Прибыв в Венсенский лес, он настоял, что поедет в замок верхом, но выдержал всего несколько шагов. Его свита перенесла его, полуобморочного, на носилки, где он лежал, обезумев от боли. Недуг настолько лишил его сил, что лекари не осмеливались давать ему никаких снадобий, и всем было очевидно, что он умирает.
31 августа король потребовал, чтобы ему открыли правду о его состоянии. Лейб-медики сказали, что жить ему осталось не более двух часов. Попрощаться с ним прибыл Бедфорд и другие его командиры: Томас Бофорт, герцог Эксетер, и Ричард де Бошан, граф Уорик. Королева Екатерина по-прежнему находилась в Санлисе со своими родителями. 31 августа, ближе к ночи, страдания короля усилились. Его внутренние органы, гениталии и легкие разлагались. Незадолго до двух часов утра 1 сентября 1422 года Генрих прошептал, что всегда жаждал отвоевать Иерусалим у турок. А потом, сжав в руке распятие, тихо проговорил: «In manuas tuas, Domine, ipsum terminum redemisti»[20] – и умер.
Как писал Уолсингем, его «искренне оплакивали повсюду», ибо «после его смерти не осталось ни одного равного ему среди христианских королей или принцев. Вспоминая о его незабываемых деяниях, люди ощущали трепет при мысли о его внезапной и ужасной кончине», которая, как покажет будущее, оказалась трагедией куда более страшной, чем могли предвидеть его современники.
Генрих умер, исхудав, как скелет, так что на костях его почти не осталось плоти, которая могла бы подвергнуться тлению, и потому тело его было убрано для погребения обычным образом, без удаления внутренностей. Дабы от него не исходил дурной запах по пути на родину, в Англию, его забальзамировали, умастили ароматными травами, обернули вощеным льном, накрыли свинцовым листом и шелковой тканью и положили в гроб. Оный гроб установили на окутанном черной пеленой катафалке, на который водрузили изваяние в королевской мантии и в короне, и, в сопровождении целого сонма скорбящих плакальщиков, траурная процессия отправилась через Францию за море, домой, к месту последнего упокоения Генриха. Главной плакальщицей выступала королева, и именно она заказала изящную гробницу из пурбекского мрамора, которая была воздвигнута в память Генриха в новой часовне, сооруженной для чтения заупокойных молитв, рядом с гробницей святого Эдуарда Исповедника в Вестминстерском аббатстве. На ней возложили деревянную фигуру короля, посеребренную и позолоченную, с головой из цельного серебра. В тридцатые годы XVI века, во время Реформации, уполномоченные Генриха VIII конфисковали все серебро, украшавшее гробницу, оставив лишь обезглавленное изваяние. Так оно и простояло более четырех веков, до семидесятых годов XX века, пока голову не восстановили по прижизненным портретам Генриха.
Как монарх Генрих V добился исключительного успеха: он обеспечил мир внутри страны правлением твердым, справедливым и милосердным и объединил свой народ под своими знаменами, дав ему общую возвышенную цель. Его победы придали блеск имени Ланкастеров, и он восстановил престиж и авторитет короны. Более того, современники приравнивали его достижения едва ли не к чудесам, а его первые биографы оставили о нем преувеличенно лестные отзывы, положив начало легенде о короле-герое, наивысшим выражением которой стала пьеса Шекспира и под обаяние которой до сих пор подпадают авторы, пишущие об английской истории. Только теперь, в XX веке, открылись некоторые весьма нелицеприятные факты, касающиеся его царствования.
Его смерть стала для Англии абсолютной катастрофой. Англии предстояло завоевать еще столько французских земель, что даже с таким лидером, как Генрих, ее ожидала тяжелейшая, трудновыполнимая задача: при короле-младенце, сколь бы добросовестны и усердны ни были его регенты, Англия не могла надеяться выиграть эту войну, ибо ее ресурсов явно недоставало для победы. Генрих V добился многого, но невероятной ценой, и даже при его жизни страна втайне роптала. Парламент уже не столь охотно предоставлял королю средства на войну и отказывался вводить новые налоги; в конце царствования, чтобы финансировать свои кампании, Генриху приходилось полагаться на займы. Так корона оказалась на грани банкротства под бременем чудовищных долгов. Генрих не в силах был выплачивать даже жалованье своим слугам; как же можно было в таком случае финансировать английское завоевание Франции?
Генрих V возобновил Столетнюю войну с намерением открыть для Англии новую эру процветания и славы. Вместо этого он обрек ее на десятилетия безумных трат и унижений, которые в конце концов и повлекут за собой падение его династии. Даже двойная монархия, гарантируемая условиями договора, заключенного в Труа, была непрочным, шатким установлением, которое, возможно, не удержал бы от распада и сам Генрих. Французы отвергали его, а значительные части Франции все еще оставались незавоеванными. По сути, нападение Генриха V больше, чем любые другие факторы, способствовало росту во Франции националистических настроений.
