В Ламбетском дворце можно увидеть резные фигуры Генриха и Маргариты, выполненные в XV веке. Скульптурная голова, якобы изображающая Маргариту, размещена на консоли при входе в приходскую церковь городка Хенли-ин-Арден; рельефные головы Маргариты и Генриха украшают отлитый пятьсот лет тому назад колокол, который некогда был установлен в аббатстве Валле-Круцис в Северном Уэльсе, а впоследствии перенесен в церковь местечка Грейт-Несс в Шропшире. В церкви соседней деревни Роквордайн сохранилось резное кресло, декорированное сценой из жизни королевы Маргариты, а именно тем знаменитым эпизодом войн Алой и Белой розы, когда Маргарита не устрашилась нападения разбойника. И наконец, в церкви ордена францисканцев-миноритов во французском Анже есть витраж, на котором Маргарита показана коленопреклоненной за молитвой, но это лишь выполненная в XVIII веке копия оригинала XV века.
Мать и бабушка Маргариты были сильными, одаренными женщинами, и Маргарита во многих отношениях их напоминала. Она была умна, смела и обладала немалой силой характера, которую проявляла еще в юности. Шарль, герцог Орлеанский, придерживался мнения, что «эта женщина превосходила всех прочих как своей красотой, так и острым умом и была наделена храбростью и стойкостью, которые пристали бы не только женщине, но и мужчине». Она была талантлива и отважна, однако также унаследовала гордыню и высокомерие своих предков и могла быть чрезмерно властной, безжалостной, деспотичной, вспыльчивой и импульсивной. Она отличалась раздражительностью, а ее перемены настроения часто сердили ее современников-мужчин, которые жаловались, что она то и дело меняет свое мнение, что она ненадежна и непостоянна, «как флюгер». Она могла проявлять мстительность, готовность немедля отплатить за малейшее пренебрежение или обиду, и потому с нею лучше было не шутить.
Родным языком Маргариты был французский, однако она быстро заговорила по-английски, с обычной своей энергией взявшись за эту задачу и вскоре изучив язык своей второй родины. Она была литературно образована и особенно любила сочинения Боккаччо, которые своим легкомыслием являли разительный контраст благочестивым богословским трактатам, составлявшим обычное чтение ее мужа.
Маргарита быстро сделалась доминирующим началом в их браке. Она обладала энергией, напором и решительностью, которых хватило бы на двоих, и Генрих принял ее опеку без всяких возражений; в конце концов, он с младенчества привык подчиняться людям с сильным характером, а Маргарита принадлежала к числу именно таких. Блэкмен говорит, что Генрих «соблюдал свои брачные обеты свято и нерушимо, даже в разлуке со своей леди», каковые разлуки «выдавались иногда очень долгими» по воле обстоятельств. А «когда они пребывали вместе, он неизменно обращался со своей леди благопристойно, с достоинством и степенною важностью, и никак иначе». Он был щедрым супругом и изо всех сил стремился сделать все, чтобы Маргарита ни в чем не нуждалась. Видимо, она прониклась к нему теплыми, искренними чувствами, а в письмах величала его «мой лорд, внушающий благоговейный трепет».
Во многих отношениях они не подходили друг другу: Маргарита почти во всем являла полную противоположность Генриху и, вероятно, считала, его готовность прощать врагов и противников слабостью. Инстинктивно она начала брать на себя его обязанности и бремя его ответственности, и он не противился, вполне удовлетворяясь тем, что кто-то избавляет его от необходимости проявлять инициативу. Тем не менее с самого начала они были искренне преданы друг другу и проводили вместе столько времени, сколько могли.
Физическая сторона брака не очень-то интересовала, по крайней мере Генриха, и в этом он опять-таки не исполнял свой королевский долг, ибо от монарха ожидали, что он обеспечит престолонаследие. Это его нежелание обзавестись наследником со временем рикошетом ударило по Маргарите, ведь в ту эпоху бесплодие в браке рассматривалось как неисполнение своего долга именно женой. Бесплодие королевы же равнялось национальной катастрофе, ибо рождение наследника играло решающую роль для обеспечения благополучия и стабильности в королевстве.
Заключение монаршего брака являло триумф Бофорта и Саффолка, однако англичане в целом не желали мира с Францией: англичане жаждали славных побед, новых завоеваний и посрамления своего старого врага. Юная Маргарита воплощала мир, который они считали позорным, и они невзлюбили ее за это. Впоследствии, когда этот мир обернется для Англии разгромом на поле брани и унижением, на нее будут возлагать ответственность за названные бедствия, сколь бы несправедливо ни звучали упреки в ее адрес. К тому же ее приверженность политике мира укрепила решимость Генриха проводить такой курс, невзирая даже на всеобщее недовольство.
