Кроме того, Генрих был убежден, что ему следует заключить брачный союз, который упрочил бы долгожданный мир с Францией, и с 1441 по 1443 год подумывал о женитьбе на дочери графа д’Арманьяка, соперника Бургундии. Затем, осенью 1443 года, кардинал Бофорт предложил кандидатуру Маргариты Анжуйской, приходившейся племянницей по жене Карлу VII, и подобный замысел с воодушевлением поддержал Саффолк, который без особого труда убедил совет согласиться на этот брак. Филипп Бургундский предлагал выдать Маргариту за Генриха еще в 1436 году, но Карл VII тогда решительно воспротивился. Теперь же, судя по всему, на этом браке настаивал герцог Орлеанский. Естественно, Глостер стал возражать, хотя бы потому, что этот союз весьма одобрял Бофорт, но Глостер не имел влияния на короля, которого перспектива брака с Маргаритой приводила в восторг.
Если официально двор обратился к королю Карлу через целое посольство епископов, возглавляемое самим кардиналом, то молодой король прибег к собственным способам, чтобы получить сведения о предполагаемой невесте. В Лондоне жил отпущенный на свободу под честное слово французский рыцарь из Анжу по фамилии Шаншевриер, в свое время взятый в плен сэром Джоном Фастольфом. Генрих был знаком с этим рыцарем, и, зная, что тот видел Маргариту, Бофорт и Саффолк поручили ему всячески восхвалять ее перед будущим женихом. Шаншевриер столь красноречиво описал Генриху красоту, прелесть и редкие дарования принцессы, коими наделила ее природа, что вскоре Генрих был совершенно очарован и склонен забыть тот факт, что нареченная его – бесприданница.
Генрих желал получить миниатюрный портрет прекрасной леди, но тут возникли трудности, ведь английские посланники пока не успели начать официальные переговоры, да к тому же никто еще не был уверен, что их предложение будет принято благосклонно. Вся ситуация требовала осторожных дипломатических маневров, но Генрих отправил Шаншевриера ко двору герцога Лотарингского, где пребывали Маргарита и ее родители, чтобы тот тайно добыл ее портрет.
Тем временем сэр Джон Фастольф узнал, что его пленник как будто нарушил данное слово и бежал во Францию, не дождавшись, когда за него заплатят выкуп, а такой поступок покрывал любого рыцаря несмываемым позором. Поскольку уплата выкупа была необходимым условием освобождения, Фастольф имел право ходатайствовать перед Карлом VII, чтобы его пленника ему вернули; это предусматривалось законами рыцарства. Именно так Фастольф и сделал, и Шаншевриер, уже раздобывший протрет, был арестован французскими солдатами на обратном пути в Англию. Потребовав аудиенции у короля Карла, он при личной встрече признался, зачем прибыл во Францию. Узнав об этом, Карл втайне обрадовался, ибо также видел преимущества союза между Англией и Францией. Шаншевриера отпустили из-под стражи и позволили незамедлительно вернуться в Англию, так как Карл повелел ему убеждать Генриха VI в том, сколь выгоден для него брак с Маргаритой Анжуйской.
Как и было задумано, Генрих получил миниатюрный портрет, выполненный знаменитым, но оставшимся неизвестным художником, которому заплатил Саффолк, и тотчас же в этот портрет влюбился. Уже в октябре 1443 года он в послании к Саффолку описывал запечатленную на нем леди как «превосходящую всех красотою, великолепную и всех затмевающую собой Маргариту».
Маргарита Анжуйская родилась в марте 1429 года в Лотарингии, в Понт-а-Муссоне. Она была дочерью Рене, герцога Анжуйского и номинального короля Неаполя, Сицилии и Иерусалима, от Изабеллы, дочери герцога Лотарингского Карла Отважного. Крещенная в Туле, в младенчестве она росла под присмотром старой няни своего отца Теофании Волшебницы и провела раннее детство между замком Тараскон на Роне и старинным королевским дворцом в неаполитанской Капуе. Ее мать, сама весьма одаренная, заботилась о том, чтобы она получила хорошее образование, обучала ее самостоятельно и, возможно, распорядилась, чтобы она брала уроки у ученого Антуана де ла Саля, который преподавал ее братьям. В детстве Маргарита носила прозвище la petite créature, Малютка.
Рене Анжуйского описывали как монарха со множеством корон, но без земель. Родившийся в 1408 году, он поначалу делал политическую карьеру с переменным успехом. Он унаследовал герцогство Анжуйское в 1434 году, но затем его земли оккупировали англичане. В 1435 году он предъявил права на Королевство Неаполитанское, но вынужден был уступить свой титул Альфонсо Арагонскому. Тем не менее Рене по-прежнему величал себя королем Неаполя и Сицилии, хотя его притязания на этот трон были столь же необоснованны, как и на королевства Иерусалимское и Венгерское.
В 1441 году Рене вернулся во Францию и там благодаря браку своей сестры Марии с Карлом VII создал сферу влияния при французском дворе. Дружба Рене и Карла брала начало еще в их детстве, когда они вместе росли при дворе отца Рене в Анжере. Теперь он сделался членом королевского совета и почетным придворным, неизменно сопровождавшим Карла на турнирах, придворных церемониях и пирах. Он также сражался за французского короля в Нормандии и Лотарингии. К 1444 году Рене, несмотря на свой безземельный статус, сосредоточил в своих руках немалую власть при французском дворе, а миланский посланник замечал, что «именно он правит всем королевством».
