Кардинал Бофорт и многие другие члены совета согласились с Бедфордом, что единственным выходом остается заключение мира, но Глостер упорно стоял на своем: политику Генриха V надобно продолжать до победного конца. Совет зашел в тупик.
Вторая опасная тенденция заключалась в том чрезмерном влиянии, которое приобрел на королевский двор Уильям де ля Поль, граф Саффолк. В 1433 году Саффолк был назначен управляющим двора благодаря своей дружбе с юным королем и умению притворяться эдаким благодушным, снисходительным дядюшкой. Однако в сущности он был алчным, честолюбивым, эгоистичным человеком, преследующим только собственные цели, а в своем назначении видел идеальную возможность обогатиться сверх всякой меры.
Де ля Поли происходили от купца-уроженца Халла (Гуля), который снискал королевское расположение, ссужая деньги Эдуарду III. Дед Саффолка, Майкл де ля Поль, был фаворитом Ричарда II, который и удостоил его графского титула. Его сын, второй граф, в 1399 году поддержал Болингброка и был вознагражден обширными поместьями в Восточной Англии. Он погиб в Арфлёре в 1415 году, а его сын, третий граф, пал под Азенкуром.
Уильям де ля Поль приходился третьему графу дядей. Семнадцать лет он верно служил дому Ланкастеров во Франции, где подружился с графом Солсбери. Солсбери поддерживал кардинала Бофорта, а в 1430 году, после смерти Солсбери, Саффолк женился на его вдове, Алисе Чосер, внучке поэта Джеффри Чосера, и примкнул к группировке Бофорта. К 1434 году он стал энергично выступать за заключение мира с Францией.
Наделенный приятной внешностью и любезными манерами, он был опытным и сведущим воином, разделяющим высокие идеалы рыцарства. Подобно многим крупным феодалам, он часто ставил свои интересы выше интересов королевства, хотя действительно искренне верил в необходимость заключения мира, единственный политический курс, который он когда-либо последовательно поддерживал. Приверженность его любым другим политическим линиям и стратегиям зависела от того, насколько популярны они были среди его сторонников и населения, ибо он никогда не предпринял бы ничего, что могло ослабить его позиции.
Саффолк обладал не очень большими земельными владениями, поэтому стремился обрести богатство и с этой целью начал оказывать значительное влияние на короля. Мальчик был совершенно очарован им и, в свою очередь, непрестанно осыпал Саффолка дарами, будь то земли или доходные посты и назначения.
Благодаря основательному, серьезному обучению у Уорика Генрих, к немалой тревоге совета, стал проявлять преждевременный интерес к политике. Лорды не готовы были позволить двенадцатилетнему мальчику вмешиваться в управление государством, даже если этот мальчик был их монархом. Более того, стало очевидно, что Генрих легко подвергается чужому воздействию, и совет, осознав это, в 1434 году предупредил его, чтобы он избегал придворных интриг и противился влиянию посторонних лиц, жаждущих добиться от него чего-либо. Время от времени он посещал заседания совета, а однажды выступил посредником между Глостером и Бофортом. Как и все остальные, он опасался вражды между своими дядьями, а как-то раз повелительным тоном приказал им перестать ссориться из-за пределов власти, данной и одному, и другому.
К осени 1435 года, когда стало понятно, что французы нарушают условия договора, заключенного в Труа, в Англии последовали жаркие дебаты, какую же политику избрать в ответ на это коварство, причем Глостер хотел навязать французам соблюдение договора силой, а Бофорт, занимавший более реалистичную позицию, настаивал на заключении мира. Европейские державы провели мирную конференцию в Аррасе, на севере Франции, и англичане отправили туда свое посольство. Впрочем, их посланники стали предъявлять французам чрезмерные требования и проявили неуместное упрямство, когда речь зашла об отказе Генриха VI от притязаний на французский трон. Глубоко возмущенные, они покинули совещание, невольно дав герцогу Бургундскому карт-бланш на ведение мирных переговоров с Францией на своих условиях, и подорвали доверие к «партии мира» в Англии, временно передав бразды правления Глостеру.
Пока Бургундия и Франция обсуждали свой союз, Бедфорд умер в Руане в ночь на 15 сентября 1435 года. Шесть дней спустя Филипп и Карл подписали Аррасский договор, возвестивший завершение ланкастерского владычества во Франции. Услышав эту весть, Генрих VI разрыдался.
Смерть Бедфорда, последовавшая тотчас же после побед Жанны д’Арк и предательства Бургундии, сокрушила англичан во Франции и ознаменовала падение империи Плантагенетов. А еще она предвещала Англии трагедию, ведь никто, кроме Бедфорда, не в силах был сдерживать соперничество и амбиции Глостера и Бофорта. После его смерти их постоянная борьба за власть сделалась более напряженной, особенно с тех пор, как Глостер сменил своего брата в качестве предполагаемого престолонаследника и почувствовал, что этот статус должен отныне обеспечить ему надлежащее превосходство.
Кроме того, совет озаботился вопросом, кто же теперь, во время кризиса, займет место Бедфорда во Франции. В Англии трудно было найти человека подобного масштаба, и такое решение нельзя было принимать в неуместной спешке. Тем временем точка зрения Глостера возобладала, и оставшиеся во Франции английские войска обрушились на оккупированные территории с яростью, призванной устрашить мятежное население и усмирить его раз и навсегда. Эта политика выжженной земли недорого обошлась англичанам, если говорить о финансовой стороне кампании, но стоила куда больше в долгосрочной перспективе, ибо французы теперь вдвойне преисполнились решимости изгнать их.
