Несомненно, Генрих VI был глубоко религиозным человеком, а его личное благочестие – совершенно искренним. По словам Блэкмена, в главные церковные праздники года, «но особенно в те, когда обычай требовал, чтобы он носил корону», он облачался также во власяницу, надевая ее на нагое тело. Он был «искренен в своей вере и усерден в отправлении религиозных обрядов, более предан благочестивым молитвам, чем мирской суете, и не привержен пустым забавам и развлечениям. Таковые он презирал как глупые безделицы». Он был человек богобоязненный и избегал зла. Он никогда не занимался делами в воскресенье или по церковным праздникам, а также не позволял придворным разговаривать во время службы, приносить в церковь ловчих соколов и являться в дом Божий с мечами или кинжалами, а во все продолжение службы стоял коленопреклоненный, в совершенном молчании, опустив голову. Какие бы обязанности ни исполнял он в повседневной жизни, он неизменно был погружен в благочестивые размышления и молитвы и пребывал более в своем собственном мире, куда он удалялся, спасаясь от жестокости и грубости тогдашней политики.
Нельзя отрицать, что его набожность превосходила общепринятую, но то же можно сказать и о многих его современниках. Он был королем, и именно поэтому его благочестие привлекало внимание. К двадцати пяти годам он прославился по всей Европе, а папа Евгений IV, на которого произвели глубокое впечатление благотворительность короля и его попечение о бедных, пожаловал ему высочайшую папскую награду, Золотую розу. Впрочем, так он отличил Генриха и по более циничной причине: Евгений хотел получить денег от церкви Англии и надеялся, что Генрих будет способствовать ему в этом.
Благочестие монарха встречало у большинства его подданных живой и теплый отклик, хотя находились и те, кто втайне придерживался мнения, что лучше бы ему было сделаться монахом, чем королем. Он непрестанно побуждал своих вельмож молиться, и они, зная, что это в их интересах, послушно соглашались, так как Генрих мог щедро вознаграждать и жаловать тех, кто ему угодил.
Подобно своему столь же набожному отцу, Генрих VI был беспощаден к лоллардам и другим еретикам и за время своего царствования сжег многих из них на костре. В отличие от Генриха V, он основал не так много монастырей и часовен для заупокойных молебнов. К концу его царствования прочитываемые перед ним проповеди заранее подвергал цензуре совет, дабы король не испытал неловкость, услышав какую-либо критику в свой адрес.
Справедливым будет сказать, что Генрих полагал себя блюстителем общественной нравственности. Он никогда не поминал имя Божие всуе, никогда не бранился, не терпел брани в своем присутствии и мягко упрекал или строго отчитывал аристократов, которые ослушивались его приказа: «Всякий, кто употреблял непристойные ругательства, был ему отвратителен». Если же ему случалось браниться, то он никогда не произносил выражений более грубых, чем «Святой Иоанн!» или «Видит Бог!».
Он не выносил капризов моды и полагал, что тогдашние откровенные наряды склоняют слабых к плотскому греху, и это мнение разделяли многие современные ему моралисты. По словам Блэкмена, «он принимал великие меры предосторожности, дабы сохранить целомудрие не только свое собственное, но и своих слуг», и был столь озабочен тем, как бы при дворе его не воцарилась безнравственность, что не стеснялся даже «зорко следить из потайных окон своего покоя» за женщинами, входящими во дворец, «дабы глупая дерзость их не соблазнила никого из его придворных».
Он был необычайно скромен и стыдлив и весьма оскорблялся видом наготы, часто ссылаясь на Петрарку и говоря, что нагота, свойственная тварям, отвратительна и людям не пристала, в отличие от скромности, о коей заботятся пристойные одеяния. Посетив римские бани в Бате, он узрел «людей совершенно обнаженных, отбросивших всякие покровы, чем был весьма раздосадован» и удалился оттуда в смущении, «оскорбленный зрелищем подобной наготы». Однажды, во время рождественских празднеств, некий лорд, возможно желая сыграть с ним злую шутку, «привел пред очи его, дабы они исполнили танец или показали живые картины, молодых леди с обнаженной грудью, которым надлежало в таком виде увеселять короля, но тот гневно отвратил взор свой, отвернулся от них и покинул зал, повторяя: „Стыд и срам, стыд и срам!“»
Незадолго до того, как Генрих в возрасте двадцати трех лет сочетался браком, папский нунций при английском дворе сообщал, что он ведет образ жизни скорее монашеский, нежели монарший, и «избегает общества женщин». Блэкмен говорит, что в юности он «был горячим приверженцем целомудрия». Он «был чист и непорочен с самого детства и, будучи юн, избегал всякого беспутства и не грешил ни словом, ни делом». Он любил читать трактаты на темы морали и другие душеспасительные сочинения, способствующие упрочению нравственности, и твердо верил, что распространение подобных книг научит его подданных более добродетельному поведению. Его камергер, сэр Ричард Танстолл, вспоминал даже, что король посвящал немалую часть своего досуга чтению книг и хроник, а по церковным праздникам – Священного Писания.
