генрих выстроил свои войска таким образом, что поначалу французам пришлось наступать по болотистой земле, и держал свою собственную тяжелую кавалерию в резерве, пока французская тяжеловооруженная конница не обратилась в паническое бегство под градом английских стрел.
По словам Уолсингема, Генрих «сражался не как король, а как рыцарь, стоя во главе своего войска, первым бросаясь на врага, обрушивая на него и получая в ответ жестокие удары». Впрочем, после битвы он настолько забыл обеты рыцарства, что повелел уничтожить всех разоруженных пленников, знатных и простолюдинов, и его пехотинцы, глубоко потрясенные, в ужасе взирали, как две сотни лучников закалывали, забивали палицами и заживо сжигали захваченных в плен.
Вернувшись в Англию, Генрих V был встречен на родине бурей восторга, и подданные на протяжении девяти часов чествовали его живыми картинами и торжественными процессиями, кульминацией которых стал благодарственный молебен в соборе Святого Павла, сопровождавшийся звоном лондонских колоколов. По рассказам очевидцев, во время всех этих празднеств суровый король ни разу не улыбнулся, хотя его подданные были вне себя от радости и непрерывно выкрикивали ему приветствия.
Значение битвы при Азенкуре нельзя преуменьшать. Она не только деморализовала французов, но и окрылила воображение каждого англичанина, превратила Генриха V в народного героя и содействовала росту национализма среди его подданных. Мало кто стал бы теперь подвергать сомнению право Ланкастеров на престол, ибо и сам Генрих, и его народ полагали, что Господь утвердил его в его