После его смерти мнения о том, стоит ли продолжать войну с Францией, неизбежно разделились, а значит, английские вельможи-феодалы объединились в две партии: одна выступала за сохранение военной политики покойного короля и дальнейшее ведение войны, а другая ратовала за мир и окончание кампании. Эти разногласия приведут к тому, что на протяжении более полувека в Англии будут править соперничающие группировки, подрывая закон и порядок, насаждая нестабильность и подвергая угрозе саму корону. Хуже того, трон теперь перешел от сильного, уважаемого правителя к беспомощному младенцу, обрекая Англию на неизвестность, неопределенность и опасности, неминуемо вызываемые правлением малолетнего монарха. Не случайно говорится: «Горе тебе, земля, когда царь твой отрок…»[21]
5. Отрок на троне
Генрих VI наследовал своему отцу в нежном возрасте девяти месяцев 1 сентября 1422 года. 11 октября окончил свое жалкое существование на земле его дед, Карл VI, и Генрих по условиям договора, заключенного в Труа, был также провозглашен королем Франции. Однако большинство французов отказывались признать его своим монархом, полагая, что на трон своего отца должен взойти дофин Шарль. Впрочем, пока верх одерживали англичане, ведь наивысшим могуществом пользовалась во Франции Бургундия, а она была верной подругой и сторонницей Англии.
Генрих V высказывал заветное желание, чтобы сын его когда-нибудь отправился в Константинополь и «схватил турка за бороду», и все англичане искренне надеялись, что с возрастом маленький король во всем уподобится своему отцу и последует его блестящему примеру. Как выразился хронист Уильям Вустерский, от его жизни зависело благополучие Англии.
Более важной проблемой в 1422 году стало учреждение регентства при малолетнем государе. Согласно не дошедшему до нас завещанию Генриха V, Бедфорду предписывалось занять пост наместника Нормандии и регента Франции, а Хамфри, герцогу Глостеру, – лорда-протектора Англии и опекуна маленького короля при поддержке графа Уорика. Впрочем, желания покойного короля не имели законной силы.
28 сентября вельможи присягнули на верность Генриху VI. Затем они приступили к планам по формированию правительства на период несовершеннолетия короля, созвали от имени короля парламент и учредили регентский совет, состоявший из наиболее влиятельных лордов и епископов государства. Глостер был назначен лордом-протектором и защитником королевства и церкви Англии, а также главным советником монарха до тех пор, пока он не достигнет совершеннолетия; эти посты Глостер получил «по воле короля»: фактически это значило, что совет в любой момент мог отменить королевское распоряжение и снять его с этих постов. Лорды совета делали все, чтобы не позволить Глостеру сосредоточить в своих руках неограниченные полномочия и принять любой титул, «который наделял бы его верховной властью». Его обязанности ограничивались поддержанием мира и созывом и роспуском парламента, а когда в Англии пребывал Бедфорд, Глостеру надлежало уступать ему главенствующую роль. Глостер неоднократно утверждал, что Генрих V намеревался передать именно ему бразды правления, но к нему не прислушались: лорды – члены совета упорно стояли на том, что он лишь номинальный глава правительства, выступающий как уполномоченный короля, и что он обязан согласовывать с ними все свои действия. Вину за такое положение вещей Глостер возлагал на своего дядю, епископа Бофорта, влияние которого ни в коем случае нельзя было недооценивать и который и сам желал занять место регента. Глостер решительно и громогласно возражал против перспективы такого назначения и сейчас был убежден, что Бофорт ему отомстил. Пока король не достигнет совершеннолетия, по сути, от имени короля монаршие прерогативы осуществлять будут лорды совета, и, естественно, таким образом вельможные феодалы могли втайне добиться достижения некоторых собственных целей.
Королеве никакой политической роли при регентстве не отводилось, а по требованию Генриха V ответственность за безопасность, воспитание и обучение короля возлагалась на его двоюродных дедов, Томаса Бофорта, герцога Эксетера, и епископа Бофорта.
Лорды подтвердили назначение Бедфорда регентом Франции. Это была неблагодарная задача, ведь ему предстояло удерживать под властью Англии земли Франции, уже занятые Генрихом V, защищать интересы двойной монархии и продолжать завоевания тех частей Франции, которые англичане еще не успели захватить. Он рассчитывал, что, проводя такую политику, может полагаться на союзника Англии, Филиппа Бургундского, который по личным причинам желал гибели дома Валуа.
Джон Ланкастерский родился в 1389 году и удостоился титула герцога Бедфорда в 1414-м. В 1423 году, дабы упрочить свою дружбу с Бургундией, он женился на сестре герцога Анне. Он имел немалый опыт управления государством, и Генрих V, безоговорочно доверяя брату, назначил его регентом Англии на время своих французских походов после смерти герцога Кларенса. Заняв пост наместника Нормандии, Бедфорд взял курс на политику примирения, давая понять, что станет уважать древние традиции герцогства. Он был мудрым, справедливым, просвещенным и уважаемым государственным деятелем и смелым полководцем, почитаемым своими солдатами. Тех, кто притеснял местное население, он немедленно подвергал суровому наказанию, ведь главной целью Бедфорда было сделать английское правление приемлемым для французов, и в этом он добился некоторых успехов. При его жизни английские интересы во Франции были весьма надежно защищены. Тем не менее Глостер, завидовавший своему старшему брату, не уставал критиковать его, а по временам даже делал все, чтобы разрушить жизненно важный союз Англии с Бургундией. Впрочем, Глостер, не умевший реалистически смотреть на вещи, поступал в ущерб прежде всего самому себе.