Во время своего пребывания в должности Йорк великолепно управлял английскими территориями и, по словам Ваврена, «одержал много почетных и блистательных побед над французами. Все, что совершил он на своем посту, было в высшей степени похвально и способствовало вящей славе и процветанию английской короны и возвеличению его повелителя короля, коему служил он с должным благоговением и верностью». Чтобы упрочить свое положение во Франции, Йорк сплотил вокруг себя свиту, состоящую из влиятельных сторонников, таких как сэр Уильям Олдхолл, которые служили еще под началом Бедфорда и были готовы присягнуть на верность его преемнику, но прежде всего осуждали подход к ведению войны, избранный правительством в Лондоне, и были убеждены, что еще не все потеряно безвозвратно.
Дома их союзник Глостер, к немалому смущению совета, громогласно возражал против политики мира и затруднял тем самым ведение переговоров, а если бы об этом узнали те, для чьих ушей его протесты не предназначались, то заключение мира и вовсе могло бы сорваться. Партия мира осознавала, что нужно каким-то образом заставить его замолчать или по крайней мере вызвать к нему недоверие.
Заговор с целью дискредитировать герцога почти наверняка задумал и в мельчайших деталях разработал его старинный враг кардинал Бофорт, которого поддержала почти вся его партия, включая кардинала архиепископа Кемпа и прежде всего короля. Результат заговора свидетельствовал о том, сколь мстительным мог быть Генрих VI, если чувствовал, что его исключительные права подвергают сомнению.
Глостер неоднократно вступал в брак, в том числе и при довольно двусмысленных обстоятельствах. Так, совершив грех, он женился на уже состоявшей в законном браке Жаклин, герцогине Геннегау, но она не родила ему детей, и когда она ему наскучила, он добился расторжения брака и женился на своей любовнице Элинор Кобем, которая была и всего-то дочерью рыцаря и уже успела подарить ему двоих бастардов. Бофорт планировал нанести Глостеру удар, используя в качестве непосредственной мишени его герцогиню, пользовавшуюся репутацией столь скандальной, что народ с легкостью поверил бы самым гнусным слухам о ее поведении. По-видимому, Элинор сама сыграла кардиналу на руку. Не удовлетворившись тем, что сделалась герцогиней Глостерской, она вполне осознавала, что, если король умрет, на трон взойдет ее муж и она станет королевой Англии. Подвергая себя опасности, она баловалась колдовством и, в частности, велела составить свой гороскоп, дабы узнать, что готовит ей будущее, то есть прибегла к обычаю, весьма осуждавшемуся церковью, и, еще того хуже, слепила из воска и растопила на огне фигурку короля.
В июне 1441 года Элинор во время обеда в Лондоне, куда она была приглашена, арестовали по обвинению в колдовстве. Ее судили церковным судом вместе с несколькими сообщниками, и всех признали виновными. Секретаря Элинор, Роджера Болингброка, повесили, подвергли вырыванию внутренностей и четвертовали, а Марджери Джордмейн, известную как ведьма из поместья Ай, сожгли на костре. Сама Элинор отделалась относительно легко и была приговорена всего к трем публичным покаяниям. Впрочем, когда Элинор совершила их, суд, теперь уже светский, приговорил ее к пожизненному заключению за государственную измену. Она была заключена сначала в замке Честер, затем в замке Кенилворт, роскошной королевской резиденции, а потом на острове Мэн. Она умерла либо в 1446, либо в 1457 году, по-прежнему пребывая в заключении.
Глостер, зная, в насколько опасном положении находится он сам, и догадываясь, что, если он открыто поддержит жену, его враги обрушатся на него как на сообщника, хранил молчание на всем протяжении суда и приговора, хотя, вероятно, понимал, кто стоит за судебным процессом против его жены.
Несмотря на отсутствие любых свидетельств, что Глостер был каким-то образом причастен к преступлениям жены, доверие к нему как к политику и его могущество оказалось сильно подорвано после ее осуждения. Он навсегда утратил прежнее влияние в совете и отныне лишь изредка посещал его заседания. Он был не настолько сломлен, чтобы не критиковать более королевскую мирную политику, однако основательно дискредитировал себя. Спустя двадцать лет Бофорт наконец победил соперника.
7. «Королева, за которой не дают и десяти марок…»
Теперь, когда Глостер был унижен и присмирел, кардинал Бофорт мог сосредоточить все свои усилия на достижении желанного мира с Францией, ради которого он неустанно трудился весь 1442 год. Однако к весне 1443-го перспектива заключения мира, казалось, вновь отдалилась, поскольку переговоры зашли в тупик и исчезли надежды возобновить их. Столь печальное положение вещей сложилось главным образом из-за упрямства и негибкости англичан, настаивавших, чтобы французы признали законным королем Генриха VI, хотя было совершенно очевидно, что французы одерживают победу на поле брани. Конечной целью короля Карла было отвоевать захваченные англичанами территории, но пока он утверждал, что владеет ими как сюзерен, и Генрих VI не мог с этим согласиться.
