их сцен.
Генрих V владел шпалерами, представляющими Эдуарда Исповедника, сцены из легенд о короле Артуре, императора Карла Великого, римского императора Октавиана, легендарного короля Франции Фарамонда, рыцарский турнир, аллегорические сюжеты, такие как «История Амура и Психеи» или «Древо вечной юности», даму в шатре, Благовещение, Пять радостей Богоматери и трех волхвов. Эти шпалеры почти наверняка все еще украшали дворцы Генриха VI.
На каждый год приходилось несколько христианских праздников, которые король отмечал с великой пышностью, и по такому случаю сотни аристократов, мелкопоместных дворян-джентри, рыцарей и сквайров стекались со всей страны, дабы узреть своего монарха в короне, на пиру, окруженного подданными. Всем полагался стол и кров за счет королевской казны. Те, кто хотел получить аудиенцию у короля, иногда ждали неделями, поскольку пробиться к монарху можно было лишь через сложную сеть корыстных покровительственных отношений, выстроенных вокруг него алчной знатью, и со всех сторон его осаждали жаждущие прибыльных постов и должностей, восстановления попранных прав или иных отличий. Придворные Генриха склонны были объединяться во враждующие клики, создававшие атмосферу подозрительности, зависти и интриг.
По обычаю именно двор устанавливал тенденции в моде, будь то фасоны платья, манеры или художественный вкус, и монарх естественным образом выступал в роли арбитра этих новых веяний, но Генрих VI считал себя выше подобной мирской суеты, предпочитая поощрять общественную нравственность и личное благочестие. Он действительно выступал покровителем литературы, музыки, искусства и зодчества, однако его двор нельзя описать как центр культуры и учености, каковыми сделались дворы английских монархов позднее.
Двор Генриха VI был обширен, неповоротлив и коррумпирован. Придворные служащие злоупотребляли его покровительством и расточали средства короны с катастрофическими последствиями для экономики и вызывали сильную неприязнь у вельмож, большинство из которых были исключены из этого привилегированного круга. В 1433 году, в период несовершеннолетия монарха, содержание двора обходилось в 13 тысяч фунтов в год; к 1449 году оно составляло уже 24 тысячи в год. Даже в 1433 году за королевским двором числился долг в 11 тысяч фунтов, и эта сумма неуклонно росла с каждым годом. Представители палаты общин жаловались в парламенте на дурное влияние, которое оказывают на короля придворные, на чрезмерную щедрость, с которой король одаривает приближенных, и на губительность королевского фавора, который обращается в конечном счете против самого монарха, ведь ему надлежит быть справедливым и беспристрастным ко всем в равной мере. Впрочем, Генрих не обращал внимания на эти жалобы. Коль скоро у него хватало средств на учреждение благотворительных и образовательных институтов, он был всем доволен. Время от времени он оказывал давление на казначейство, требуя списать растущие долги его двора, но не имел никаких стимулов делать еще что-либо, так как располагал личным доходом, получаемым главным образом от герцогства Ланкастерского. Впрочем, у парламента эта ситуация вызывала озабоченность, и в 1440 году, откликаясь на ходатайство королевских слуг, которым давно не платили жалованье, парламент объявил, что в течение следующих пяти лет казна будет получать по десять тысяч фунтов в год от введения новых налогов и направит эти деньги на погашение долгов двора. Подданные короля, которым пришлось платить по счету, были весьма раздосадованы.
Однажды ночью в январе 1438 года Оуэн Тюдор, прибегнув к помощи некоего священника, бежал из темницы в Ньюкасле, «коварно ранив тюремщика» при побеге. В марте его вновь поймали и препроводили в темницу. Впрочем, в июне его перевели под надзор коменданта Виндзорского замка. Там он пробыл два года, а затем, в июле 1439 года, был выпущен под огромный залог в две тысячи фунтов, при условии что не попытается и близко подойти к Уэльсу. 10 ноября король, «побуждаемый особыми причинами», даровал ему совокупное помилование за все преступления, совершенные до октября прошлого года; в чем именно заключаются его преступления, опять-таки не уточнялось.
Отныне Оуэн Тюдор не возвращался к прошлому. Король «в знак особой милости» пожаловал ему пособие в размере 40 фунтов в год из своих личных средств, и следующие двадцать лет Тюдор провел, не привлекая к себе внимания, тихо, но безбедно. Живший при королевском дворе примерно до 1455 года, он пользовался любовью и уважением своего пасынка-короля, который неоднократно дарил ему земельные угодья, а в 1459 году увеличил его ежегодное пособие до 100 фунтов. В феврале 1460 года он был назначен смотрителем королевских парков в графстве Денби, и мы можем предположить, что к этому времени ему вновь позволили поселиться в его родном Уэльсе.
В 1459 году валлийка, имя которой история не сохранила, в замке Пембрук родила Тюдору внебрачного сына, Дэвида Оуэна. Когда внук Оуэна Тюдора, Генри Тюдор, в 1485 году вторгся в Уэльс, Дэвид поддержал его и был посвящен в рыцари; после того как Генри несколько дней спустя сделался королем Генрихом VII, сэр Дэвид Оуэн преуспел, женился на богатой наследнице и, вероятно, поселился в Сассексе, где он и похоронен в монастырской церкви Исборна, возле Мидхёрста.