События осени 1435 года побудили юного короля, теперь приближавшегося к своему четырнадцатому дню рождения, во всеуслышание заявить о своих политических взглядах и глубже заинтересоваться политикой. Бофорт и Саффолк сумели убедить его, что политику его отца нельзя продолжать и что мир остается единственным реалистичным выбором.
В начале 1436 года совет решил, что на посту наместника Нормандии и регента Франции Бедфорда должен сменить Йорк. Еще молодой летами, он тем не менее был первым вельможей королевства, а его высокое положение требовало назначения на высокую должность. Совет надеялся, что это назначение удовлетворит его амбиции и удержит его от вмешательства в политику в Англии. Однако Йорку не хватало военного опыта, и он получал недостаточную поддержку в совете и в парламенте, а последний раз за разом отказывался дать ему требуемые средства на ведение войны. Вместо этого от него ожидали, что он будет выплачивать денежное довольствие солдатам, финансировать свои кампании и тратить деньги на административные нужды из собственного кармана. Он не добился особых успехов, воюя с французами, которые в апреле 1436 года вернули себе Париж, изгнав англичан, чья власть теперь ограничивалась Нормандией, Гасконью, Аквитанией и Английским Кале (Пейл-Кале). Единственным, что удалось обрести Йорку, был военный опыт, который весьма пригодится ему в будущем.
Как будто судьба уготовила Генриху недостаточно несчастий, в 1436 году он осознал, что его мать умирает, возможно, от рака. В этом году, беременная своим последним ребенком, королева Екатерина удалилась в аббатство Бермондси, обитель, любимую представительницами королевской семьи и знати, дабы там за ней ухаживали монахини. Опека над ее детьми от Тюдора была поручена Саффолку, а королю постоянно сообщали о ее самочувствии. Нет никаких свидетельств, которые подтверждали бы более поздние слухи о том, что совет якобы только тогда узнал о тайном браке королевы и в наказание заточил ее в аббатстве.
Впрочем, сколь бы сдержанно ни повела себя Екатерина, удаляясь в Бермондси, королевская семья не вовсе сумела избежать скандала. Молодая вдова Бедфорда, Жакетта, в 1436 году произвела фурор, выйдя замуж за нортгемптонширского сквайра Ричарда Вудвилла, значительно уступавшего ей знатностью рода и не имевшего никаких достоинств, кроме привлекательной внешности. Но в конце концов пересуды об этом союзе утихли, и молодая чета поселилась в Графтоне, где у них родилось шестнадцать детей. Впрочем, засим Вудвиллы отнюдь не исчезли с исторической сцены.
В Бермондси состояние здоровья Екатерины быстро ухудшилось. 1 января 1437 года, зная, как она выразилась в завещании, что приближается к «безмолвному финалу этого долгого и мучительного недуга», она отдала последние письменные распоряжения. В них она не упоминала ни Оуэна Тюдора, ни их детей. Вместо этого она назначала Генриха VI своим душеприказчиком и просила его «непременно с нежностью и заботой исполнить мое желание»: она не уточняла, какое именно, но король, вероятно, знал об этом. Он почти наверняка навещал ее во время болезни, и почти наверняка ее просьба касалась ее детей и, возможно, мужа.
Королева родила дочь, вскоре умершую, и затем, 3 января, после тяжких страданий, скончалась. Король председательствовал в парламенте, когда ему принесли горестную весть. Екатерина была погребена с королевскими почестями в приделе Богоматери Вестминстерского аббатства, но величественная гробница, воздвигнутая в память ее Генрихом, была разрушена, когда часовню снесли, чтобы освободить место для часовни Генриха VII в 1509 году, и с тех пор тело ее оставалось непогребенным и как некая жутковатая диковина было выставлено в открытом гробу на всеобщее обозрение. В 1669 году мемуарист Сэмюэль Пипс созерцал его, дерзко заключил в объятия и поцеловал, «предаваясь размышлениям, что я и вправду облобызал королеву». В XVIII веке кости Екатерины все еще не распались, обтянутые истончившейся плотью, напоминающей дубленую кожу, и лишь в 1878 году они пристойно упокоились под древней алтарной плитой в часовне, воздвигнутой на «заупокойный вклад» Генриха V.
После смерти Екатерины Оуэн Тюдор попытался вернуться в Уэльс, но был перехвачен людьми Глостера и заточен в тюрьме Ньюгейт. В чем именно заключалось его преступление, нигде не зафиксировано письменно, и, по сути, все это дело держалось в строжайшем секрете. Нельзя исключать, что совет, не желая предпринимать что-либо против Тюдора, пока была жива мать короля, сейчас возжаждал покарать его за то, что он ее скомпрометировал. Именно такую причину приводит Полидор Вергилий, писавший в царствование внука Тюдора, Генриха VII. Однако совет тщетно пытался сохранить эту историю в тайне, поскольку, пока Тюдор пребывал в Ньюгейтской тюрьме, в обществе быстро распространилась весть как о его аресте, так и о его браке с покойной королевой.