Образ жизни Рене вел весьма роскошный и любил окружать себя драгоценными редкостями вроде шелков и фарфора, привозимых из самого Китая. Он был утонченным, высокообразованным и талантливым человеком, одаренным поэтом и художником, а выполненные им иллюминированные рукописи можно отнести к числу лучших образцов его эпохи. Кроме того, он слыл недурным музыкантом. Его небольшой, но блистательный двор привлекал разного рода талантливых людей, ищущих покровительства. В первую очередь он прославился своими турнирами, которые Рене превратил в некую разновидность изящного искусства, а также созданием затейливого жанра пасторальной идиллии, вдохновленного новым гуманизмом, который триумфально распространялся по всей Европе из Италии.
У Рене было пятеро детей, включая наследника, Иоанна Калабрийского, Иоланду, вышедшую замуж за бургундского аристократа, и Маргариту, которую бургундский хронист Ангерран де Монстреле называет одной из младших его дочерей. Она была еще девочкой, а отец уже подыскивал ей жениха, рассматривая нескольких возможных кандидатов на ее руку, в том числе императора Фридриха III. В 1443 году он отправил ее ко французскому двору, где ей предстояло жить под покровительством тети, королевы Марии, а в начале 1444 года подумывал выдать ее за сына герцога Бургундского Шарля, графа де Шароле. Однако наследственные земли Рене, Мэн и Анжу, все еще находились в руках англичан, и потому, узнав об интересе Генриха VI к его дочери, он увидел шанс вернуть себе утраченные владения.
Маргарита провела год при французском дворе, где все превозносили ее красоту и добрый нрав. Бургундский хронист Барант писал: «Не было во всем христианском мире принцессы, равной по своим дарованиям госпоже Маргарите Анжуйской. Она уже прославилась во Франции своей красотой, острым умом и величием духа, свидетельствовавшим о смелости». Как требовали того куртуазные обычаи, она уже привлекла к себе поклонника – Пьера де Брезе, сенешаля Анжу, который проникся к ней совершенно пристойной и рыцарственной любовью, сражался на турнирах, повязав шарф в ее цветах, и величал себя «ее верным рыцарем и преданным слугой».
В январе 1444 года казалось, что Англии вот-вот удастся заключить мир с Францией, ибо в этом месяце между Генрихом VI, Карлом VII и Филиппом Бургундским было достигнуто соглашение о том, что их уполномоченные вскоре встретятся в Туре, чтобы обсудить условия мира и перспективы брачного союза Англии и Франции. Присутствовать на переговорах обещал и Рене Анжуйский, отец потенциальной невесты.
В феврале ко французскому двору в Тур отправилось английское посольство, возглавляемое Саффолком. По-видимому, Саффолк воспринял свою миссию без особого восторга, запоздало осознав, что мир с Францией англичане встретят неодобрительно, и, как следствие, не желал, чтобы его имя слишком тесно связывали с непопулярным политическим курсом. Он тщетно молил короля послать кого-нибудь другого, но Генрих раз в кои-то веки заупрямился. Он был вполне уверен, что Саффолк успешно решит порученную задачу, и потому Саффолку оставалось только покориться. Даже Глостер понял теперь, что продолжать войну безнадежно, хотя он всячески побуждал короля заключить выгодный мир, пока он еще в силах диктовать условия. Он пришел бы в ужас, если бы узнал, что Генрих к тому времени убедился, что мира можно было достичь, лишь пойдя на уступки французам, даже тайно.
В марте 1444 года Саффолк и его свита высадились в Арфлёре, снаряженные самым великолепным образом за счет казначейства, которому подготовка его миссии обошлась недешево. В апреле его весьма учтиво, со всеми церемониями, приличествующими при государственном визите, приняли Рене и Карл. Потом начались мирные переговоры. Саффолк официально попросил руки Маргариты Анжуйской, и Рене с готовностью согласился, но предупредил герцога, что у него нет ни гроша и что он не может обеспечить дочери положенное приданое. Затем Рене, преисполнившись безрассудства, потребовал, чтобы по условиям брачного договора Англия вернула ему графства Мэн и Анжу, и король Карл поддержал это требование. Саффолк послал это дело на рассмотрение королевского совета, вполне отдавая себе отчет в том, что передача Рене Мэна и Анжу в обмен на королеву, которая не приносила решительно никакой финансовой выгоды, вызовет у англичан сильнейшее раздражение. Увы, незадолго до того Генрих VI узнал, что к Маргарите намерен посвататься граф де Невер, и понял, что должен действовать быстро.
Впоследствии Саффолк уверял, будто это епископ Молинс вынудил Генриха принять требования французов, но епископ на смертном одре объявил, что короля убедил согласиться сам Саффолк. Степень вовлеченности Саффолка в эти интриги, вероятно, никогда уже не удастся установить, но в конечном счете ответственность, конечно, лежала на Генрихе. Несомненно, и он, и его совет осознавали, какой ужас охватит его подданных, когда они узнают, что их король снова беспечно уступил завоеванные с таким трудом графства Мэн и Анжу французам. И, именно осознавая последствия такого шага, Генрих и его советники, передавая, что согласны принять условия французов, настояли на том, чтобы соглашение держалось в тайне, пока свадьба не будет «fait accompli»