Генрих VI не только материально поддерживал своего отчима, но и заботился о своих сводных братьях, Эдмунде и Джаспере Тюдорах. В какой-то момент, не ранее марта 1442 года, он распорядился привезти их из аббатства Баркинг и поселить при дворе. Здесь, по словам Блэкмена, Генрих изо всех сил старался сделать все для «лордов Эдмунда и Джаспера, малых детей, а потом и отроков, поместив их под опеку самых строгих и надежных наставников, добродетельных и достойных священников, дабы те неустанно и неусыпно заботились о них, не позволяя предаваться непокорности и буйству, свойственным юности, подобно тому как не дают бурно разрастись молодому деревцу, подрезая его ветви». Резвым, живым мальчикам такой воспитательный режим наверняка казался очень скучным, а в источниках даже не зафиксирован тот факт, что их обучали каким-то рыцарским искусствам, хотя, вероятно, какие-то рыцарские умения и навыки им все-таки привили, ведь оба они впоследствии были назначены на ответственные военные посты. Эдмунд и Джаспер не могли не оценить очевидную заботу и участие короля, и это укрепило братские узы, которые будут связывать их всю жизнь.
С тех пор как Генрих VI взял на себя контроль над правительством в 1437 году, кардинал Бофорт и его семейство процветали. Никогда прежде ни один король не был столь щедр к своим родственникам. К 1441 году одиннадцать представителей семейства Бофорт были назначены на должность шерифа и тем самым распространили свое влияние на одиннадцать английских графств-широв. Союзник кардинала Саффолк, которого тот воспитывал как своего политического наследника, также извлек для себя пользу из подобных даров, невероятно приумножив за эти годы свое богатство и упрочив власть.
Глостер, на протяжении тридцатых годов XV века неутомимо выступавший за продолжение Столетней войны, теперь обнаружил, что он и его сторонники составляют меньшинство в совете. Благодаря восторженной поддержке короля точка зрения Бофорта возобладала, и Глостер остался буквально в политической изоляции, а его влияние на племянника стало день ото дня уменьшаться. Теперь большинство членов совета ясно осознавало, что политический курс Глостера нереалистичен и потому обречен на неудачу и что со времен заключения Аррасского договора шансы Англии завоевать Францию равны нулю.
Первое посольство, которое Бофорт отправил на мирные переговоры с Карлом VII, потерпело фиаско. Кардинал заключил, что Англия должна предложить лучшие условия и согласиться на большие уступки и что мирный договор следует скрепить королевским брачным союзом. В этом году в качестве временного заместителя Уорика наместником Франции был назначен племянник кардинала Джон Бофорт, граф Сомерсет, получавший заоблачное жалованье в размере 7200 фунтов в год.
В 1440 году Шарль Валуа, герцог Орлеанский, томившийся в английском плену с 1415 года, то есть со времен битвы при Азенкуре, был отпущен на свободу в надежде, что его освобождение склонит французов еще раз обсудить условия мира. Глостер разгадал эту уловку и задал совету вопрос: стал бы Генрих V освобождать герцога, не потребовав сначала гигантского выкупа?
Йорк поддержал Глостера, поскольку его уже разочаровала борьба враждующих кланов и группировок в Англии и разгневала бездеятельность и безучастность правительства, допустившего дальнейшее ухудшение дел во Франции. При поддержке герцога Глостер обвинил кардинала и его партию в том, что они настраивают короля против него и Йорка, но его протесты не были услышаны. Теперь в совете главенствовал Бофорт и его приспешники: Саффолк, Джон Кемп, архиепископ Йоркский, Адам Молинс, епископ Чичестерский, а также графы Нортумберленд, Стаффорд и Хантингдон, – тогда как король с трудом выносил устаревшую политику своего дяди Глостера.
От Йорка в крайнем случае можно было избавиться. 2 июля 1440 года совет вновь назначил его наместником Франции сроком на пять лет, с возмещением расходов из казны в размере 20 тысяч фунтов в год. Вероятно, Йорк оказался единственным, кто был способен по своим талантам и положению занять место Уорика. Он уже приобрел некий опыт управления Францией во время своего предыдущего пребывания в должности, а кроме того, осознавал, сколь великие трудности его ожидают. Какого бы мнения он лично ни придерживался о политике кардинала, ему вменялось в обязанность прийти к соглашению с Карлом VII и сделать все для заключения желанного мирного договора. Одновременно ему предстояло спасать быстро ухудшающуюся ситуацию на оккупированных Англией французских территориях, и это только при минимальной поддержке из дома. Возмещения расходов из казны он так и не увидел.
Впрочем, Сомерсет не хотел уступать свой прибыльный пост Йорку и после назначения своего преемника еще какое-то время продолжал получать жалованье. Поскольку Йорк вступил в должность только 23 июня 1441 года, никаких официальных возражений против этого не последовало, а к тому времени, как Йорк высадился в Нормандии с пятьюстами солдатами, Сомерсет уже оставил свой пост и отбыл в Англию, не дожидаясь своего преемника, чтобы формально передать ему дела.