А недовольство это росло. Позднее будут говорить, что со времени заключения брака король Генрих ни в чем не знал удачи. Глостер использовал любую возможность, чтобы выразить свое неодобрение, и, хотя поначалу он не испытывал враждебности к Маргарите лично, делал все, чтобы посеять недоверие к ней в умах людей. В результате его происков и прирожденной франкофобии англичан этот брак так и не обрел популярность. Глостер и многие другие чувствовали, что перемирие представляет для Англии угрозу, поскольку дает французам шанс перевооружиться и спланировать масштабное нападение на оставшиеся английские территории во Франции. Да и сделать это было не так уж трудно, ведь за годы перемирия английские войска во Франции в известном смысле привыкли к беспорядку, они не имели постоянно пребывающих с ними, энергичных и деятельных полководцев, а их боевой дух был подорван беззаконием и отсутствием дисциплины.
Кроме того, монарший брак еще более разобщил соперничающие придворные группировки. С самого начала Маргарита решительно стала на сторону партии Бофорта, полагая, что тем самым помогает мужу. Однако, желая поддержать конкретную группировку, она лишь усугубила раздоры при дворе и в непосредственном окружении монарха. Автоматически противопоставив себя Глостеру и Йорку, она таким образом, возможно в юношеском неведении, обрела врагов в лице их обоих.
По мнению герцога Орлеанского, «Англия никогда не видела королевы, более достойной трона, чем Маргарита Анжуйская. Казалось, само небо создало ее, дабы возместить ее супругу-монарху те качества, коих ему недоставало, чтобы стать великим королем». Миланский посланник с благоговейным трепетом писал о «величии королевы Английской». С самого начала Маргарита выказывала себя королевой до мозга костей, ибо обладала властностью и горделивой манерой. При дворе ее неукоснительно соблюдался строгий этикет. Герцогини и даже принцы крови обязаны были приближаться к королеве не иначе как на коленях, а мэр Ковентри однажды обнаружил, что, когда он состоял в почетном эскорте королевы, покидающей его город, ему вменили в обязанность носить церемониальный жезл, что до сих пор он делал только для короля.
Девизом Маргариты было «Смиренная и преданная», однако она также отличалась честолюбием и любила власть ради власти. Она использовала свой ранг и положение, чтобы обеспечить продвижение своих фаворитов, тем самым добиваясь постоянного господства придворной партии. Упрямая и неопытная, она не в силах была оценить тот ущерб, который причиняла собственной репутации. Во Франции и Италии, где она провела свои юные годы и сформировалась как личность, правление группировок считалось неизбежным злом, а в Англии оно вызывало безмерное негодование. К сожалению, Маргарита так и не научилась понимать предрассудки и страхи подданных своего супруга, а даже если бы и осознала их, то вряд ли придала бы им большое значение, полагая, что простонародью не пристало сомневаться в правильности решений, принимаемых власть имущими.
Ни одна английская королева со времен Изабеллы, Французской Волчицы, супруги Эдуарда II, то есть с начала XIV века, не осмеливалась хотя бы в малой степени вмешиваться в политику. Маргарита же с самого начала дала понять, что не будет довольствоваться пассивной ролью королевы-супруги и вечно пребывать в тени мужа. Она обладала острым умом и намеревалась дать ему обильную пищу, хотя правление считалось в ту пору прерогативой мужчин. Энергично выйдя на первый план и взяв на себя инициативу от лица короля, Маргарита подтвердила опасения тех, кто подозревал, что она предпочла бы, чтобы слабый и нерешительный Генрих всецело сосредоточился на своих молитвах и своих колледжах и школах, а она тем временем без помех занялась бы серьезными вещами, то есть стала бы править Англией от его имени.
Желание королевы участвовать в политической жизни вызвало сильное неодобрение во всех классах общества. Разумеется, эта перемена не произошла мгновенно, но совершалась исподволь. Чем глубже она осознавала, насколько неспособен Генрих управлять страной, тем более испытывала искушение занять его место. У нее совершенно точно достало бы самоуверенности это сделать. Однако до 1453 года, когда вся политическая ситуация радикально изменилась и предстала в новом свете, противники Маргариты, хотя и критиковали ее, не слишком беспокоились из-за ее растущего влияния, потому что она оставалась бездетной и не получила бы в случае смерти короля решительно никакой власти. По-видимому, она отдавала себе в этом отчет и до тех пор предпочитала действовать очень осторожно, осознавая всю ненадежность своего положения.
Маргарита энергично использовала финансовые преимущества своего положения. Несмотря на печальное состояние казны, она была окружена материальным комфортом, хотя и тратила на свои нужды сравнительно немного денег. Не теряя времени, она получила лицензию на экспорт шерсти и олова в любое время, когда ей заблагорассудится, обходя тем самым таможенные пошлины и строгие правила, установленные Складской торговой компанией Кале. Как свидетельствуют письма Пастонов, «она не жалеет сил, чтобы добиться своего и упрочить собственную власть». Впрочем, она попыталась не без некоторого успеха поддержать английскую торговлю шерстью, пригласив искусных ремесленников из Фландрии и из Лиона, а также попробовала завести в Англии шелкоткачество, для чего привозила иностранных ткачей, поощряла женщин, желавших заняться этим ремеслом, и сделалась покровительницей Сестринской общины шелкопрядильщиц, гильдии, обосновавшейся в лондонском районе Спиталфилдс