В этот момент Карл и его сын, дофин Людовик, вторглись в провинцию Гасконь, составлявшую часть герцогства Аквитанского. Англичане ожидали нападения французов на Нормандию и столь увлеклись подготовкой оборонительных сооружений, что, когда осознали, в чем дело, сдерживать натиск французов с юга было уже поздно. В апреле 1443 года совет назначил Сомерсета наместником Аквитании и главнокомандующим тамошними английскими силами, не посоветовавшись предварительно с Йорком, который пришел в ярость от такого оскорбления, ведь его военная власть распространялась на всю Францию. Кроме того, положение ухудшало и отсутствие у Сомерсета хоть сколько-нибудь значимой военной карьеры. В 1421 году он попал в плен в битве при Боже и семнадцать лет провел в плену во Франции. Соответственно, он не приобрел существенного военного или политического опыта и оказался несведущим командиром, эдаким дилетантом в военном деле.
В августе 1443 году Сомерсету был пожалован титул герцога Сомерсета и графа Кендала; кроме того, опять-таки без согласования с Йорком, его назначили командующим экспедиционным корпусом, который ему предстояло вести в Гасконь. Сомерсет попытался смягчить герцога, отправив ему послание, что он-де послужит щитом «между ним и его лютым врагом», и уверяя, что не в его намерениях «совершить что-либо в ущерб той власти, которой мой кузен Йорк располагает над этой страной Францией и Нормандией по произволению короля». Тем не менее Йорка, вероятно, оскорбили абсолютно сознательно, а в довершение ко всему, если Йорк получал лишь скудную финансовую помощь из Лондона, на экспедицию Сомерсета денег не пожалели.
Далее все пошло только хуже. Йорк ожидал очень нужных подкреплений в Нормандии, но вскоре узнал, что их перебросили в Гасконь, где возглавляемая Сомерсетом кампания завершилась сокрушительным поражением, перед каковым поражением он еще успел разгневать союзника Англии герцога Бретонского. Сомерсет был вынужден вернуться в Англию со стыдом и позором, ничего не добившись.
В Руане Йорк кипел от негодования. Сейчас он переживал серьезные финансовые трудности из-за того, что правительство не сумело выделить ему обещанное ежегодное жалованье в размере 20 тысяч фунтов, предназначенное не только покрыть его личные расходы, но и денежное довольствие его солдат и чиновников. Поэтому ему пришлось платить им из собственного кармана или столкнуться с перспективой дезертирства и мятежей. Совет пребывал в блаженном убеждении, что Йорку вполне хватает средств, получаемых от уплачиваемых в Нормандии налогов, но на деле до герцога почти не доходили деньги из этого источника, так как их направляли на другие первоочередные нужды.
Правительство подлило масла в огонь, согласившись выплачивать горе-главнокомандующему Сомерсету ежегодное жалованье в размере 25 тысяч фунтов. Узнав об этом, Йорк пришел в такую ярость, что написал королю, прося немедленно выплатить ему ежегодное жалованье, как предусматривали условия его службы в то время, когда он заступил на свой пост. Генрих имел дерзость ответить, что, поскольку огромные суммы были потрачены на снаряжение и снабжение продовольствием войска Сомерсета, он надеялся, что Йорк «потерпит и не станет пока более его беспокоить». Но Йорк не унимался. Тщетно снова и снова ходатайствовал он не только о возмещении ему финансового ущерба, то есть личных средств, потраченных им на войну, но и денег, которые задолжала ему корона. На протяжении двух сроков пребывания в должности он субсидировал правительство Нормандии и военные кампании и теперь понес такой финансовый ущерб, что вынужден был заложить едва ли не самое дорогое и высоко ценимое свое достояние, тяжелое золотое ожерелье, украшенное драгоценными камнями и эмалевыми белыми розами – эмблемой Йорков, с подвеской, выполненной из огромного, удлиненной формы бриллианта. Если не считать драгоценностей короны, это ожерелье считалось самым роскошным и высоко ценимым украшением в Англии. Йорк был богатейшим из вельмож Генриха, однако он разорился на службе у своего повелителя и согласился расстаться с этим ожерельем лишь в минуту крайней нужды.
Прошения Йорка игнорировались. Впрочем, когда правительство действительно выделяло деньги – что случалось нечасто, – первыми удовлетворялись притязания Сомерсета, желавшего заплатить свои личные долги. Йорк ясно осознал, что, пока бездарный Сомерсет пользуется расположением короля, он, Йорк, будет пребывать в политической безвестности, а материальный ущерб ему никто не возместит. Именно в этот момент его гнев и разочарование достигли предела, переродившись в смертельную ненависть к Сомерсету, которого он справедливо считал главным своим политическим противником. Вот где берет свое начало многолетняя вражда Йорков и Бофортов, вражда, которая могла завершиться только гибелью кого-то из них.
К 1441 году Генрих VI возымел «серьезное желание связать себя священными узами брака». Как и любой молодой человек, он стремился найти невесту красивую и привлекательную и с этой целью настаивал, чтобы ему присылали портреты каждой подходящей претендентки. Увы, ни один из этих портретов до нас не дошел.