Подобно своему отцу, Генрих очень любил музыку, покровительствовал музыкантам и композиторам и стал первым королем, назначившим учителя детскому хору певчих придворной часовни, а Кембриджский университет под его патронажем присудил первые ученые степени музыкантам. Генрих и сам был незаурядным композитором, а рукопись его «Санктуса» (Серафимской песни) до сих пор хранится в Кингз-колледже (Королевском колледже) Кембриджского университета.
Образование было одной из главных страстей Генриха, и он особенно радел о распространении грамотности среди своих подданных: в сущности, его куда более заботило образование, чем управление страной и восстановление в этой стране попранной справедливости. Он щедро одаривал ученых и неустанно покровительствовал Оксфордскому и Кембриджскому университетам. В его царствование было основано много грамматических школ, предназначенных для мальчиков из преуспевавших в последнее время средних классов, и для бедных мальчиков, которые иначе, пожалуй, не получили бы достойного образования и могли извлечь для себя пользу из благотворительных стипендий.
В первую очередь Генрих заботился о двух академических институтах, Итон-колледже и Кингз-колледже Кембриджского университета. Он не только основал эти образовательные учреждения, но и тщательно следил за их строительством, не жалея на него денег. Блэкмен утверждает, что Генрих «почтил своим монаршим присутствием закладку первого камня в их основание и, преисполнившись великой набожности, посвятил сии учреждения Всемогущему Господу».
С тех пор как ему исполнилось семнадцать, Генрих желал основать посвященный молитве и благотворительности колледж, где перед сыновьями бедных семейств открывались бы новые возможности через бесплатное образование. Королевский колледж Богоматери Итонской рядом с Виндзором был основан в 1440 году и предусматривал вакансии ректора, учителя, десяти священников, четырех писцов, шести певчих, а также места для двадцати пяти бедных и неимущих учеников и двадцати пяти бедных и неимущих дряхлых старцев. В 1443 году король увеличил число учебных мест для бедных мальчиков до семидесяти и сократил число мест для неимущих дряхлых старцев до тринадцати. В это время была учреждена начальная Итонская школа, существующая до сих пор, а дормиторий и часовня возведены несколькими годами позднее. Генрих опасался, как бы оттого, что колледж располагается столь близко к виндзорскому двору, «невинные агнцы не прельстились порочными деяниями и распутным поведением придворных и не стали им подражать». Если он обнаруживал мальчиков – учеников колледжа на территории Виндзорского замка, то немедля посылал их обратно, поясняя, что при дворе юным не место. Он ничего так не любил, как посещать Итон, раздавать ученикам деньги и наказывать им вести себя примерно, «быть добрыми и послушными, истинными слугами Господними».
Кингз-колледж (Королевский колледж) Кембриджа был основан в 1441 году, чтобы мальчики, окончившие Итон, могли продолжить там свое обучение. Здания колледжа и его часовню до сих пор причисляют к главным красотам Кембриджского университета. Учреждая подобные учебные заведения, Генрих отчасти помышлял о своем загробном существовании и «собирал сокровища на небе»[22], поскольку, осыпая их деньгами и столь тщательно о них заботясь, он сознательно пытался затмить такие образовательные институты, как школы и колледжи, основанные Уильямом Уикемом в XIV веке.
Генрих тратил крупные суммы на свои образовательные проекты, свои дворцы и – прежде всего – на своих фаворитов, не очень-то задумываясь об опустошенной казне. Им легко манипулировали, его без труда эксплуатировали беспринципные придворные, норовившие воспользоваться его чрезмерной щедростью; он же, в свою очередь, не будучи проницательным, не мог здраво судить о том, достойны ли они его наград. Он был человеком не от мира сего, в сущности, застенчивым и наивным и не умел общаться с людьми. Он был слишком простодушен, чтобы взять на себя какую-либо политическую роль, слишком открыт и честен и лишен хитроумия и способности к притворству. Он с болезненной чувствительностью воспринимал не только сомнения некоторых подданных в праве Ланкастеров на престол, но и попытки ограничить его королевскую власть, и, если вспомнить о его долгом несовершеннолетии и тех трудностях, с которыми он столкнулся, утверждая и упрочивая свой монарший авторитет, эту его обидчивость, пожалуй, можно понять. Как человек он был высоконравственен и добр; как монарх он был катастрофой.
Главная слабость Генриха VI заключалась в том, что он безропотно подчинялся политическим группировкам, которые часто манипулировали им, заставляя принимать неразумные решения, и более всего были заинтересованы в продвижении собственных интересов. Генрих обладал исключительным «умением» окружать себя наиболее алчными, эгоистичными и непопулярными вельможами и, следуя их советам, проявил явную неспособность к здравым политическим суждениям. К тому же он не пытался противиться тем, с кем бывал несогласен. Тот, кто подчинял себе короля, подчинял себе страну; поэтому в царствование Генриха Англией правила в соответствии со своими желаниями политическая группировка, которой посчастливилось в тот или иной момент повлиять на короля.